Глава 31. Размен
Отряд готовился к бою, разворачиваясь в боевой порядок, оговоренный еще в Нугре. Ради унаков никто его менять не стал, разумеется. Да и что там менять-то? Лучники - назад, кто в съемном бою хорош - тот вперед. У кого доспех хорош - тот в первую линию.
Но перед боем надо было еще кое-чего сделать. А то до этого повода все никак не выпадало! Резались без малейшей торжественности - даже как-то некрасиво.
Керф снял со своей нарты сверток, в котором лежало знамя. Его как из Любеча привезли, так и не доставали. А к чему? Бахрому рвать?
Мечник достал следом два древка - в одном, с торца отверстие, на другом, с торца же, резьба. Скрутил. И как только такая вещь нашлась в Нугре? Удивительное дело!
С помощью Маха и Пуха, прикрепил знамя к флагштоку, простегнул через усиленные люверсы
- Будешь знаменосцем, - обрадовал он Флера. - Стоишь здесь, вдохновляешь нас на ратные подвиги и все такое. Понял?
Мастер гиен пожал плечами и вступил в новую должность. Поднял древко... Порыв ветра развернул гордое знамя компании...
- Это что? - раззинул рот Керф, вытаращившись.
- Мяур, - пожал плечами Лукас, - задрал левую лапу и ссыт.
- Что он делает?!
- На тебя, дурака ссыт, мастер капитан по мечу! Думал, что художники не прибегут с кошелем золота и обидой к знаменщикам?
- А если бы проверил?! Я бы их мастерскую сжег бы нахрен!
- Так не проверил же.
Керф присмотрелся, задумался, почесал подбородок.
- А знаешь, в общем, не так уж и плохо получилось. По крайней мере, неплохо отражает мое отношение к жизни и врагам.
- Во-во, - хмыкнул Лукас, - а вон и враги...
Палонгу не спеша выходили из-за торосов, выстраивались. Часть была в полных доспехах, памятных еще с палубы “Лося”, часть - просто в зимней одежде - не хотели, видать, терять в ловкости и скорости. Часть - со щитами-крыльями. Что ж, найдется работа и для цагры!
Главное, замерзшие ремни победить, а там и постреляем! Ишь, сволочей сколько вышло, раза в два побольше будет, чем из Нугры пришло! Зато, чем хорошо - не промажешь. Бей куда попало, в кого-то да прилетит!
Керф хмыкнул, глядя на страдания товарища, ухватился, потянул...
- Раздерни, - только и смог прошептать Изморозь, - задушишь...
Мечник чертыхнулся, расслабил ремень.
- Извини.
- Бывает, - отмахнулся Лукас. - Увлекся. Что, не дошли мы до Гусиного, а?
- Не, - мотнул головой Керф, указал на юго-восток, - считай, лиги полторы осталось. Ну, с другой стороны, оно и хорошо, топать меньше. Опять же, палонгу, они те еще говнюки. Засрали все! А ночевать-то, лучше на свежем воздухе, чтобы мыши не пищали - так высыпаешься лучше.
- Умеешь подбодрить!
- А то! - криво улыбнулся капитан по мечу. - Пошли, друг Лукас, самое время! Все самое веселое пропустим! Вперед не лезь, ладно? Там хватит, кому встать. Героев у нас с избытком, думать не кому.
- Ладно! Мое дело - трофеи считать! - кивнул Лукас, которого начала потряхивать мелкой дрожью. И от холода тоже.
- Можешь пострелять еще, я не против, - милостиво разрешил Керф, и прибавил шаг. Лукас шел за ним, на ходу поправляя ремень.
Подойдя к кое-как выстроившемуся отряду - наемники по центру, унаки с левого фланга, скомандовал:
- Господа ветераны! В первую линию!
Наемники начали перестраиваться, пропуская вперед доспешных. Из тыла притащили с десяток щитов, воткнули в снег.
По местному обычаю, впрочем, не отличающемуся и от южных привычек, любое сражение начиналось с обмена стрелами. Стреляли, даже не надеясь кого-то убить, нет! Иному бойцу достаточно и воткнувшейся перед ним стрелы, чтобы задуматься, а не пора ли оказаться как можно дальше? А если кому глаз выбьет, или грудь пробьет, так это вообще чудесно будет!
Со стороны палонгу налетел ветер, сильный, пронизывающий! Любую стрелу собьет! Ах ты ж, уньршк его забодай, не вовремя как! Или шаман шаманит, чтоб его?!
Тут же со спины раздались неразборчивые слова молитвы. Ветер сносил ее, делая неслышной. Но, казалось, что читает кто-то, кому язык неродной...
Лукас в тревоге завертел головой.
Из глубины строя показался Руис. Батька был в одних штанах, с кригмессером, чья крестовина полыхала, словно огнем.
Руис шел, и отблески с клинка зажигали в его взгляде жуткое пламя. Люди расступались перед ним.
