Джеймс Джойс. Письма Норе. Часть 2.
Текст и изображения я взял с сайта honeymilk.org
1909 год. Джеймс Джойс живет в Триесте, в Италии, со своей семьей. В конце октября он уезжает в Дублин по делам и остается там до конца декабря. Со своей женой Норой он заключает соглашение - писать друг другу эротические письма. Письма Норы исчезли, но те, что написал Джойс, сохранились и были опубликованы в 1975 году под названием «Грязные» письма Джойса его жене. Вот что говорит о них знаменитый биограф Джойса, Ричард Эльман: «Если принять во внимание откровенность этих писем, то их психология может быть запросто понята неверно. Они были предназначены для достижения сексуального удовлетворения в нем и для того, чтобы вдохновить то же самое в ней, иногда внимание в них акцентируется на некоторых особенностях сексуального поведения, некоторые из которых технически могут быть названы извращенными. Они демонстрируют моменты фетишизма, анального секса, паранойи и мазохизма, но прежде чем четвертовать Джойса на эти категории и определять его их негативной семантикой, мы должны вспомнить, что в своей работе он был способен высмеивать их как чары Цирцеи, превращая все это в водевильные методы. <…> Кроме непосредственного физического намерения, Джойс желает анатомизировать, восстановить и кристаллизовать любовное переживание. Он идет еще дальше; как Ричард Роуэн в «Изгнанниках», он хочет обладать душой своей жены, и хочет, чтобы она обладала его собственной, в совершенной наготе. Чтобы узнать что-то еще за пределами любви и ненависти, тщеславия и раскаяния, почти за пределами человеческих возможностей - для этого существует его необъятное желание». (Transcribing from Richard Ellmann, Selected Letters of James Joyce, Introduction, Faber & Faber, London, 1975)
Норе
Дублин, 2 декабря 1909
Моя любовь к тебе позволяет либо молиться духу вечной красоты и нежности, отражаемому в твоих глазах, либо бросить тебя на твой мягкий животик, забраться сверху и трахать тебя сзади, как боров трахает свиноматку, наслаждаясь каждым оттенком запахов, запахом пота и тем, что поднимается из твоей задницы, любуясь открытой формой твоего вздернутого платья, и белыми девичьими панталонами, и смущением твоих пылающих щек, и спутанными волосами. Она позволяет мне либо рыдать от жалости и любви при малейшем слове, дрожать от любви к тебе при звучании какого-нибудь аккорда или ритма, либо лечь с тобой рядом, чувствуя, как твои пальцы ласкают и щекочут мои яйца или выпрямляются внутри меня, а твои горячие губы сосут мой член, в то время как моя собственная голова зажата между твоими пухлыми бедрами, мои руки сжимают круглые подушечки твоей задницы и мой язык жадно вылизывает твою заросшую красную промежность. Я научил тебя почти падать в обморок при звуке моего голоса, поющего или шепчущего твоей душе о страсти, о печали, о тайнах жизни, и еще я научил тебя делать мне пошлые знаки губами и языком, провоцировать меня непристойными прикосновениями и звуками, и даже делать в моем присутствии самый постыдный и грязный акт человеческого тела. Ты помнишь тот день, когда ты подняла свою одежду и разрешила мне лечь под тебя, смотреть вверх, пока ты делала это? Потом ты была так пристыжена, что даже не смела взглянуть мне в глаза.
Ты моя, любимая, моя! Я люблю тебя.
Мой член все еще горячий и упругий, дрожащий от последнего грубого секса с тобой, когда раздавался слабый гимн, в нежном сострадательном поклонении перед тобой восходящий из туманных монастырей моего сердца.
Нора, моя верная возлюбленная, моя ясноглазая дрянная школьница, будь моей шлюхой, моей госпожой, так, как тебе нравится (моя маленькая озорная госпожа! Моя маленькая дешевая шлюшка!), ты навечно мой прекрасный дикий цветок на живой изгороди, мой синий, пропитанный дождем цветок.
Джим
Норе
Дублин, 9 декабря 1909
Моя сладкая озорная маленькая трахальщица, вот тебе заметка купить милые панталоны, или чулки, или подвязки. Купи панталоны, как у шлюхи, любимая, и не забудь побрызгать их каким-нибудь прекрасным ароматом и еще немножко испачкать их сзади.
