Клык и копыто. Глава 3
Степь казалась бесконечной. Едешь день, два, десять... Уже Ночной Гость успел умереть и родиться заново, а ты все едешь по бескрайнему морю из травы. И кажется, будто дорога твоя и дня не длилась - настолько все похоже, настолько все одинаково.
Хрис прикрыл глаза, все же стараясь не засыпать, а лишь бродить по узкой тропе между сном и явью. Сейчас безопасно - ни один зверь не решится броситься на семерых мужчин с оружием, и на конях! Разве что оголодавший медведь, толком еще не проснувшийся после спячки, способен на такое. Выметнется из кустов гора мышц, зубов и клыков, да как начнет рубить воздух могучими лапами, ломать кости как солому... Но откуда тут медведи? Нет, серые великаны редко бродят по седому морю ковыля! Их земля - лес!
Истинные же хозяева степи - лютые. Это их владения! Но и лютый побоится. Разве что прокрадется ночью старик-людоед с линялой гривой, чтобы утащить спящего дозорного, набить утробу... Но разве что зимой!
Сейчас, по теплу, стоит бояться только самого страшного зверя - человека. Но большой слышен и виден загодя, малого же, разведка не опасалась. Отобьются! А не отобьются, так ускачут! Копыта коней легки, спины крепки! К тому же, от молодежи шуму - до небес! Шестеро, а издали услышь - дюжина дюжин и еще немного! Вопят, визжат, кричат... И хорошо бы о чем полезном говорили. А то ведь о будущих подвигах, будущей добыче, будущих женах... Хоть кто бы о будущей смерти подумал. Молодежь!..
То ли от усталости, то ли от жары, а то ли от всего сразу, Хрис все же начал проваливаться в сон. Взрывы смеха грохотали, накатывали словно волны.
Волны моря, на берегу которого Хрис родился.
Там степь не упирается в горы или в обрывы! Нет, она сразу переходит в море. И тянется долго-долго! Решишь утопиться - надо полдня брести по колено в воде, и то - раньше надоест, чем дойдешь до приличной глубины! А там вдруг волна, ух, опасная! Вроде бы мелкая, а раз, раз, раз... И растащила плот на куски, захлестнула лодку, залила. И по голове тебя тяжеленной мокрой лапой - раз! Будто медведь напрыгнул.
Вода в том море грязная - множество рек и ручьев, стаскивают в него всю грязь, которая попадется по пути. Серое, мрачное, промерзающее чуть ли не до самого дня зимой.
И оглушительно грохочущее весной! Когда уставшие от холода и голода духи моря начинают ломать ледяной панцирь, выталкивая горы обломков на испуганный берег, перепахивая песок, ломая деревья и сдвигая камни.
Теплое, почти горячее летом. И отчаянно воняющее гнилой рыбой в те дни, когда становится близка осень. Тогда берег усыпан дохлым бычком! Чуть ли не взрослому мужчине по пояс, так много рыбешки умирает зря! Лисы с воронами и рады бы съесть всю, но куда столько?! Даже они наедаются - хотя что в той рыбехе есть? Голова, да хвост.
Говорят, кое-кто из береговых собирает те сомнительные дары моря, довяливает, обложив пахучей травой, да продает потом на торгах. Выдавая странный вкус за рецепт, хранимый в тайне в роду со времен Первого Огня.
И какой же запах стол в те дни над берегом! Раз вдохнешь, до следующего дня есть не хочется - все наружу лезет.
Вот, да, разница все же есть - тут пахло совсем иначе. Не было в ветре ни соли, ни горячего песка, ни выброшенной коварной волной рыбы...
Хрис принюхался, не открывая глаз, все еще балансируя меж явью и зыбким маревом воспоминаний.
- Что за... - ругнулся вполгоса. Снова принюхался, вертя головой - ветер кружился, наскакивал со всех сторон надоедливым слепнем, не давал понять, откуда вдруг вплелся в жаркую сухость давно отцвевшего разнотравья этот запах...
Пахло дохлятиной. Крепкой выдержанной, не один день под солнцем лежалой. Само по себе - не удивительно. Не доели волки или лютые, барс выжрал печенку и бросил тушу, да или просто тарпан околел от старости. Но волки мясо не жарят, как бы не были они умны! И к этим двум, добавлялся третий. Удивительно знакомый, но при этом, как ни вороши затылок, не скажешь, какой именно. Тонкий такой, пронзительно острый - будто острая заноза под ноготь.
