Но чтоб не сбиться, у меня есть план
Я большую часть жизни веду записи - то, что начиналось, как подростковые дневники и потом понемногу превратилось в некие рабочие тетради, сперва бумажные, а теперь больше цифровые. Во-первых, иногда думать в письменном виде проще, чем аморфным внутриголовным способом, во-вторых, можно прорабатывать какие-то отдельные сложные моменты, составляя планы и отчитываясь по ним, и, в-третьих, некоторые вещи остаются зафиксированными, и к ним можно вернуться, а с моей памятью на события это ценная опция.
Есть специальная категория воспоминаний, которые я очень хочу сохранить с минимальными искажениями. Я мало что помню дольше пяти-шести лет, если это не тексты, и потому проводить ревизию по записям бывает очень удобно, хватает на несколько лет. Это и конкретные важные события, которые я хочу сохранить, и некоторые свои удачные моменты, про которые мне важно знать, что я так могу, и, наоборот, то, о чем я сожалею. Когда я сделала что-то, чего не стоило, или протупила, когда надо было действовать. Последнее - не для самоедства, а чтобы по возможности не влететь на похожем: я уже знаю, что я так могу, и знаю, как мне потом будет по итогам, и хотя бы ясно, на что обращать особое внимание.
Ну и главное, пожалуй, чему меня научила практика таких записей - это умение отделять себя от своих же состояний. Мне может быть очень по-разному, и изнутри ситуации это может почти сплошняком заполнять всё восприятие, но я хотя бы помню и понимаю, что несводима к этим состояниям, и что они у меня почти всегда работают похожим образом, и что они временные. Так, я знаю, что боль от любой потери сильно ослабевает в течение года-полутора - и поэтому незачем даже пытаться как-то утешиться, надо просто держать в фокусе внимания ещё и какие-то другие вещи, а дальше время сделает свое дело. Знаю, что при застарелой усталости и затяжном стрессе к ночи у меня будет больше безысходных и деструктивных мыслей, чем в середине дня. Знаю, что слезы или ещё какие-то такие яркие внешние проявления никогда не приносят облегчения, а, напротив, утомляют ещё больше (а если заплакать, на следующий день будут тяжелые саднящие глаза, например). Знаю, что замордовать себя работой до почти бессознательного состояния сильнее всего тянет именно тогда, когда я по каким-то причинам предпочла бы не встречаться с собственной жизнью напрямую. Знаю, что даже в самом подавленном состоянии десяток отжиманий и штук пять подтягиваний на турнике вздернут тонус даже помимо моего желания. Знаю, что холод в моем случае заметно обостряет тревожность специфическое такое чувство, смесь одиночества и растерянности. И много таких вещей я о себе просто знаю, потому что годами наблюдала их и фиксировала. Это позволяет даже изнутри переживания сохранять эту задержку, возможность отступить на полшага, оценить ситуацию, сравнить с прежним опытом и в самых удачных случаях даже сразу сообразить, что со всем этим делать.
Эта привычка настолько сильна, что даже тогда, когда невозможно вести записи такого рода, я не просто обдумываю вопросы и ситуации, я мысленно оформляю и в виде текста, вплоть до пунктуации. Не то, чтобы полноценная замена, но такой текст, в отличие от отпущенной на произвол мозга мысли, хотя бы не ходит по кругу, он имеет привычную структуру с началом, концом и серединой, и потому не превращается в материал для мозговой жвачки.
Есть специальная категория воспоминаний, которые я очень хочу сохранить с минимальными искажениями. Я мало что помню дольше пяти-шести лет, если это не тексты, и потому проводить ревизию по записям бывает очень удобно, хватает на несколько лет. Это и конкретные важные события, которые я хочу сохранить, и некоторые свои удачные моменты, про которые мне важно знать, что я так могу, и, наоборот, то, о чем я сожалею. Когда я сделала что-то, чего не стоило, или протупила, когда надо было действовать. Последнее - не для самоедства, а чтобы по возможности не влететь на похожем: я уже знаю, что я так могу, и знаю, как мне потом будет по итогам, и хотя бы ясно, на что обращать особое внимание.
Ну и главное, пожалуй, чему меня научила практика таких записей - это умение отделять себя от своих же состояний. Мне может быть очень по-разному, и изнутри ситуации это может почти сплошняком заполнять всё восприятие, но я хотя бы помню и понимаю, что несводима к этим состояниям, и что они у меня почти всегда работают похожим образом, и что они временные. Так, я знаю, что боль от любой потери сильно ослабевает в течение года-полутора - и поэтому незачем даже пытаться как-то утешиться, надо просто держать в фокусе внимания ещё и какие-то другие вещи, а дальше время сделает свое дело. Знаю, что при застарелой усталости и затяжном стрессе к ночи у меня будет больше безысходных и деструктивных мыслей, чем в середине дня. Знаю, что слезы или ещё какие-то такие яркие внешние проявления никогда не приносят облегчения, а, напротив, утомляют ещё больше (а если заплакать, на следующий день будут тяжелые саднящие глаза, например). Знаю, что замордовать себя работой до почти бессознательного состояния сильнее всего тянет именно тогда, когда я по каким-то причинам предпочла бы не встречаться с собственной жизнью напрямую. Знаю, что даже в самом подавленном состоянии десяток отжиманий и штук пять подтягиваний на турнике вздернут тонус даже помимо моего желания. Знаю, что холод в моем случае заметно обостряет тревожность специфическое такое чувство, смесь одиночества и растерянности. И много таких вещей я о себе просто знаю, потому что годами наблюдала их и фиксировала. Это позволяет даже изнутри переживания сохранять эту задержку, возможность отступить на полшага, оценить ситуацию, сравнить с прежним опытом и в самых удачных случаях даже сразу сообразить, что со всем этим делать.
Эта привычка настолько сильна, что даже тогда, когда невозможно вести записи такого рода, я не просто обдумываю вопросы и ситуации, я мысленно оформляю и в виде текста, вплоть до пунктуации. Не то, чтобы полноценная замена, но такой текст, в отличие от отпущенной на произвол мозга мысли, хотя бы не ходит по кругу, он имеет привычную структуру с началом, концом и серединой, и потому не превращается в материал для мозговой жвачки.