Павел Каныгин. «Это не выкуп, это твой взнос в нашу войну»
История похищения нашего специального корреспондента Павла Каныгина, рассказанная после освобождения им самим без эмоций и оценок
С коллегой Штефаном Шоллем из немецкого Zuidwest Press нас задержали вечером в пиццерии, где мы ужинали, отписавшись для наших газет по референдуму. Четверо мужчин подсели к нам за столик, и один из них заявил, что к материалам Штефана вопросов нет, а от меня они хотят объяснений.
- Почитали твои материалы. Что значит: «Такие бюллетени выглядят, как напечатанные на принтере»? - спросил один.
- Эта фраза: «почти не видно молодежи» - ложь, - сказал другой. - Все голосовали!
- Но я видел очень мало молодежи, - сказал я.
- Значит, ты не туда смотрел, - объяснили мне. - Зачем ты так сделал?
- Нет, он там и правильно написал - что сука-мэр нас реально кинул с помещениями, а мы все сами решили.
- Это да. Ладно, братан, ты пойми просто, что вы все, пресса эта - наше оружие. Без вас мы че? Просто ты пишешь мутно, братан, а надо проще, чтоб все поняли, что нас тут давят бендеры, а мы реально нормальные люди, не террористы, за правду стоим, короче.
- Вроде все как есть пишешь, а про молодежь - зачем эта информация?
- Ладно, мы просто поговорить хотели. Сейчас поехали с нами на площадь.
На главной площади Артемовска было шумно. Кто-то из активистов нашел в украинском издании lb.ua перепечатку моей заметки о пропавшем мэре Артемовска, в заголовок украинские коллеги вынесли «Сепаратисты похитили мэра». «Так он пишет для бендеров!», «Мы для тебя сепаратисты, сука?», «Засланная тварь!»
Люди окружили только меня, а коллегу Штефана Шолля не трогали. Пока меня еще не бросили в машину и не увезли на допрос - это будет чуть позже - Штефан пытался уговорить людей на какую-то «мировую». Но его не слушали. А в какой-то момент пригрозили: еще будет лезть, и его расстреляют прямо здесь же.
Хотя вооруженных ополченцев было немного. «Линчевать» пришли в основном простые жители. Но объяснять им что-то оказалось бесполезно - люди не хотели слушать.
Как от шпиона они требовали признаний, что я работаю на «Правый сектор», кто-то сказал, что надо получить от меня раскаяния и записать их на видео, а кто-то говорил, что я прямо сейчас должен публиковать опровержение.
С каждой минутой мои преступления становились все более фантастическими, а намерения людей в толпе все серьезней.
Объясниться мне не давали. Вокруг собралось, наверное, полсотни человек. Наконец люди на площади заговорили, что я работаю на СБУ, ЦРУ, США, а человек, забравший у меня пресс-карту, сказал, что я американец, который овладел русским языком и подделал удостоверение «Новой газеты». Кто-то схватил меня за рюкзак.
Я закрыл голову руками - удары посыпались с разных сторон, откуда можно было дотянуться, и я присел на землю. Били женщины и мужчины. Кто-то сказал, что это «месть за наших сыновей, которые гибнут под Славянском и Краматорском за свободу»; люди кричали, что их не слышат и «не слышали все эти годы». Кто-то ударил меня, сказав: «Какие мы террористы, сука ты!»
Толпу успокоил голос низкорослого крепыша лет 45. На каждом боку, как я увидел потом, у него висело по «калашникову» с укороченным стволом. Он сказал им: «Тихо все!» А того, кто продолжал меня пинать, рывком оттащил в сторону и бросил на землю. На пару секунд он тоже оказался на земле рядом со мной. Я просто увидел, как он вдруг упал в своих старых, еще зимних ботинках.
Крепыш говорил спокойно и негромко.
- Везем чмыря в Славянск, - сказал он. - Разберемся там в подвале СБУ.
В подвале СБУ на тот момент - да и сейчас - 14 пленных. В том числе пятеро украинских журналистов, и теперь выходило, что я должен был стать первым русским. Уже месяц как в самом здании СБУ находится штаб вооруженного ополчения, где заправляет Стрелок со своим помощником - «народным мэром» и комендантом Славянска Пономаревым.