Откуда-то из далекого прошлого.
Хрис проснулся окончательно. Провел ладонью по лицу, смахнул в траву подкрадывающийся сон.
Нехорошее почуял и Серко. Мотнул головой, покосился на хозяина мудрым глазом старика. Фыркнул тихонько. Конь словно говорил - что же ты, хозяин, не слышишь, не чуешь?! Поскакали отсюда! Побыстрее и подальше! Не к добру!
Хрис погладил друга по горячей шее, склонился к острому уху:
- Не бойся, не надо. И я рядом, и вообще не стоит. То, что случилось, случилось давно. Нам ли с тобой бояться давних мертвяков, да еще под солнцем.
Серко тихонько всхрапнул, не особо веря словам кузнеца. Всякое ведь бывает!
- Глянуть же, все равно надо. Вдруг да что полезное попадется, правда? Чтобы мы и мимо полезного проехали, что нам пригодится?! Не бывать такому поруганью традиций и устоев!
Серко снова всхрапнул, дернул повод. Обиделся...
- Тихо! - Хрис выпрямился, гаркнул на парней, которые продолжали галдеть стаей ворон - и о чем так долго языками трепать можно, и двух десятков лет не прожив. О чем, боги?!
Парни, зная, что неумный за окриком и оплеуху получить может, тут же рты позатыкали. Начали бдительно таращиться по сторонам. Кузнец голову давал на отгрыз любому зверю, что в этот миг, молодежь воображала себя сворой матерых волков, которые и семью лютых порвут, не напрягшись. Щенки лопоухие!
Но что поделать! Слишком мало взрослых осталось, слишком! А надо и несколько отрядов возглавить, и дома кого-то оставить - вернутся старые враги, зализав раны, не старикам же с грудничками в бой идти? То-то же... Так что, заткнись старый Хрис, и живи так, как получается, а не так, как хочется.
- Что такое, дядько? - спросил Тракай вскоре - когда щенячий восторг от возможной опасности выветрился, сменившись скукой.
- Нос отбило? - ехидно спросил кузнец, ткнув рукой в сторону леса, который стоял по всему окоему черной зубчатой полосой.
- Или все мысли только о бабах?
Тракай, а вслед за ним и прочие, начал принюхиваться, корчить рожи, хвататься за головы... Потом, разумеется, уважительно смотреть на Хриса.
Нехитрые мысли читались влет - “Вроде и старик, а все первым заметил! Ну, точно говорят, все кузнецы - колдуны!”
- Оттуда трупом несет, а еще - костром. И чем-то непонятным, - замахал Пазар, - чем так пахнуть можно, дядька Хрис?
- Увидишь, поймешь, - скривился старший, - до поры и объяснять нечего. Видеть надо. А так, слова впустую.
Молодежь, на удивление, прониклась. И, замолчав, языками трепать так и не начала.
Загадочное место нашлось ближе к вечеру - когда солнце уже коснулось огненной гривой самых высоких вершин. Небольшая река, что по-заячьи кидала петли, словно убегая от лиса-великана, охватила полукольцом быстрой воды скалистый холм, поросший березами.
Лес, который ветвистым обрывом вырастал за рекой, казался непроходимым. Подлинная стена из живых и мертвых деревьев, сквозь которые, связывая их мелкой сетью, тянутся кусты... Дожидаться долгой жары, такой, чтобы малейшие капельки воды и те высохли. А после - кремнем или огневиком добыть искру... И пусть танцует огонь, принимая в жертву лес!
Сразу напротив мыска, река намыла пологий спуск, закидала его светлым, почти белым песком - среди белизны уродливыми пятнами смотрелись комки спутанных водорослей, раковины перловиц и прочий мусор. Древесная стража и тут была непроницаемой. Но все же самую малость прозрачней. Будто не дюжина на дюжину, а два-три пошли пиво пить. Намекая, что храбрецу может и повезти проскочить.
Храбрецов было четверо. Может и больше, конечно. Но голов точно осталось четыре штуки. Насажены на высохшие ветви старой ели, торчащие вдоль земли.
Все прочее, что от них осталось, не от ветвей, от храбрецов, лежало, разбросанным по поляне у скалы, измазанной высохшей кровью - давно мазали, даже мухи жужжать устали. Ноги, руки, тела... Степные! Ни с кем из убитых разведчики не сталкивались, но свой своего поневоле узнает. А как - и сам порой не знает.
