Арестовать за «контрреволюционную агитацию»
Оригинал взят у langohrigel в Арестовать за «контрреволюционную агитацию»
Оригинал взят у d_v_sokolov в Арестовать за «контрреволюционную агитацию»
Запись в значительной мере перекликается с одной из моих предыдущих записей, " Газетные давности", в которой я делился впечатлениями от ознакомления с подшивкой газеты "Слава Севастополя" (главной севастопольской городской газеты) за 1992 г. Накануне Пасхи, т.е. две недели назад - я продолжил ознакомление, и выявил массу любопытного материала. Как в плане публикаций на тему красного террора в Крыму, так в вопросах освещения репрессий последующих лет. Достаточно много писалось об арестах в годы "ежовщины" флотских чинов (оказывается, даже устраивалась на эту тему особая выставка), шли перепечатки на тему ГУЛАГа и сталинского террора из центральной печати. Но не забывали разрабатывать и местную тему. Наглядная иллюстрация - приведенное ниже интервью с одним из живших тогда в Севастополе бывших репрессированных. В значительной мере - это еще и срез мнения той поры. Как и другие подобные материалы в моем журнале, данное интервью публикуется в информационно-просветительских целях. Ирония и злобствования поклонников Кобы и прочих краснознаменных не принимаются и отвергаются ввиду перманентной ущербности этой разновидности "критиков", кои, в силу своего людоедства и чикатильства готовы оправдывать любое подонство.
__
Арестовать за «контрреволюционную агитацию»
Не узнав прошлого, не придем к нормальному будущему. Но лавина информации с 1985 года, похоже, набила кое-кому оскомину, и все неприятное, неудобное, некрасивое стало «чернухой». Одни лепят этот ярлык к порнографии, другие - к истории отечественных концлагерей. Устали, в общем. Да, Солженицын, Шаламов, Гинзбург, Чуковская, Рой Медведев и другие сделали свое дело - где-то там, вдали. Но живут репрессированные и в Севастополе.
Представляем одного из семи бывших политзаключенных 30-х годов, живущих (пока еще!) в городе. Этот незаурядный человек, настоящий гражданин, написал воспоминания. Пока с ними знакомы немногие, но, кто знает, может быть появятся они на книжных прилавках, потеснят Анжелику и Чейза… Итак, рассказывает А.Д. Грыза, бывший узник ГУЛАГа.
- Александр Дмитриевич, вы были членом компартии?
- Нет. Считаю себя членом другой партии - жертв ленинско-сталинских лагерей.
- Расскажите немного о себе до ареста.
- Я украинец, уроженец Одесской области, мне 76 лет. Рано потерял родителей, до 16 лет воспитывался в одесском приюте, затем работал переплетчиком, по вечерам учился. В 1933 году стал мастером по гражданскому строительству и судостроению. Работал в Краматорске, Орджоникидзе, строил литейные цеха.
- Ваш арест был случаен или предопределен?
- Я всегда ненавидел насилие и несправедливость, таким меня воспитала Родина, ставшая отцом-матерью. Например, с болью в сердце смотрел, как в начале 30-х взорвали знаменитый Спасо-Преображенский собор в Одессе, частицу души города. Там покоился прах многих выдающихся людей, графа Воронцова, например. Там венчалась Анна Горенко, впоследствии великая Анна Ахматова. Я видел горы умерших от голода украинских хлеборобов, у которых все до зернышка вычистили для поставок за границу. Постепенно стал понимать, что твориться что-то дикое.
- Стал ли ваш образ мыслей образом действия?
- Я публично высказывался, что у нас не социализм. Будучи активным комсомольцем, не раз призывал на собраниях разобраться, понять: почему свернут НЭП, накормивший людей? Почему уничтожают церкви и памятники старины? Почему одни жируют, а другие мрут с голоду? Тогда я пришел к убеждению, что страной правят казнокрады и убийцы, а ВКП (б) - преступная организация.
- Люди с обостренным критическим восприятием действительности, как правило, попадали под молох террора…
- Не миновал он и меня. 15 декабря 1937 года я был арестован. Мне инкриминировали членство в греческой (!) национал - контрреволюционной организации с центром в Ростове. Пытками, издевательствами стали выколачивать признание. Попал в Луганскую тюрьму, к следователю капитану Рауде и другим палачам. Здесь увидел, почему несчастные, невиновные люди признавались в ужасных, невероятных преступлениях: они оговаривали себя и других, чтобы избежать нечеловеческих пыток. Тех, кто признавался в групповых акциях, расстреливали без суда в балке за тюрьмой. Своим мучителям я заявил: «Бороться за социализм не преступление, социализм - это общество без стукачей и провокаторов, это высокий уровень жизни для всех, а не для избранной верхушки. У нас наоборот, все реформы перечеркнуты, страны Запада взяли у нас лучшее и строят свой социализм».