- Стрелок разберется, - сказал крепыш.
В толпе крепыша все звали Башней или Леонидычем. Без эмоций, спокойно, он заломил мне руки и втолкнул в черную «Шевроле Эпика», приказал сидеть, не рыпаться и прижать голову к коленям. Сел рядом. На секунду я поднял голову и спросил:
- Что вы хотите?
Он не ответил, а только ударил локтем в челюсть - откололся зуб.
- Я же сказал не рыпаться, чмырь.
Через минуту на водительское сиденье сел другой человек и разрешил поднять голову. Представился Сергеем Валерьевичем. Это был человек лет 50, в очках, с редкими зачесанными назад волосами, в белой рубашке с галстуком и черном пиджаке.
- Павел, вы же должны понимать все. Скажите, зачем вы так пишите? - сказал он. - Вы же россиянин.
- Чмырь редкостный, - сказал крепыш. - Пробили его сейчас.
- Павел, мы же надеялись только на россиян, - снова подал голос человек на водительском месте.
- Валерич, все уже, едем в Славянск, - сказал крепыш.
- Леонидыч, не перебивай. Павел, я думаю, теперь вам понятно, что и почему с вами сейчас происходит.
- Поехали, Валерич.
- Я предлагаю сначала на Володарку, до утра там, потом, если доживет, в Славянск, - сказал Валерич крепышу. - Пусть там решают: хорошо бы пацанов за него получить.
- Да …* сейчас в лесу.
- Не надо так говорить, Леонидыч. Мы же цивилизованные люди, правда, Павел? - зачем-то сказал Валерич. - Мы так не будем.
На Володарке (поселок между Славянском и Артемовском) было что-то вроде штаба. Горели костры в бочках. В большой тентованной палатке - электрический свет. Вокруг палатки находилось несколько женщин и примерно двадцать молодых мужчин с автоматами и ружьями, некоторые были в масках. Меня вывели из машины и повели в палатку.
Башня приказал мне раздеться. Я уточнил, как именно.
- Снимай все. Все вещи на стол, - повторил Башня. - Шнурки тоже вынимай, ремень.
Другие ополченцы уже разбирали мою сумку и рюкзак. Меня посадили на скамейку, вокруг обступили люди. Боевик в маске потребовал сообщить пароль от телефона и ноутбука. Я отказался. Тогда Башня снова ударил меня локтем по лицу.
- Ты еще не понял, что ли? Пароль!
- Пусть напишет на бумажке, - сказал кто-то.
- Он не даст.
- Сука такая.
Я поднялся с земли. Ополченец без маски взял меня за запястье и сказал, что сейчас сломает палец, если я не продиктую пароль. Я продиктовал.
Открыв компьютер, первым делом, как я понял, они стали смотреть фотографии из альбома.
- Это ты где был, за границей? Какие-то башни, картины, - сказал боевик с ружьем. - Бензин там почем?
- В Италии евро шестьдесят.
- …птыть! А народ че, не бузит?
- Да че ты с ним говоришь, это гнида ЦРУшная.
- Сколько тебе платят? На кого работаешь?
- Работает на украинские издания, написал, тварь, что мы сепаратисты, мухлюем с референдумом.
- Написал, что херовые бюллетени, что мы их на принтере напечатали.
- Да нас тут убивают! Танками давят! Ты че думаешь, мы тут можем нормально печатать?! Ты же русский? С нами должен быть!
- А это че за фотки? Был на Майдане?
Боевики включили видео, которое я снимал в центре Киева еще в декабре. Все столпились перед экраном.
- Мужики, ясно все! Засланный!
- Значит, утром живым в Славянск. Пока свяжите и в багажник. Не бить, - сказал Башня. - Я устал и домой.
- Может, слегка упаковать?
- Я сказал. И еще. Вещи его чтобы в сохранности, ничего не брать.
Затем меня допрашивали еще около часа. Кто-то читал мои старые заметки. «А на хрен ты у Порошенко интервью брал? У Добкина бы взял!» «Тут про Крым. В Крыму был? Че там народ, доволен?» «Пишет, что все ликуют, салют, Россия!»