Всадники спешились. Заволновавшихся коней отвели подальше, к началу тропы. Там и трава не выгорела, и вообще, поспокойнее.
- Это чем их, - спросил Тракай, ткнув в черные пятна, - вот этим? И воняет так... - Он пошевелил ладонью. - Странно...
- Это кровь земли, - произнес Хрис. - Иногда из-под кожи натекают целые лужи. Если их поджечь, то горит очень долго.
- Чем-то похоже, если березовую кору жечь, - радостно воскликнул Рудно, по-кабаньи, излазивший всю поляну, уткнувшись носом в землю. Еще и бегал на четвереньках - ну вылитый секач!
- Если очень много коры, - хмыкнул кузнец. - Не то, но похоже, тут ты прав.
- И за что их? - осторожно спросил Тракай, косясь на обугленный оскал черепа - передние зубы все выбили, поэтому казалось, что на ветку нанизали голову старика.
- Присмотрись, - криво улыбнулся Хрис. - Присмотрись, и сам поймешь.
Сказал одному, а все шестеро начали присматриваться. И даже увидели! Прямо чудо свершилось!
Прямо напротив песчаной полоски, в землю были воткнуты четыре копья, образовав некое подобие коридора, ведущего с мыса на берег. А если присмотреться, то из степи в лес.
Между второй парой копий лежали две отрубленные руки, по-прежнему сжимающие в сведенных последней судорогой пальцах сломанные топорища.
- Я понял, дядько Хрис! - подпрыгнул на месте Тракай. - Вот только объясни, что я понял. А то не пойму никак!
- Нам тут не рады, - пояснил кузнец. Он просто таки трепетал в ожидании дюжины стрел, летящих из мрачной тишины ветвей и листьев. Но пернатая смерть дремала в колчанах. То ли стража спала, то ли слишком далеко стояли новые гости. А может, стража имела строгий приказ не стрелять до поры - а вдруг поймут, а вдруг одумаются.
- И что, пойдем назад?
- Пойдем, как не пойти. Но кто сказал, что назад? - оскалился Хрис. - Нам назад никак не можно! Мы просто пойдем не здесь, раз тут не пускают. Что в степи, что в лесу дорог много. Какая-то, да подойдет!
Хрис прикрыл глаза, все же стараясь не засыпать, а лишь бродить по узкой тропе между сном и явью. Сейчас безопасно - ни один зверь не решится броситься на семерых мужчин с оружием, и на конях! Разве что оголодавший медведь, толком еще не проснувшийся после спячки, способен на такое. Выметнется из кустов гора мышц, зубов и клыков, да как начнет рубить воздух могучими лапами, ломать кости как солому... Но откуда тут медведи? Нет, серые великаны редко бродят по седому морю ковыля! Их земля - лес!
Истинные же хозяева степи - лютые. Это их владения! Но и лютый побоится. Разве что прокрадется ночью старик-людоед с линялой гривой, чтобы утащить спящего дозорного, набить утробу... Но разве что зимой!
Сейчас, по теплу, стоит бояться только самого страшного зверя - человека. Но большой слышен и виден загодя, малого же, разведка не опасалась. Отобьются! А не отобьются, так ускачут! Копыта коней легки, спины крепки! К тому же, от молодежи шуму - до небес! Шестеро, а издали услышь - дюжина дюжин и еще немного! Вопят, визжат, кричат... И хорошо бы о чем полезном говорили. А то ведь о будущих подвигах, будущей добыче, будущих женах... Хоть кто бы о будущей смерти подумал. Молодежь!..
То ли от усталости, то ли от жары, а то ли от всего сразу, Хрис все же начал проваливаться в сон. Взрывы смеха грохотали, накатывали словно волны.
Волны моря, на берегу которого Хрис родился.
Там степь не упирается в горы или в обрывы! Нет, она сразу переходит в море. И тянется долго-долго! Решишь утопиться - надо полдня брести по колено в воде, и то - раньше надоест, чем дойдешь до приличной глубины! А там вдруг волна, ух, опасная! Вроде бы мелкая, а раз, раз, раз... И растащила плот на куски, захлестнула лодку, залила. И по голове тебя тяжеленной мокрой лапой - раз! Будто медведь напрыгнул.