Следователь ушам своим не верил, что такое мог говорить 24-летний парень.
Палачи выбивали зубы, ломали ребра, отбивали почки, печень, применяли «дыбу», не говоря об изощренных унижениях и издевательствах, ведь мы были беззащитны перед этими чудовищами с партбилетами в кармане. И 16 января особое совещание НКВД (заочно, без суда) приговорило меня к 10 годам без права переписки (что означало верную смерть) за «контрреволюционную агитацию», ст.54 (украинский аналог союзной ст.58)
- Многие авторы уже описали механизм дознания «по Вышинскому»…
- Каждому, кто прошел через эту мясорубку, есть что добавить. Похвалялись и работники органов. Так, некие А.Козырев и В.Федоров, будучи в доме отдыха, рассказывали например, что человек, посаженный в ведро с голодной крысой, давал показания «на мать родную, Иисуса и Аллаха». Вообще о пытках того времени можно писать целые тома.
- Чего, по-вашему, добивалась правящая верхушка, развернувшая террор в таком масштабе?
- Была создана система нового рабства, лицемерно именуемого социализмом и террор был опорой в этой необъятной казарме. Хотелось кричать на всю вселенную: «Господи, за что ты послал на нас красную чуму, истребляющую ни в чем не повинных людей?!»
- Какова была ваша дальнейшая судьба?
- В январе 1938 года был этапирован на Северный Урал в Сальский лагпункт №1 особого Ивдельлага на берегу реки Сосьвы. Нас поселили к уголовникам, официально именующимся «социально близкими», «друзьями народа» в противовес нам, «врагам». Из них была вся обслуга, охрана, им доверяли оружие, всячески поощряли издевательства над политическими, вплоть до убийства. В 30-градусные морозы мы рыли землю на строительстве железной дороги. Кормили тухлой рыбой, баландой из сухого виноградного листа. Перед разводом на плацу каждое утро патефон играл «Широка страна моя родная», но вместо «лесов, полей и рек» мы пели «тюрем и лагерей». Заключенные мерли, как мухи. В 1939 году случился сильный таежный пожар, многие сгорели. За Уральским хребтом, на северо-востоке вся местность в кладбищах. От Самы до Ивделя там были особые лагпункты особого Ивдельлага. До последнего времени от именовался учреждением МВД СССР №240.
- Во что вы верили там, где верить было не во что?
- Судьба свела меня с прекрасными людьми. Никакой контрреволюционной агитации от них никогда не слышал. Все мы верили - мертвых или живых, но история нас оправдает, потому что правду не убить. И знали, что обречены на медленную смерть. Она была кругом.
- Сколько длился этот ад?
- То, что я остался жив, считаю чудом, как и мое освобождение. Видно, сработала одна из моих жалоб, которые я тайно, по разным каналам, сумел передать из лагеря. 26 марта 1940 года в лагерь пришло постановление ОСО об освобождении в связи с прекращением дела и отменой приговора за отсутствием состава преступления. Такое было невероятной редкостью. Но освободили только в конце июля.
- Что ждало вас по возвращении?
- Паспорт серии «ВН» (враг народа) и травля по всем инстанциям. Из Енакиева, куда я вернулся, меня выселили, сказав, что если стану добиваться возврата разграбленного НКВД имущества, снова попаду в лагерь. Друзья помогли устроиться в Керчи на судоверфь. 27 июня стал проситься на фронт, получил отказ: к немцам захотел перебежать? Заплакал я тогда и ушел. Потом была бомбардировка города, меня ранило, контузило. На правый глаз полностью ослеп, оглох на правое ухо, перебита рука.
С конца 1941 года работал на Каспии. Выступил против бесчинств директора верфи, он подставил меня под НКВД, тогда это было несложно, тем более с «врагом народа». Но свидетельства рабочих были в мою пользу, и упрятать меня в лагерь не удалось. Но в 1944 году, когда я вновь работал в Керчи, они до меня дотянулись, сфабриковали задним числом дело, и без следствия и защиты суд за пять минут приговорил меня к 10 годам «за растрату». Этапировали в ашхабадскую промколонию, но я объявил голодовку, и на седьмой день меня посетил представитель Верховного Суда Туркмении. Разобрались, справедливость восторжествовала, меня освободили. Но семь месяцев я уже отсидел.