После отъезда Башни допрос стал менее строгим. У боевиков постоянно звонили телефоны. Звонили они кому-то и сами, сообщая, что «поймали хорошую добычу для обмена». Но после очередного звонка люди в палатке экстренно решили перевезти меня в другое место. Не стали даже связывать, не было времени и на багажник - только бросили на пол машины между сиденьями. Машина мчалась по плохой дороге и остановилась где-то посреди трассы. Здесь тоже горели костры в бочках, накиданы покрышки, толпились люди с автоматами, на обочине стоял человек в маске с гаишной регулировочной палкой.
Мой компьютер и документы с бумажником переходили из рук в руки. И здесь не было уже никого, кто допрашивал меня в той палатке. Машина, в которой меня везли, также умчалась.
Мои новые хозяева знали про меня совсем немного и особо не интересовались. Знали лишь, что «утром клиента надо доставить в СБУ в Славянске». Делать этого они совсем не хотели. Кто-то и вовсе предложил спрятать меня здесь и потребовать выкуп - называлась сумма 30 тысяч долларов.
- Так, а в Славянске его ведь ждать будут, - сказал кто-то из боевиков.
- Скажем, что завалили при попытке к бегству. Убежать пытался.
- А деньги ты как тогда получишь, фуфел?
- Кенты, че за терка пошла?
Я сказал, что деньги могут раздобыть в Москве, но необходимо хотя бы позвонить коллегам. Попросил телефон. Но посовещавшись, парни решили, что давать телефон мне в руки не стоит: «Опасный фраер, позвонит не туда». Через минуту возник новый план: похитители сказали, что заберут у меня все, что есть - вещи и деньги, - и отпустят. Но вытащив все из бумажника, похитители очень разозлились - там было тридцать девять тысяч рублей наличными. На карточки они не обратили внимания.
- А еще че есть? Че за котлы? Кольцо платиновое?
Часы показались им дешевыми - они и правда недорогие. Зато приглянулось обручальное «платиновое» кольцо. «Обычное золото уже не носите, зажрались?!» Что кольцо серебряное, я решил не говорить.
Дальше боевики спросили, есть ли у меня знакомые и коллеги в Артемовске, кто мог бы «докинуть бабоса». «Говорили про немца какого-то. Пусть готовит бабосы, если хочет жить».
По громкой связи с моего телефона мы позвонили Штефану. И он сказал, что у него есть 600 евро и 2 тыс. гривен, которые можно снять в банкомате. Почти тысяча долларов. Условились встретиться в четыре часа ночи у гостиницы.
- Только это не выкуп, это твой взнос в нашу войну, - сказал человек в маске, которого все звали Север.
- Если все нормально пойдет, уедешь утром в Донецк, - сказал мне боевик в маске, которого все звали Хан. - Скажешь еще спасибо, что не сдали в Славянск.
Я спросил, что было бы в Славянске.
- Ваши эфэсбэшники и чечены там. Говорить бы не стали. В лучшем случае будешь сидеть в подвале, ну а в худшем, сам понимаешь.
Ополченцы обрадовались, что в Артемовске можно получить еще денег, и даже немного расслабились. «На тридцатку ща в этом темпе и выйдем!» Меня усадили в новую машину, и на несколько минут я остался один с телефоном, который после разговора со Штефаном у меня забыли забрать. Я успел набрать несколько SMS для коллег.
В Артемовск к Штефану ехали втроем. Ополченец Хан был водителем и ехал с ружьем на переднем кресле. Север держал наготове ПМ и натянул маску. Было уже четыре тридцать, но Штефан не выходил. Север передернул затвор и сказал, что пойдем в гостиницу за ним, и приказал мне двигаться первым. Охранник лежал на диване в холле и, увидев меня, спросил, кто такой. «А, да, понятно», - сказал охранник, когда увидел Севера с оружием, и пошел обратно на диван.
Мы прошли в номер, но там никого не было, и мы вернулись на улицу. Север был уверен, что Штефан сбежал.
- Кинул тебя немец, - сказал боевик. - Конец тебе.