Вода в том море грязная - множество рек и ручьев, стаскивают в него всю грязь, которая попадется по пути. Серое, мрачное, промерзающее чуть ли не до самого дня зимой.
И оглушительно грохочущее весной! Когда уставшие от холода и голода духи моря начинают ломать ледяной панцирь, выталкивая горы обломков на испуганный берег, перепахивая песок, ломая деревья и сдвигая камни.
Теплое, почти горячее летом. И отчаянно воняющее гнилой рыбой в те дни, когда становится близка осень. Тогда берег усыпан дохлым бычком! Чуть ли не взрослому мужчине по пояс, так много рыбешки умирает зря! Лисы с воронами и рады бы съесть всю, но куда столько?! Даже они наедаются - хотя что в той рыбехе есть? Голова, да хвост.
Говорят, кое-кто из береговых собирает те сомнительные дары моря, довяливает, обложив пахучей травой, да продает потом на торгах. Выдавая странный вкус за рецепт, хранимый в тайне в роду со времен Первого Огня.
И какой же запах стол в те дни над берегом! Раз вдохнешь, до следующего дня есть не хочется - все наружу лезет.
Вот, да, разница все же есть - тут пахло совсем иначе. Не было в ветре ни соли, ни горячего песка, ни выброшенной коварной волной рыбы...
Хрис принюхался, не открывая глаз, все еще балансируя меж явью и зыбким маревом воспоминаний.
- Что за... - ругнулся вполгоса. Снова принюхался, вертя головой - ветер кружился, наскакивал со всех сторон надоедливым слепнем, не давал понять, откуда вдруг вплелся в жаркую сухость давно отцвевшего разнотравья этот запах...
Пахло дохлятиной. Крепкой выдержанной, не один день под солнцем лежалой. Само по себе - не удивительно. Не доели волки или лютые, барс выжрал печенку и бросил тушу, да или просто тарпан околел от старости. Но волки мясо не жарят, как бы не были они умны! И к этим двум, добавлялся третий. Удивительно знакомый, но при этом, как ни вороши затылок, не скажешь, какой именно. Тонкий такой, пронзительно острый - будто острая заноза под ноготь.
Откуда-то из далекого прошлого.
Хрис проснулся окончательно. Провел ладонью по лицу, смахнул в траву подкрадывающийся сон.
Нехорошее почуял и Серко. Мотнул головой, покосился на хозяина мудрым глазом старика. Фыркнул тихонько. Конь словно говорил - что же ты, хозяин, не слышишь, не чуешь?! Поскакали отсюда! Побыстрее и подальше! Не к добру!
Хрис погладил друга по горячей шее, склонился к острому уху:
- Не бойся, не надо. И я рядом, и вообще не стоит. То, что случилось, случилось давно. Нам ли с тобой бояться давних мертвяков, да еще под солнцем.
Серко тихонько всхрапнул, не особо веря словам кузнеца. Всякое ведь бывает!
- Глянуть же, все равно надо. Вдруг да что полезное попадется, правда? Чтобы мы и мимо полезного проехали, что нам пригодится?! Не бывать такому поруганью традиций и устоев!
Серко снова всхрапнул, дернул повод. Обиделся...
- Тихо! - Хрис выпрямился, гаркнул на парней, которые продолжали галдеть стаей ворон - и о чем так долго языками трепать можно, и двух десятков лет не прожив. О чем, боги?!
Парни, зная, что неумный за окриком и оплеуху получить может, тут же рты позатыкали. Начали бдительно таращиться по сторонам. Кузнец голову давал на отгрыз любому зверю, что в этот миг, молодежь воображала себя сворой матерых волков, которые и семью лютых порвут, не напрягшись. Щенки лопоухие!
Но что поделать! Слишком мало взрослых осталось, слишком! А надо и несколько отрядов возглавить, и дома кого-то оставить - вернутся старые враги, зализав раны, не старикам же с грудничками в бой идти? То-то же... Так что, заткнись старый Хрис, и живи так, как получается, а не так, как хочется.
- Что такое, дядько? - спросил Тракай вскоре - когда щенячий восторг от возможной опасности выветрился, сменившись скукой.
- Нос отбило? - ехидно спросил кузнец, ткнув рукой в сторону леса, который стоял по всему окоему черной зубчатой полосой.
- Или все мысли только о бабах?