- То есть гонения продолжались, несмотря на невиновность?
- Я называю это самым настоящим продолжением репрессий, к НКВД стоило попасть только раз, и ты становился объектом постоянного террора. Работал я в 1946 году в райисполкоме Керчи - выжили, не можем держать на советской работе судимого по такой статье, а то, что был невиновен, их не интересовало. Так же вышвырнули с работы в Александровке на Южном Буге в 1949 году. Поселился было в Алуште, так стали принуждать за государственный счет отремонтировать частный дом следователя Перевозчикова, я отказался. Моментально было сфабриковано дело, дали мне пять лет. Спасибо, вмешался первый секретарь горкома Пятак, приговор отменил Верховный Суд УССР, моих гонителей сняли с работы.
- Изменилось ли что-то для вас после 1956 года?
- Да, курс, взятый тогда Хрущевым, в какой-то степени изменил отношение к репрессированным со стороны партийно-хозяйственной элиты, заметно рассеялась атмосфера подозрительности, недоверия, порвалась цепь гонений. И все же 50 лет, вплоть до 1988 года, когда я получил справку о реабилитации, клеймо «врага народа» работало против меня и моих товарищей по несчастью. Сталинисты с партбилетами в кармане опустошили и искалечили мою жизнь, лишили уважения общества, а ведь мой трудовой стаж больше 45 лет. В Одессе не побоялись и в 1978 наградили медалью «Ветеран труда». Так что украдено у меня не только около трех лет, что провел в заключении, а все 50.
- Александр Дмитриевич, за спиной целая жизнь, заключение, два инсульта, другие болезни. Какие чувства вы сейчас испытываете?
- Тяжело было, но я не сломился. Горячо люблю Родину, наш народ, верю в торжество справедливости и поныне. Горячо поддерживаю политические и экономические реформы, благодарен всем - от Сахарова и Солженицына до Горбачева и Ельцина, они разбудили народ, и пусть через родовые муки, но мы придем к настоящей социалистической справедливости. И я не сторонник репрессий над палачами нашего народа, не желаю им того, что пережили мы в тюрьмах и лагерях. Пусть доживают свои годы один на один со своей совестью.
Беседу вел А.Федоренко
Опубликовано: «Слава Севастополя», №56 (18767), 3 апреля 1992 г. - с.2
Оригинал взят у d_v_sokolov в Арестовать за «контрреволюционную агитацию»
Запись в значительной мере перекликается с одной из моих предыдущих записей, " Газетные давности", в которой я делился впечатлениями от ознакомления с подшивкой газеты "Слава Севастополя" (главной севастопольской городской газеты) за 1992 г. Накануне Пасхи, т.е. две недели назад - я продолжил ознакомление, и выявил массу любопытного материала. Как в плане публикаций на тему красного террора в Крыму, так в вопросах освещения репрессий последующих лет. Достаточно много писалось об арестах в годы "ежовщины" флотских чинов (оказывается, даже устраивалась на эту тему особая выставка), шли перепечатки на тему ГУЛАГа и сталинского террора из центральной печати. Но не забывали разрабатывать и местную тему. Наглядная иллюстрация - приведенное ниже интервью с одним из живших тогда в Севастополе бывших репрессированных. В значительной мере - это еще и срез мнения той поры. Как и другие подобные материалы в моем журнале, данное интервью публикуется в информационно-просветительских целях. Ирония и злобствования поклонников Кобы и прочих краснознаменных не принимаются и отвергаются ввиду перманентной ущербности этой разновидности "критиков", кои, в силу своего людоедства и чикатильства готовы оправдывать любое подонство.
__
Арестовать за «контрреволюционную агитацию»
Не узнав прошлого, не придем к нормальному будущему. Но лавина информации с 1985 года, похоже, набила кое-кому оскомину, и все неприятное, неудобное, некрасивое стало «чернухой». Одни лепят этот ярлык к порнографии, другие - к истории отечественных концлагерей. Устали, в общем. Да, Солженицын, Шаламов, Гинзбург, Чуковская, Рой Медведев и другие сделали свое дело - где-то там, вдали. Но живут репрессированные и в Севастополе.
Представляем одного из семи бывших политзаключенных 30-х годов, живущих (пока еще!) в городе. Этот незаурядный человек, настоящий гражданин, написал воспоминания. Пока с ними знакомы немногие, но, кто знает, может быть появятся они на книжных прилавках, потеснят Анжелику и Чейза… Итак, рассказывает А.Д. Грыза, бывший узник ГУЛАГа.