Я предположил, что Штефан ходит по всем банкоматам города и пытается набрать нужную сумму: в неспокойных городах рядом со Славянском банки ввели ограничение на снятие наличных - не более 200 гривен в сутки. Но на всякий случай предложил позвонить кому-нибудь еще в Донецк, где коллеги и знакомые, но Север отказался и сообщил, что если не будет денег, я останусь здесь или поеду в Славянск
- Сука немецкая, я так и знал, - сказал Север. - Им только дай кинуть русских.
- Он уже шестнадцать лет живет в России, - сказал я.
- А все равно гнилым остался. Соскочил.
Еще через пятнадцать минут мы увидели вдалеке Штефана, который спешил к нам. Побегав по Артемовску ночью, немец сумел раздобыть нужную сумму и не нарваться на неприятности.
- Вы его отпустите сейчас? - спросил Штефан.
- Он поедет со мной в Горловку, и там мы его передадим кому надо, они проверят - и до Донецка.
- Он будет в безопасности?
- Главное, чтоб хорошо себя вел.
И мы снова сели в машину. По дороге она влетела колесами в две крупные выбоины. Подъезжая к Горловке, Север сказал, что за каждую яму я должен заплатить еще по десять тысяч. Я сказал, что наличных у меня больше нет.
- Ну там у тебя карточки, давай посмотрим, че там, как. Слышь, всего по два Хабаровска, литые диски дороже стоят.
Север снова заглянул в бумажник: «…птыть, сколько этих карточек тут у тебя! Мы тут, сука, воюем, кровь льем, а вы, …, жируете там у себя!» Обнаружил Север и мои квитанции за проживание в одесском отеле на 500 гривен/ночь. «Ты за это бабло, урод, только три дня поспал, а у нас на них три недели живут!»
У Хана зазвонил телефон, впервые за все время, что они возили меня. Хан рассказывал, что со мной все в порядке, и они только везут меня в отель в Донецке.
На блокпосту ополченцев перед Горловкой была небольшая очередь из машин. Каждую досматривали с фонариком вооруженные люди. Но нашу машину смотреть не стали - Север показал пропуск, и мы заехали в город.
Хан предложил мне выпить минералки. Я отказался, и тогда Хан уже приказал, добавив: «Пей-пей, жить будешь, не отрава», - и засмеялся.
Мы остановились у банкомата, до которого меня проводил Север. Но и здесь была загвоздка с тем самым лимитом на выдачу. На карточке оставалось около ста тысяч рублей овердрафта, но снять его целиком было невозможно.
- Хотел тебе оставить деньжат на возвращение, но щас че-то обидно все выходит, - сказал Север.
Я спросил, собираются ли они меня отпускать, как обещали.
- Сдать бы тебя здесь нашим, - ответил Север. - Но ты уже бледный какой-то, на наркоте сидишь?
- Я устал.
- Щас отдохнешь. Ты расслабься уже, денег-то у тебя больше нет.
Север засмеялся. И меня повели сначала в машину Хана, а Север остался на улице. Очень скоро приехала новая машина, и Север сказал, что дальше поедем на ней, и помог мне выйти.
- Да не, он у нас в натуре наркоман, - смеялся Хан. - Его шатает.
Я помню, как меня сажают в машину и Север закуривает сигарету, а я закрываю глаза, и меня будит девушка, которая говорит, что надо продлять или выселяться из номера. На часах 11.45 утра, отель «Ливерпуль», Донецк. Я лежу в одежде на постели. Администратор рассказывает, что меня привезли люди на машине, я не был пьян, но был как лунатик и шел своими ногами.
Обувь без шнурков, джинсы без ремня, на столе лежит сим-карта, перерытая сумка валяется на полу.
___________________
* Нецензурный аналог глагола «грохнуть»
P.S. Штефан Шолль, отдав выкуп, также покинул Донецкую область и сейчас находится в России.
От редакции
«Новая газета» благодарит за помощь должностных лиц России и Украины, содействовавших освобождению Павла Каныгина, наших коллег, проявивших солидарность и сдержанность. И особенная благодарность Владимиру Лукину, Максиму Шевченко, Надежде Кеворковой, Сергею Пономареву (The New York Times), Илье Азару («Эхо Москвы»), Светлане Рейтер, Петру Шеламовскому («Фонтанка.ру») и, конечно, Штефану Шоллю.
http://www.novayagazeta.ru/politics/63567.html
С коллегой Штефаном Шоллем из немецкого Zuidwest Press нас задержали вечером в пиццерии, где мы ужинали, отписавшись для наших газет по референдуму. Четверо мужчин подсели к нам за столик, и один из них заявил, что к материалам Штефана вопросов нет, а от меня они хотят объяснений.