Кажется, тебе не терпится узнать, получил ли я твое письмо, которое, как ты говоришь, еще хуже, чем мое. Как же оно может быть хуже, любовь моя? Да, оно хуже в некоторых частях. Я имею в виду место, где ты говоришь про то, что сделаешь своим языком (я не имею в виду минет) и то прекрасное слово, которое ты пишешь так крупно и подчеркиваешь, маленькая моя мерзавка. Это так волнующе - слышать, как это слово (или пара других, которые ты не написала) звучит на губах девушки. Но мне бы хотелось, чтобы ты говорила о себе, но не обо мне. Напиши мне длинное, длинное письмо, полное подобных и каких-нибудь других вещей, напиши про себя, дорогая. Теперь ты знаешь, как заставить мой член стоять. Расскажи мне самые маленькие подробности о себе, если только они непристойные, и секретные, и пошлые. Не пиши больше ни о чем.
Две части твоего тела, которые делают грязные штуки, наиболее любимы мной. Я предпочитаю твою задницу, дорогая, твоим сиськам, потому что она умеет делать такую грязную вещь. Я люблю твое влагалище, не столько потому что я трахаю тебя туда, а потому что оно умеет делать другую грязную вещь. Целый день я мог бы лежать и мастурбировать, глядя на божественный мир, о котором ты написала, и на то, что ты обещала мне сделать с помощью своего языка. Мне бы хотелось услышать, как твои губы бессвязно шепчут те восхитительно возбуждающие пошлые слова, видеть, как твой рот издает грязные звуки и шумы, чувствовать, как твое тело извивается подо мной, слышать и чувствовать грязные, плотные, девичьи пуки, выходящие хлоп хлоп из твоей хорошенькой голой девичьей задницы, и трахать трахать трахать трахать мою озорную маленькую горячую шлюшкину пизду без остановки.
Теперь я счастлив, потому что моя маленькая шлюха говорит мне, что она хочет, чтобы я взял ее в задницу, и еще хочет взять в рот, хочет расстегнуть мои брюки и вынуть моего дружка и высосать его, как сосут грудь. Она хочет больше и грязнее, моя маленькая обнаженная трахальщица, моя озорная извивающаяся маленькая дрочунья, мой сладкий грязный маленький пердун.
Доброй ночи, моя маленькая пизденка, я собираюсь лечь и подрочить себе, до тех пор, пока не кончу. Напиши мне больше и пошлее, милая. Тереби свой крошечный бугорок, пока ты пишешь, чтобы заставить себя говорить извращеннее и грязнее. Напиши постыдные слова крупно и подчеркни их, и поцелуй их, и зажми их на несколько мгновений в своей сладкой горячей промежности, любимая, и еще приподними ненадолго свое платье и подержи их под своей милой маленькой пукающей задницей. Напиши больше, если хочешь, и потом пошли письмо мне, моя дорогая грязножопая шлюшка.
Джим
Норе
Дублин (?), 13 декабря 1909
Я был бы рад почувствовать, как моя плоть возбуждается под твоей рукой. Знаешь ли ты, что я имею в виду, Нора, дорогая? Мне бы хотелось, чтобы ты отшлепала меня или даже выпорола. Не понарошку, милая, всерьез и прямо по моей нагой плоти.
Я бы хотел сделать что-то такое, что рассердило бы тебя, что-то даже незначительное, может быть, одну из моих довольно грязных привычек, которые заставляют тебя смеяться: и потом услышать, как ты зовешь меня в свою комнату, и там обнаружить тебя сидящей в кресле, с широко раздвинутыми бедрами и с багряным от гнева лицом, с хлыстом в руках. Увидеть, как ты показываешь на то, что я сделал, и затем яростным движением ты тащишь меня к себе и бросаешь меня лицом вниз себе на колени. Потом чувствовать, как твои руки срывают мои брюки и нижнее белье и поднимают вверх мою рубашку, биться в твоих сильных руках, на твоих коленях, ощущать, как ты нагибаешься вниз (как сердитая няня собирается сечь детскую попку) до тех пор, пока твои большие полные груди почти коснутся меня, и чувствовать, как ты хлещешь, хлещешь, хлещешь меня жестоко по моей голой дрожащей плоти!
Норе
Дублин, 15 декабря 1909
……………………………………..
Нет письма! Теперь я уверен, что моя девочка обижена моими непристойностями.
Только я люблю таким извращенным способом думать, что кое-в-каком месте они все же запачканы. И про то, как я собираюсь отделать тебя в задницу, это тоже ерунда. Мне просто нравится пошлое звучание этого слова, просто мысль о том, что такая скромная прекрасная юная девочка, как Нора, задирает сзади свое платье и показывает свои прекрасные белые девичьи панталоны для того, чтобы возбудить развратного парня, которым она так увлечена; и потом она разрешает ему воткнуть свой грязный красный набухший поршень внутрь через разрез ее панталон и трахать трахать трахать любимую крошечную дырочку между пухлыми, свежими ягодицами.