- Александр Дмитриевич, вы были членом компартии?
- Нет. Считаю себя членом другой партии - жертв ленинско-сталинских лагерей.
- Расскажите немного о себе до ареста.
- Я украинец, уроженец Одесской области, мне 76 лет. Рано потерял родителей, до 16 лет воспитывался в одесском приюте, затем работал переплетчиком, по вечерам учился. В 1933 году стал мастером по гражданскому строительству и судостроению. Работал в Краматорске, Орджоникидзе, строил литейные цеха.
- Ваш арест был случаен или предопределен?
- Я всегда ненавидел насилие и несправедливость, таким меня воспитала Родина, ставшая отцом-матерью. Например, с болью в сердце смотрел, как в начале 30-х взорвали знаменитый Спасо-Преображенский собор в Одессе, частицу души города. Там покоился прах многих выдающихся людей, графа Воронцова, например. Там венчалась Анна Горенко, впоследствии великая Анна Ахматова. Я видел горы умерших от голода украинских хлеборобов, у которых все до зернышка вычистили для поставок за границу. Постепенно стал понимать, что твориться что-то дикое.
- Стал ли ваш образ мыслей образом действия?
- Я публично высказывался, что у нас не социализм. Будучи активным комсомольцем, не раз призывал на собраниях разобраться, понять: почему свернут НЭП, накормивший людей? Почему уничтожают церкви и памятники старины? Почему одни жируют, а другие мрут с голоду? Тогда я пришел к убеждению, что страной правят казнокрады и убийцы, а ВКП (б) - преступная организация.
- Люди с обостренным критическим восприятием действительности, как правило, попадали под молох террора…
- Не миновал он и меня. 15 декабря 1937 года я был арестован. Мне инкриминировали членство в греческой (!) национал - контрреволюционной организации с центром в Ростове. Пытками, издевательствами стали выколачивать признание. Попал в Луганскую тюрьму, к следователю капитану Рауде и другим палачам. Здесь увидел, почему несчастные, невиновные люди признавались в ужасных, невероятных преступлениях: они оговаривали себя и других, чтобы избежать нечеловеческих пыток. Тех, кто признавался в групповых акциях, расстреливали без суда в балке за тюрьмой. Своим мучителям я заявил: «Бороться за социализм не преступление, социализм - это общество без стукачей и провокаторов, это высокий уровень жизни для всех, а не для избранной верхушки. У нас наоборот, все реформы перечеркнуты, страны Запада взяли у нас лучшее и строят свой социализм».
Следователь ушам своим не верил, что такое мог говорить 24-летний парень.
Палачи выбивали зубы, ломали ребра, отбивали почки, печень, применяли «дыбу», не говоря об изощренных унижениях и издевательствах, ведь мы были беззащитны перед этими чудовищами с партбилетами в кармане. И 16 января особое совещание НКВД (заочно, без суда) приговорило меня к 10 годам без права переписки (что означало верную смерть) за «контрреволюционную агитацию», ст.54 (украинский аналог союзной ст.58)
- Многие авторы уже описали механизм дознания «по Вышинскому»…
- Каждому, кто прошел через эту мясорубку, есть что добавить. Похвалялись и работники органов. Так, некие А.Козырев и В.Федоров, будучи в доме отдыха, рассказывали например, что человек, посаженный в ведро с голодной крысой, давал показания «на мать родную, Иисуса и Аллаха». Вообще о пытках того времени можно писать целые тома.
- Чего, по-вашему, добивалась правящая верхушка, развернувшая террор в таком масштабе?
- Была создана система нового рабства, лицемерно именуемого социализмом и террор был опорой в этой необъятной казарме. Хотелось кричать на всю вселенную: «Господи, за что ты послал на нас красную чуму, истребляющую ни в чем не повинных людей?!»
- Какова была ваша дальнейшая судьба?
- В январе 1938 года был этапирован на Северный Урал в Сальский лагпункт №1 особого Ивдельлага на берегу реки Сосьвы. Нас поселили к уголовникам, официально именующимся «социально близкими», «друзьями народа» в противовес нам, «врагам». Из них была вся обслуга, охрана, им доверяли оружие, всячески поощряли издевательства над политическими, вплоть до убийства. В 30-градусные морозы мы рыли землю на строительстве железной дороги. Кормили тухлой рыбой, баландой из сухого виноградного листа. Перед разводом на плацу каждое утро патефон играл «Широка страна моя родная», но вместо «лесов, полей и рек» мы пели «тюрем и лагерей». Заключенные мерли, как мухи. В 1939 году случился сильный таежный пожар, многие сгорели. За Уральским хребтом, на северо-востоке вся местность в кладбищах. От Самы до Ивделя там были особые лагпункты особого Ивдельлага. До последнего времени от именовался учреждением МВД СССР №240.