- Почитали твои материалы. Что значит: «Такие бюллетени выглядят, как напечатанные на принтере»? - спросил один.
- Эта фраза: «почти не видно молодежи» - ложь, - сказал другой. - Все голосовали!
- Но я видел очень мало молодежи, - сказал я.
- Значит, ты не туда смотрел, - объяснили мне. - Зачем ты так сделал?
- Нет, он там и правильно написал - что сука-мэр нас реально кинул с помещениями, а мы все сами решили.
- Это да. Ладно, братан, ты пойми просто, что вы все, пресса эта - наше оружие. Без вас мы че? Просто ты пишешь мутно, братан, а надо проще, чтоб все поняли, что нас тут давят бендеры, а мы реально нормальные люди, не террористы, за правду стоим, короче.
- Вроде все как есть пишешь, а про молодежь - зачем эта информация?
- Ладно, мы просто поговорить хотели. Сейчас поехали с нами на площадь.
На главной площади Артемовска было шумно. Кто-то из активистов нашел в украинском издании lb.ua перепечатку моей заметки о пропавшем мэре Артемовска, в заголовок украинские коллеги вынесли «Сепаратисты похитили мэра». «Так он пишет для бендеров!», «Мы для тебя сепаратисты, сука?», «Засланная тварь!»
Люди окружили только меня, а коллегу Штефана Шолля не трогали. Пока меня еще не бросили в машину и не увезли на допрос - это будет чуть позже - Штефан пытался уговорить людей на какую-то «мировую». Но его не слушали. А в какой-то момент пригрозили: еще будет лезть, и его расстреляют прямо здесь же.
Хотя вооруженных ополченцев было немного. «Линчевать» пришли в основном простые жители. Но объяснять им что-то оказалось бесполезно - люди не хотели слушать.
Как от шпиона они требовали признаний, что я работаю на «Правый сектор», кто-то сказал, что надо получить от меня раскаяния и записать их на видео, а кто-то говорил, что я прямо сейчас должен публиковать опровержение.
С каждой минутой мои преступления становились все более фантастическими, а намерения людей в толпе все серьезней.
Объясниться мне не давали. Вокруг собралось, наверное, полсотни человек. Наконец люди на площади заговорили, что я работаю на СБУ, ЦРУ, США, а человек, забравший у меня пресс-карту, сказал, что я американец, который овладел русским языком и подделал удостоверение «Новой газеты». Кто-то схватил меня за рюкзак.
Я закрыл голову руками - удары посыпались с разных сторон, откуда можно было дотянуться, и я присел на землю. Били женщины и мужчины. Кто-то сказал, что это «месть за наших сыновей, которые гибнут под Славянском и Краматорском за свободу»; люди кричали, что их не слышат и «не слышали все эти годы». Кто-то ударил меня, сказав: «Какие мы террористы, сука ты!»
Толпу успокоил голос низкорослого крепыша лет 45. На каждом боку, как я увидел потом, у него висело по «калашникову» с укороченным стволом. Он сказал им: «Тихо все!» А того, кто продолжал меня пинать, рывком оттащил в сторону и бросил на землю. На пару секунд он тоже оказался на земле рядом со мной. Я просто увидел, как он вдруг упал в своих старых, еще зимних ботинках.
Крепыш говорил спокойно и негромко.
- Везем чмыря в Славянск, - сказал он. - Разберемся там в подвале СБУ.
В подвале СБУ на тот момент - да и сейчас - 14 пленных. В том числе пятеро украинских журналистов, и теперь выходило, что я должен был стать первым русским. Уже месяц как в самом здании СБУ находится штаб вооруженного ополчения, где заправляет Стрелок со своим помощником - «народным мэром» и комендантом Славянска Пономаревым.
- Стрелок разберется, - сказал крепыш.