Дорогая, прямо сейчас я кончил себе в штаны, и я совершенно потерял силы. Я не могу идти в Центральный почтовый офис, хотя должен отправить три письма.
В постель - в постель!
Спокойной ночи, Нора миа!
Джим
Норе
Дублин, 16 декабря 1909
Моя сладкая любимая девочка. Наконец ты написала мне! Должно быть, ты ласкала свою игривую маленькую пизду особенно яростно, если ты написала мне такое несвязное письмо. Что касается меня, любимая, я так выдохся, что тебе придется вылизывать меня битый час, прежде чем мой член станет достаточно твердым, чтобы войти в тебя, не говоря уже о том, чтобы тебя трахнуть. Я так много и так часто кончал, что я боюсь взглянуть и посмотреть, как там мой дружок после всего, что я сам с собой сделал. Дорогая, прошу тебя, не трахай меня слишком много, когда я вернусь. Вытрахай из меня все, что сможешь, в первую ночь или как-то так, но потом дай мне немного поправиться.
Трахни меня полностью одетой в свой выходной костюм, с шляпой и вуалью, с лицом, раскрасневшимся от холода, ветра и дождя, в грязных ботинках, или широко расставив ноги на мне, когда я буду сидеть в кресле, и прыгая на мне, оседлав, вверх-вниз, показывая кружева на своих панталонах, а мой член будет стоять торчком, твердый, внутри твоего влагалища, или оседлав меня на спинке дивана. Трахни меня голой, только в шляпе и чулках, распластавшись на полу, с багряным цветком в твоей задней дырочке, скача на мне, как мужчина, втиснув бедра и толстую задницу между моими ногами. Трахни меня в своем домашнем халате (надеюсь, у тебя есть такой милый халатик), и пусть ничего не будет под ним, распахни его внезапно и покажи мне свой живот и ляжки, и спину, и затащи меня на себя сверху на кухонном столе. Трахни меня, насаживаясь задницей, лежа лицом вниз на кровати, когда твои волосы свободно растреплются, обнаженной, лишь в ароматных розовых панталонах, бесстыдно распахнутых сзади, наполовину свисающих с твоей выглядывающей задницы. Трахни меня на лестнице в темноте, как медсестра трахает своего солдата, нежно расстегивая его брюки и соскальзывая рукой внутрь его ширинки, и теребя его рубашку, чувствуя, как под ее руками она становится влажной, и потом осторожно поднимая ее вверх и играясь с его пылающими шарами, и наконец смело вынимая его дружка, с которым она так любит возиться, и лаская его нежно, шепча ему на ухо грязные словечки и грязные истории, которые ей рассказали другие девочки, и грязные штуки, которые она говорила сама, и все время сладостно писая себе в панталоны и выпуская мягкие, теплые, тихие крошечные пуки сзади, пока ее собственный девичий член ни станет таким же твердым, как его, и вдруг она насаживает себя на него и седлает его.
Basta! Basta per dio!
Я только что кончил и дурачеству конец. Теперь к твоим вопросам!
…………………………
Приготовься. Положи в кухне какой-нибудь линолеум в тепло-коричневых тонах и завесь окна на ночь простыми красными шторками. Достань любое дешевое обычное удобное кресло для своего ленивого любовника. Сделай это прежде всего, дорогая, потому что я не буду выходить из той кухни целую неделю после своего прибытия, я буду читать, валяться, курить и смотреть, как ты готовишь еду, и разговаривать, разговаривать, разговаривать, разговаривать с тобой. О, сейчас я в высшей степени счастлив, что я буду это делать! Господь Всевышний, там я буду счастлив! Маленькие дети, очаг, хорошая еда, черный кофе, Бразилия (сигары), Пикколо делла сера, и Нора, моя Нора, Норина, Норэтта, Норуцца и т.д. и т.п….
Эва и Эйлин должны спать вместе. Найди какое-нибудь место для Джорджа. Я хочу, чтобы для нас с Норой имелись на ночь две кровати. Я держу и буду держать свое обещание, любовь моя. Время, лети быстрее! Я хочу обратно к своей любви, к своей жизни, звезде, к своей маленькой темноокой Ирландии!
Сотни тысяч поцелуев, дорогая!