Тракай, а вслед за ним и прочие, начал принюхиваться, корчить рожи, хвататься за головы... Потом, разумеется, уважительно смотреть на Хриса.
Нехитрые мысли читались влет - “Вроде и старик, а все первым заметил! Ну, точно говорят, все кузнецы - колдуны!”
- Оттуда трупом несет, а еще - костром. И чем-то непонятным, - замахал Пазар, - чем так пахнуть можно, дядька Хрис?
- Увидишь, поймешь, - скривился старший, - до поры и объяснять нечего. Видеть надо. А так, слова впустую.
Молодежь, на удивление, прониклась. И, замолчав, языками трепать так и не начала.
Загадочное место нашлось ближе к вечеру - когда солнце уже коснулось огненной гривой самых высоких вершин. Небольшая река, что по-заячьи кидала петли, словно убегая от лиса-великана, охватила полукольцом быстрой воды скалистый холм, поросший березами.
Лес, который ветвистым обрывом вырастал за рекой, казался непроходимым. Подлинная стена из живых и мертвых деревьев, сквозь которые, связывая их мелкой сетью, тянутся кусты... Дожидаться долгой жары, такой, чтобы малейшие капельки воды и те высохли. А после - кремнем или огневиком добыть искру... И пусть танцует огонь, принимая в жертву лес!
Сразу напротив мыска, река намыла пологий спуск, закидала его светлым, почти белым песком - среди белизны уродливыми пятнами смотрелись комки спутанных водорослей, раковины перловиц и прочий мусор. Древесная стража и тут была непроницаемой. Но все же самую малость прозрачней. Будто не дюжина на дюжину, а два-три пошли пиво пить. Намекая, что храбрецу может и повезти проскочить.
Храбрецов было четверо. Может и больше, конечно. Но голов точно осталось четыре штуки. Насажены на высохшие ветви старой ели, торчащие вдоль земли.
Все прочее, что от них осталось, не от ветвей, от храбрецов, лежало, разбросанным по поляне у скалы, измазанной высохшей кровью - давно мазали, даже мухи жужжать устали. Ноги, руки, тела... Степные! Ни с кем из убитых разведчики не сталкивались, но свой своего поневоле узнает. А как - и сам порой не знает.
Всадники спешились. Заволновавшихся коней отвели подальше, к началу тропы. Там и трава не выгорела, и вообще, поспокойнее.
- Это чем их, - спросил Тракай, ткнув в черные пятна, - вот этим? И воняет так... - Он пошевелил ладонью. - Странно...
- Это кровь земли, - произнес Хрис. - Иногда из-под кожи натекают целые лужи. Если их поджечь, то горит очень долго.
- Чем-то похоже, если березовую кору жечь, - радостно воскликнул Рудно, по-кабаньи, излазивший всю поляну, уткнувшись носом в землю. Еще и бегал на четвереньках - ну вылитый секач!
- Если очень много коры, - хмыкнул кузнец. - Не то, но похоже, тут ты прав.
- И за что их? - осторожно спросил Тракай, косясь на обугленный оскал черепа - передние зубы все выбили, поэтому казалось, что на ветку нанизали голову старика.
- Присмотрись, - криво улыбнулся Хрис. - Присмотрись, и сам поймешь.
Сказал одному, а все шестеро начали присматриваться. И даже увидели! Прямо чудо свершилось!
Прямо напротив песчаной полоски, в землю были воткнуты четыре копья, образовав некое подобие коридора, ведущего с мыса на берег. А если присмотреться, то из степи в лес.
Между второй парой копий лежали две отрубленные руки, по-прежнему сжимающие в сведенных последней судорогой пальцах сломанные топорища.
- Я понял, дядько Хрис! - подпрыгнул на месте Тракай. - Вот только объясни, что я понял. А то не пойму никак!
- Нам тут не рады, - пояснил кузнец. Он просто таки трепетал в ожидании дюжины стрел, летящих из мрачной тишины ветвей и листьев. Но пернатая смерть дремала в колчанах. То ли стража спала, то ли слишком далеко стояли новые гости. А может, стража имела строгий приказ не стрелять до поры - а вдруг поймут, а вдруг одумаются.
- И что, пойдем назад?
- Пойдем, как не пойти. Но кто сказал, что назад? - оскалился Хрис. - Нам назад никак не можно! Мы просто пойдем не здесь, раз тут не пускают. Что в степи, что в лесу дорог много. Какая-то, да подойдет!