В толпе крепыша все звали Башней или Леонидычем. Без эмоций, спокойно, он заломил мне руки и втолкнул в черную «Шевроле Эпика», приказал сидеть, не рыпаться и прижать голову к коленям. Сел рядом. На секунду я поднял голову и спросил:
- Что вы хотите?
Он не ответил, а только ударил локтем в челюсть - откололся зуб.
- Я же сказал не рыпаться, чмырь.
Через минуту на водительское сиденье сел другой человек и разрешил поднять голову. Представился Сергеем Валерьевичем. Это был человек лет 50, в очках, с редкими зачесанными назад волосами, в белой рубашке с галстуком и черном пиджаке.
- Павел, вы же должны понимать все. Скажите, зачем вы так пишите? - сказал он. - Вы же россиянин.
- Чмырь редкостный, - сказал крепыш. - Пробили его сейчас.
- Павел, мы же надеялись только на россиян, - снова подал голос человек на водительском месте.
- Валерич, все уже, едем в Славянск, - сказал крепыш.
- Леонидыч, не перебивай. Павел, я думаю, теперь вам понятно, что и почему с вами сейчас происходит.
- Поехали, Валерич.
- Я предлагаю сначала на Володарку, до утра там, потом, если доживет, в Славянск, - сказал Валерич крепышу. - Пусть там решают: хорошо бы пацанов за него получить.
- Да …* сейчас в лесу.
- Не надо так говорить, Леонидыч. Мы же цивилизованные люди, правда, Павел? - зачем-то сказал Валерич. - Мы так не будем.
На Володарке (поселок между Славянском и Артемовском) было что-то вроде штаба. Горели костры в бочках. В большой тентованной палатке - электрический свет. Вокруг палатки находилось несколько женщин и примерно двадцать молодых мужчин с автоматами и ружьями, некоторые были в масках. Меня вывели из машины и повели в палатку.
Башня приказал мне раздеться. Я уточнил, как именно.
- Снимай все. Все вещи на стол, - повторил Башня. - Шнурки тоже вынимай, ремень.
Другие ополченцы уже разбирали мою сумку и рюкзак. Меня посадили на скамейку, вокруг обступили люди. Боевик в маске потребовал сообщить пароль от телефона и ноутбука. Я отказался. Тогда Башня снова ударил меня локтем по лицу.
- Ты еще не понял, что ли? Пароль!
- Пусть напишет на бумажке, - сказал кто-то.
- Он не даст.
- Сука такая.
Я поднялся с земли. Ополченец без маски взял меня за запястье и сказал, что сейчас сломает палец, если я не продиктую пароль. Я продиктовал.
Открыв компьютер, первым делом, как я понял, они стали смотреть фотографии из альбома.
- Это ты где был, за границей? Какие-то башни, картины, - сказал боевик с ружьем. - Бензин там почем?
- В Италии евро шестьдесят.
- …птыть! А народ че, не бузит?
- Да че ты с ним говоришь, это гнида ЦРУшная.
- Сколько тебе платят? На кого работаешь?
- Работает на украинские издания, написал, тварь, что мы сепаратисты, мухлюем с референдумом.
- Написал, что херовые бюллетени, что мы их на принтере напечатали.
- Да нас тут убивают! Танками давят! Ты че думаешь, мы тут можем нормально печатать?! Ты же русский? С нами должен быть!
- А это че за фотки? Был на Майдане?
Боевики включили видео, которое я снимал в центре Киева еще в декабре. Все столпились перед экраном.
- Мужики, ясно все! Засланный!
- Значит, утром живым в Славянск. Пока свяжите и в багажник. Не бить, - сказал Башня. - Я устал и домой.
- Может, слегка упаковать?
- Я сказал. И еще. Вещи его чтобы в сохранности, ничего не брать.
Затем меня допрашивали еще около часа. Кто-то читал мои старые заметки. «А на хрен ты у Порошенко интервью брал? У Добкина бы взял!» «Тут про Крым. В Крыму был? Че там народ, доволен?» «Пишет, что все ликуют, салют, Россия!»