Джим
Перевод: Татьяна Косорукова
1909 год. Джеймс Джойс живет в Триесте, в Италии, со своей семьей. В конце октября он уезжает в Дублин по делам и остается там до конца декабря. Со своей женой Норой он заключает соглашение - писать друг другу эротические письма. Письма Норы исчезли, но те, что написал Джойс, сохранились и были опубликованы в 1975 году под названием «Грязные» письма Джойса его жене. Вот что говорит о них знаменитый биограф Джойса, Ричард Эльман: «Если принять во внимание откровенность этих писем, то их психология может быть запросто понята неверно. Они были предназначены для достижения сексуального удовлетворения в нем и для того, чтобы вдохновить то же самое в ней, иногда внимание в них акцентируется на некоторых особенностях сексуального поведения, некоторые из которых технически могут быть названы извращенными. Они демонстрируют моменты фетишизма, анального секса, паранойи и мазохизма, но прежде чем четвертовать Джойса на эти категории и определять его их негативной семантикой, мы должны вспомнить, что в своей работе он был способен высмеивать их как чары Цирцеи, превращая все это в водевильные методы. <…> Кроме непосредственного физического намерения, Джойс желает анатомизировать, восстановить и кристаллизовать любовное переживание. Он идет еще дальше; как Ричард Роуэн в «Изгнанниках», он хочет обладать душой своей жены, и хочет, чтобы она обладала его собственной, в совершенной наготе. Чтобы узнать что-то еще за пределами любви и ненависти, тщеславия и раскаяния, почти за пределами человеческих возможностей - для этого существует его необъятное желание». (Transcribing from Richard Ellmann, Selected Letters of James Joyce, Introduction, Faber & Faber, London, 1975)
Норе
Дублин, 2 декабря 1909
Моя любовь к тебе позволяет либо молиться духу вечной красоты и нежности, отражаемому в твоих глазах, либо бросить тебя на твой мягкий животик, забраться сверху и трахать тебя сзади, как боров трахает свиноматку, наслаждаясь каждым оттенком запахов, запахом пота и тем, что поднимается из твоей задницы, любуясь открытой формой твоего вздернутого платья, и белыми девичьими панталонами, и смущением твоих пылающих щек, и спутанными волосами. Она позволяет мне либо рыдать от жалости и любви при малейшем слове, дрожать от любви к тебе при звучании какого-нибудь аккорда или ритма, либо лечь с тобой рядом, чувствуя, как твои пальцы ласкают и щекочут мои яйца или выпрямляются внутри меня, а твои горячие губы сосут мой член, в то время как моя собственная голова зажата между твоими пухлыми бедрами, мои руки сжимают круглые подушечки твоей задницы и мой язык жадно вылизывает твою заросшую красную промежность. Я научил тебя почти падать в обморок при звуке моего голоса, поющего или шепчущего твоей душе о страсти, о печали, о тайнах жизни, и еще я научил тебя делать мне пошлые знаки губами и языком, провоцировать меня непристойными прикосновениями и звуками, и даже делать в моем присутствии самый постыдный и грязный акт человеческого тела. Ты помнишь тот день, когда ты подняла свою одежду и разрешила мне лечь под тебя, смотреть вверх, пока ты делала это? Потом ты была так пристыжена, что даже не смела взглянуть мне в глаза.
Ты моя, любимая, моя! Я люблю тебя.
Мой член все еще горячий и упругий, дрожащий от последнего грубого секса с тобой, когда раздавался слабый гимн, в нежном сострадательном поклонении перед тобой восходящий из туманных монастырей моего сердца.
Нора, моя верная возлюбленная, моя ясноглазая дрянная школьница, будь моей шлюхой, моей госпожой, так, как тебе нравится (моя маленькая озорная госпожа! Моя маленькая дешевая шлюшка!), ты навечно мой прекрасный дикий цветок на живой изгороди, мой синий, пропитанный дождем цветок.
Джим
Норе
Дублин, 9 декабря 1909
Моя сладкая озорная маленькая трахальщица, вот тебе заметка купить милые панталоны, или чулки, или подвязки. Купи панталоны, как у шлюхи, любимая, и не забудь побрызгать их каким-нибудь прекрасным ароматом и еще немножко испачкать их сзади.