- Во что вы верили там, где верить было не во что?
- Судьба свела меня с прекрасными людьми. Никакой контрреволюционной агитации от них никогда не слышал. Все мы верили - мертвых или живых, но история нас оправдает, потому что правду не убить. И знали, что обречены на медленную смерть. Она была кругом.
- Сколько длился этот ад?
- То, что я остался жив, считаю чудом, как и мое освобождение. Видно, сработала одна из моих жалоб, которые я тайно, по разным каналам, сумел передать из лагеря. 26 марта 1940 года в лагерь пришло постановление ОСО об освобождении в связи с прекращением дела и отменой приговора за отсутствием состава преступления. Такое было невероятной редкостью. Но освободили только в конце июля.
- Что ждало вас по возвращении?
- Паспорт серии «ВН» (враг народа) и травля по всем инстанциям. Из Енакиева, куда я вернулся, меня выселили, сказав, что если стану добиваться возврата разграбленного НКВД имущества, снова попаду в лагерь. Друзья помогли устроиться в Керчи на судоверфь. 27 июня стал проситься на фронт, получил отказ: к немцам захотел перебежать? Заплакал я тогда и ушел. Потом была бомбардировка города, меня ранило, контузило. На правый глаз полностью ослеп, оглох на правое ухо, перебита рука.
С конца 1941 года работал на Каспии. Выступил против бесчинств директора верфи, он подставил меня под НКВД, тогда это было несложно, тем более с «врагом народа». Но свидетельства рабочих были в мою пользу, и упрятать меня в лагерь не удалось. Но в 1944 году, когда я вновь работал в Керчи, они до меня дотянулись, сфабриковали задним числом дело, и без следствия и защиты суд за пять минут приговорил меня к 10 годам «за растрату». Этапировали в ашхабадскую промколонию, но я объявил голодовку, и на седьмой день меня посетил представитель Верховного Суда Туркмении. Разобрались, справедливость восторжествовала, меня освободили. Но семь месяцев я уже отсидел.
- То есть гонения продолжались, несмотря на невиновность?
- Я называю это самым настоящим продолжением репрессий, к НКВД стоило попасть только раз, и ты становился объектом постоянного террора. Работал я в 1946 году в райисполкоме Керчи - выжили, не можем держать на советской работе судимого по такой статье, а то, что был невиновен, их не интересовало. Так же вышвырнули с работы в Александровке на Южном Буге в 1949 году. Поселился было в Алуште, так стали принуждать за государственный счет отремонтировать частный дом следователя Перевозчикова, я отказался. Моментально было сфабриковано дело, дали мне пять лет. Спасибо, вмешался первый секретарь горкома Пятак, приговор отменил Верховный Суд УССР, моих гонителей сняли с работы.
- Изменилось ли что-то для вас после 1956 года?
- Да, курс, взятый тогда Хрущевым, в какой-то степени изменил отношение к репрессированным со стороны партийно-хозяйственной элиты, заметно рассеялась атмосфера подозрительности, недоверия, порвалась цепь гонений. И все же 50 лет, вплоть до 1988 года, когда я получил справку о реабилитации, клеймо «врага народа» работало против меня и моих товарищей по несчастью. Сталинисты с партбилетами в кармане опустошили и искалечили мою жизнь, лишили уважения общества, а ведь мой трудовой стаж больше 45 лет. В Одессе не побоялись и в 1978 наградили медалью «Ветеран труда». Так что украдено у меня не только около трех лет, что провел в заключении, а все 50.
- Александр Дмитриевич, за спиной целая жизнь, заключение, два инсульта, другие болезни. Какие чувства вы сейчас испытываете?
- Тяжело было, но я не сломился. Горячо люблю Родину, наш народ, верю в торжество справедливости и поныне. Горячо поддерживаю политические и экономические реформы, благодарен всем - от Сахарова и Солженицына до Горбачева и Ельцина, они разбудили народ, и пусть через родовые муки, но мы придем к настоящей социалистической справедливости. И я не сторонник репрессий над палачами нашего народа, не желаю им того, что пережили мы в тюрьмах и лагерях. Пусть доживают свои годы один на один со своей совестью.
Беседу вел А.Федоренко
Опубликовано: «Слава Севастополя», №56 (18767), 3 апреля 1992 г. - с.2