После отъезда Башни допрос стал менее строгим. У боевиков постоянно звонили телефоны. Звонили они кому-то и сами, сообщая, что «поймали хорошую добычу для обмена». Но после очередного звонка люди в палатке экстренно решили перевезти меня в другое место. Не стали даже связывать, не было времени и на багажник - только бросили на пол машины между сиденьями. Машина мчалась по плохой дороге и остановилась где-то посреди трассы. Здесь тоже горели костры в бочках, накиданы покрышки, толпились люди с автоматами, на обочине стоял человек в маске с гаишной регулировочной палкой.
Мой компьютер и документы с бумажником переходили из рук в руки. И здесь не было уже никого, кто допрашивал меня в той палатке. Машина, в которой меня везли, также умчалась.
Мои новые хозяева знали про меня совсем немного и особо не интересовались. Знали лишь, что «утром клиента надо доставить в СБУ в Славянске». Делать этого они совсем не хотели. Кто-то и вовсе предложил спрятать меня здесь и потребовать выкуп - называлась сумма 30 тысяч долларов.
- Так, а в Славянске его ведь ждать будут, - сказал кто-то из боевиков.
- Скажем, что завалили при попытке к бегству. Убежать пытался.
- А деньги ты как тогда получишь, фуфел?
- Кенты, че за терка пошла?
Я сказал, что деньги могут раздобыть в Москве, но необходимо хотя бы позвонить коллегам. Попросил телефон. Но посовещавшись, парни решили, что давать телефон мне в руки не стоит: «Опасный фраер, позвонит не туда». Через минуту возник новый план: похитители сказали, что заберут у меня все, что есть - вещи и деньги, - и отпустят. Но вытащив все из бумажника, похитители очень разозлились - там было тридцать девять тысяч рублей наличными. На карточки они не обратили внимания.
- А еще че есть? Че за котлы? Кольцо платиновое?
Часы показались им дешевыми - они и правда недорогие. Зато приглянулось обручальное «платиновое» кольцо. «Обычное золото уже не носите, зажрались?!» Что кольцо серебряное, я решил не говорить.
Дальше боевики спросили, есть ли у меня знакомые и коллеги в Артемовске, кто мог бы «докинуть бабоса». «Говорили про немца какого-то. Пусть готовит бабосы, если хочет жить».
По громкой связи с моего телефона мы позвонили Штефану. И он сказал, что у него есть 600 евро и 2 тыс. гривен, которые можно снять в банкомате. Почти тысяча долларов. Условились встретиться в четыре часа ночи у гостиницы.
- Только это не выкуп, это твой взнос в нашу войну, - сказал человек в маске, которого все звали Север.
- Если все нормально пойдет, уедешь утром в Донецк, - сказал мне боевик в маске, которого все звали Хан. - Скажешь еще спасибо, что не сдали в Славянск.
Я спросил, что было бы в Славянске.
- Ваши эфэсбэшники и чечены там. Говорить бы не стали. В лучшем случае будешь сидеть в подвале, ну а в худшем, сам понимаешь.
Ополченцы обрадовались, что в Артемовске можно получить еще денег, и даже немного расслабились. «На тридцатку ща в этом темпе и выйдем!» Меня усадили в новую машину, и на несколько минут я остался один с телефоном, который после разговора со Штефаном у меня забыли забрать. Я успел набрать несколько SMS для коллег.
В Артемовск к Штефану ехали втроем. Ополченец Хан был водителем и ехал с ружьем на переднем кресле. Север держал наготове ПМ и натянул маску. Было уже четыре тридцать, но Штефан не выходил. Север передернул затвор и сказал, что пойдем в гостиницу за ним, и приказал мне двигаться первым. Охранник лежал на диване в холле и, увидев меня, спросил, кто такой. «А, да, понятно», - сказал охранник, когда увидел Севера с оружием, и пошел обратно на диван.
Мы прошли в номер, но там никого не было, и мы вернулись на улицу. Север был уверен, что Штефан сбежал.
- Кинул тебя немец, - сказал боевик. - Конец тебе.