Кажется, тебе не терпится узнать, получил ли я твое письмо, которое, как ты говоришь, еще хуже, чем мое. Как же оно может быть хуже, любовь моя? Да, оно хуже в некоторых частях. Я имею в виду место, где ты говоришь про то, что сделаешь своим языком (я не имею в виду минет) и то прекрасное слово, которое ты пишешь так крупно и подчеркиваешь, маленькая моя мерзавка. Это так волнующе - слышать, как это слово (или пара других, которые ты не написала) звучит на губах девушки. Но мне бы хотелось, чтобы ты говорила о себе, но не обо мне. Напиши мне длинное, длинное письмо, полное подобных и каких-нибудь других вещей, напиши про себя, дорогая. Теперь ты знаешь, как заставить мой член стоять. Расскажи мне самые маленькие подробности о себе, если только они непристойные, и секретные, и пошлые. Не пиши больше ни о чем.
Две части твоего тела, которые делают грязные штуки, наиболее любимы мной. Я предпочитаю твою задницу, дорогая, твоим сиськам, потому что она умеет делать такую грязную вещь. Я люблю твое влагалище, не столько потому что я трахаю тебя туда, а потому что оно умеет делать другую грязную вещь. Целый день я мог бы лежать и мастурбировать, глядя на божественный мир, о котором ты написала, и на то, что ты обещала мне сделать с помощью своего языка. Мне бы хотелось услышать, как твои губы бессвязно шепчут те восхитительно возбуждающие пошлые слова, видеть, как твой рот издает грязные звуки и шумы, чувствовать, как твое тело извивается подо мной, слышать и чувствовать грязные, плотные, девичьи пуки, выходящие хлоп хлоп из твоей хорошенькой голой девичьей задницы, и трахать трахать трахать трахать мою озорную маленькую горячую шлюшкину пизду без остановки.
Теперь я счастлив, потому что моя маленькая шлюха говорит мне, что она хочет, чтобы я взял ее в задницу, и еще хочет взять в рот, хочет расстегнуть мои брюки и вынуть моего дружка и высосать его, как сосут грудь. Она хочет больше и грязнее, моя маленькая обнаженная трахальщица, моя озорная извивающаяся маленькая дрочунья, мой сладкий грязный маленький пердун.
Доброй ночи, моя маленькая пизденка, я собираюсь лечь и подрочить себе, до тех пор, пока не кончу. Напиши мне больше и пошлее, милая. Тереби свой крошечный бугорок, пока ты пишешь, чтобы заставить себя говорить извращеннее и грязнее. Напиши постыдные слова крупно и подчеркни их, и поцелуй их, и зажми их на несколько мгновений в своей сладкой горячей промежности, любимая, и еще приподними ненадолго свое платье и подержи их под своей милой маленькой пукающей задницей. Напиши больше, если хочешь, и потом пошли письмо мне, моя дорогая грязножопая шлюшка.
Джим
Норе
Дублин (?), 13 декабря 1909
Я был бы рад почувствовать, как моя плоть возбуждается под твоей рукой. Знаешь ли ты, что я имею в виду, Нора, дорогая? Мне бы хотелось, чтобы ты отшлепала меня или даже выпорола. Не понарошку, милая, всерьез и прямо по моей нагой плоти.
Я бы хотел сделать что-то такое, что рассердило бы тебя, что-то даже незначительное, может быть, одну из моих довольно грязных привычек, которые заставляют тебя смеяться: и потом услышать, как ты зовешь меня в свою комнату, и там обнаружить тебя сидящей в кресле, с широко раздвинутыми бедрами и с багряным от гнева лицом, с хлыстом в руках. Увидеть, как ты показываешь на то, что я сделал, и затем яростным движением ты тащишь меня к себе и бросаешь меня лицом вниз себе на колени. Потом чувствовать, как твои руки срывают мои брюки и нижнее белье и поднимают вверх мою рубашку, биться в твоих сильных руках, на твоих коленях, ощущать, как ты нагибаешься вниз (как сердитая няня собирается сечь детскую попку) до тех пор, пока твои большие полные груди почти коснутся меня, и чувствовать, как ты хлещешь, хлещешь, хлещешь меня жестоко по моей голой дрожащей плоти!
Норе
Дублин, 15 декабря 1909
……………………………………..
Нет письма! Теперь я уверен, что моя девочка обижена моими непристойностями.
Только я люблю таким извращенным способом думать, что кое-в-каком месте они все же запачканы. И про то, как я собираюсь отделать тебя в задницу, это тоже ерунда. Мне просто нравится пошлое звучание этого слова, просто мысль о том, что такая скромная прекрасная юная девочка, как Нора, задирает сзади свое платье и показывает свои прекрасные белые девичьи панталоны для того, чтобы возбудить развратного парня, которым она так увлечена; и потом она разрешает ему воткнуть свой грязный красный набухший поршень внутрь через разрез ее панталон и трахать трахать трахать любимую крошечную дырочку между пухлыми, свежими ягодицами.
Дорогая, прямо сейчас я кончил себе в штаны, и я совершенно потерял силы. Я не могу идти в Центральный почтовый офис, хотя должен отправить три письма.
В постель - в постель!
Спокойной ночи, Нора миа!
Джим
Норе
Дублин, 16 декабря 1909
Моя сладкая любимая девочка. Наконец ты написала мне! Должно быть, ты ласкала свою игривую маленькую пизду особенно яростно, если ты написала мне такое несвязное письмо. Что касается меня, любимая, я так выдохся, что тебе придется вылизывать меня битый час, прежде чем мой член станет достаточно твердым, чтобы войти в тебя, не говоря уже о том, чтобы тебя трахнуть. Я так много и так часто кончал, что я боюсь взглянуть и посмотреть, как там мой дружок после всего, что я сам с собой сделал. Дорогая, прошу тебя, не трахай меня слишком много, когда я вернусь. Вытрахай из меня все, что сможешь, в первую ночь или как-то так, но потом дай мне немного поправиться.
Трахни меня полностью одетой в свой выходной костюм, с шляпой и вуалью, с лицом, раскрасневшимся от холода, ветра и дождя, в грязных ботинках, или широко расставив ноги на мне, когда я буду сидеть в кресле, и прыгая на мне, оседлав, вверх-вниз, показывая кружева на своих панталонах, а мой член будет стоять торчком, твердый, внутри твоего влагалища, или оседлав меня на спинке дивана. Трахни меня голой, только в шляпе и чулках, распластавшись на полу, с багряным цветком в твоей задней дырочке, скача на мне, как мужчина, втиснув бедра и толстую задницу между моими ногами. Трахни меня в своем домашнем халате (надеюсь, у тебя есть такой милый халатик), и пусть ничего не будет под ним, распахни его внезапно и покажи мне свой живот и ляжки, и спину, и затащи меня на себя сверху на кухонном столе. Трахни меня, насаживаясь задницей, лежа лицом вниз на кровати, когда твои волосы свободно растреплются, обнаженной, лишь в ароматных розовых панталонах, бесстыдно распахнутых сзади, наполовину свисающих с твоей выглядывающей задницы. Трахни меня на лестнице в темноте, как медсестра трахает своего солдата, нежно расстегивая его брюки и соскальзывая рукой внутрь его ширинки, и теребя его рубашку, чувствуя, как под ее руками она становится влажной, и потом осторожно поднимая ее вверх и играясь с его пылающими шарами, и наконец смело вынимая его дружка, с которым она так любит возиться, и лаская его нежно, шепча ему на ухо грязные словечки и грязные истории, которые ей рассказали другие девочки, и грязные штуки, которые она говорила сама, и все время сладостно писая себе в панталоны и выпуская мягкие, теплые, тихие крошечные пуки сзади, пока ее собственный девичий член ни станет таким же твердым, как его, и вдруг она насаживает себя на него и седлает его.
Basta! Basta per dio!
Я только что кончил и дурачеству конец. Теперь к твоим вопросам!
…………………………
Приготовься. Положи в кухне какой-нибудь линолеум в тепло-коричневых тонах и завесь окна на ночь простыми красными шторками. Достань любое дешевое обычное удобное кресло для своего ленивого любовника. Сделай это прежде всего, дорогая, потому что я не буду выходить из той кухни целую неделю после своего прибытия, я буду читать, валяться, курить и смотреть, как ты готовишь еду, и разговаривать, разговаривать, разговаривать, разговаривать с тобой. О, сейчас я в высшей степени счастлив, что я буду это делать! Господь Всевышний, там я буду счастлив! Маленькие дети, очаг, хорошая еда, черный кофе, Бразилия (сигары), Пикколо делла сера, и Нора, моя Нора, Норина, Норэтта, Норуцца и т.д. и т.п….
Эва и Эйлин должны спать вместе. Найди какое-нибудь место для Джорджа. Я хочу, чтобы для нас с Норой имелись на ночь две кровати. Я держу и буду держать свое обещание, любовь моя. Время, лети быстрее! Я хочу обратно к своей любви, к своей жизни, звезде, к своей маленькой темноокой Ирландии!
Сотни тысяч поцелуев, дорогая!
Джим
Перевод: Татьяна Косорукова