Я предположил, что Штефан ходит по всем банкоматам города и пытается набрать нужную сумму: в неспокойных городах рядом со Славянском банки ввели ограничение на снятие наличных - не более 200 гривен в сутки. Но на всякий случай предложил позвонить кому-нибудь еще в Донецк, где коллеги и знакомые, но Север отказался и сообщил, что если не будет денег, я останусь здесь или поеду в Славянск
- Сука немецкая, я так и знал, - сказал Север. - Им только дай кинуть русских.
- Он уже шестнадцать лет живет в России, - сказал я.
- А все равно гнилым остался. Соскочил.
Еще через пятнадцать минут мы увидели вдалеке Штефана, который спешил к нам. Побегав по Артемовску ночью, немец сумел раздобыть нужную сумму и не нарваться на неприятности.
- Вы его отпустите сейчас? - спросил Штефан.
- Он поедет со мной в Горловку, и там мы его передадим кому надо, они проверят - и до Донецка.
- Он будет в безопасности?
- Главное, чтоб хорошо себя вел.
И мы снова сели в машину. По дороге она влетела колесами в две крупные выбоины. Подъезжая к Горловке, Север сказал, что за каждую яму я должен заплатить еще по десять тысяч. Я сказал, что наличных у меня больше нет.
- Ну там у тебя карточки, давай посмотрим, че там, как. Слышь, всего по два Хабаровска, литые диски дороже стоят.
Север снова заглянул в бумажник: «…птыть, сколько этих карточек тут у тебя! Мы тут, сука, воюем, кровь льем, а вы, …, жируете там у себя!» Обнаружил Север и мои квитанции за проживание в одесском отеле на 500 гривен/ночь. «Ты за это бабло, урод, только три дня поспал, а у нас на них три недели живут!»
У Хана зазвонил телефон, впервые за все время, что они возили меня. Хан рассказывал, что со мной все в порядке, и они только везут меня в отель в Донецке.
На блокпосту ополченцев перед Горловкой была небольшая очередь из машин. Каждую досматривали с фонариком вооруженные люди. Но нашу машину смотреть не стали - Север показал пропуск, и мы заехали в город.
Хан предложил мне выпить минералки. Я отказался, и тогда Хан уже приказал, добавив: «Пей-пей, жить будешь, не отрава», - и засмеялся.
Мы остановились у банкомата, до которого меня проводил Север. Но и здесь была загвоздка с тем самым лимитом на выдачу. На карточке оставалось около ста тысяч рублей овердрафта, но снять его целиком было невозможно.
- Хотел тебе оставить деньжат на возвращение, но щас че-то обидно все выходит, - сказал Север.
Я спросил, собираются ли они меня отпускать, как обещали.
- Сдать бы тебя здесь нашим, - ответил Север. - Но ты уже бледный какой-то, на наркоте сидишь?
- Я устал.
- Щас отдохнешь. Ты расслабься уже, денег-то у тебя больше нет.
Север засмеялся. И меня повели сначала в машину Хана, а Север остался на улице. Очень скоро приехала новая машина, и Север сказал, что дальше поедем на ней, и помог мне выйти.
- Да не, он у нас в натуре наркоман, - смеялся Хан. - Его шатает.
Я помню, как меня сажают в машину и Север закуривает сигарету, а я закрываю глаза, и меня будит девушка, которая говорит, что надо продлять или выселяться из номера. На часах 11.45 утра, отель «Ливерпуль», Донецк. Я лежу в одежде на постели. Администратор рассказывает, что меня привезли люди на машине, я не был пьян, но был как лунатик и шел своими ногами.
Обувь без шнурков, джинсы без ремня, на столе лежит сим-карта, перерытая сумка валяется на полу.
___________________
* Нецензурный аналог глагола «грохнуть»
P.S. Штефан Шолль, отдав выкуп, также покинул Донецкую область и сейчас находится в России.
От редакции
«Новая газета» благодарит за помощь должностных лиц России и Украины, содействовавших освобождению Павла Каныгина, наших коллег, проявивших солидарность и сдержанность. И особенная благодарность Владимиру Лукину, Максиму Шевченко, Надежде Кеворковой, Сергею Пономареву (The New York Times), Илье Азару («Эхо Москвы»), Светлане Рейтер, Петру Шеламовскому («Фонтанка.ру») и, конечно, Штефану Шоллю.
http://www.novayagazeta.ru/politics/63567.html