За полуголым священником шел Керкер. Молодой шаман бил в бубен и проговаривал слова в ритме грохота и звона. На голову унак надел странную корону из четырех рогов, связанных меж собою золотой и серебряной проволокой. На проволоке висели обломки раковин-перловиц, добавляющих переливов.
Лукас шарахнулся в сторону, пропуская священников. Те прошли мимо, неторопливо, но уверенно направляясь к палонгу. Изморозь тихо выругался от удивления, смешанного с восторгом. На спине Батьки Руиса, вились литиры, складываясь в вязь муравьиных следов татуировки. Но Керкер, не сколько читал, сколько вспоминал, лишь изредка подсматривая.
Ветер начал стихать, словно придавленный тяжелой ладонью.
Со стороны палонгу пронесся разочарованный вой. Лукас ощерился, не хуже морского леопарда - так вам, выблядки! Привыкли черным северным чародейством баловаться, а нате, получите еретическим хуем по губищам! У нас свои колдуны найдутся! На всех припасено!
В священника и шамана полетели вражеские стрелы. Но тут же, со всех сторон подскочили наемники с унаками, прикрыли от стрел щитами. Увели в сторону. Что Керкера, что Руиса заметно мотало на каждом шаге. Видать, отдачей пристукнуло. Ну, главное ветра нет, и живы все. Пока что!
Палонгу вскинули луки, начали беспорядочно лупить. Но стрелы не долетали, падали под ноги бойцам. Стояли-то, с тем прицелом, что ветер поможет, донесет те ярды.
Лукас вскинул арбалет к плечу, приготовился. Прицельно бить далековато, но не беда! И цагра чудесна, и стрелок хорош!
Хлопнул выстрел. Тяжелый болт взвился в небо, по пологой дуге пролетел от солнца к сердцу какого-то палонгу. Того швырнуло на лед, под ноги обомлевших от такой неожиданности товарищей.
- Хорошо стреляешь, - сказал, стоящий рядом унак с большим, чуть ли не выше роста, луком. - Прямо как Красный Медведь!
- Ага, - не обратил внимания на похвалу стрелок, занятый взведением. Всем хорош арбалет, но пока зарядишь...
- Началось, - прохрипел унак.
Лукас поднял взгляд.
Палонгу, чей строй разваливался на глазах, бежали на них, размахивая оружием.
- Копья, бля! - взревел где-то сбоку-впереди Дирк
- Копья к бою! - повторил приказ Керф, чья макушка виднелась над строем. Мечник ушел на правый фланг, встал там, положив двуручник на плечо.
- Не ссы, - раздался вдруг голос Людоеда. - Северяне долгой драки не любят. Сейчас брюхами на копьях повиснут, отхлынут, и все. Догоняй, руби в спину... Главное, первый натиск выдержать.
- Нам деваться некуда! - Лукас выстрелил в набегающих злодеев, склонился, возясь с тугой тетивой. Зарядил, встал, выстрелил, снова начал заряжать... Эх, не хватает тут какого-нибудь послушника в помощь!
Волна ударила в утес. Взлетели крики, вопли, отрубленные пальцы, руки и головы. Фыркнула кровь, глухо застучали копья и мечи. Над ледяным полем повис утробный вой убиваемых и убивающих.
Продлился недолго. Раз, и все кончилось. Стих лязг оружия. Только вопили раненые, да тяжело дышали уцелевшие. Ну еще скрипел снег под ногами убегающих палонгу. Им стреляли в спины, погналось несколько наемников - Братья, кто-то из местных
- А теперь - наше время! - расхохотался Людоед. Стащил через голову парку, оставшись в одном исподнем, желто-сером от старости и небрежной стирки. Зябко передернул узкими плечами, перехватил поудобнее рукоять шестопера. - Разойдись, плотва, карась гребет!
Редкий строй расступился.
Легкий на ногу Ловчий, обогнал вырвавшихся вперед. По пути ударил палонгу, который полз, оставляя за собой кровавый след. Только череп хрустнул, а бывший Ловчий уже бежал дальше.
Раз! И летит в сторону злодей с развороченным затылком, роняя ненужный уже топор.
Раз! И подламывается следующий, утыкается в ледяное крошево. Пробегает по телу судорога...
Раз! И в последний миг, палонгу, чувствуя дыхание смерти, начинает поворачиваться... И заточенные перья кромсают лицо, отшвыривая с дороги безжизненное тело...
А потом, навстречу Ловчему вышли два жутких существа. Бегущие палонгу оббегали их, боясь даже поднять голову. Оббежав, падали на снег, захлебываясь от усталости...
Даже в самом страшном похмельном сне ему не виделись такие уроды! Морж, медведь, олень, орел... И все это слеплено в одном теле, сшито кишками, оживленно запрещенной волшбой.
Людоед не спешил. Звери тоже не торопились. Стояли, смотрели друг на друга. Твари фыркали недовольно. Видать, чувствовали, что не простой солдат вышел навстречу. Ловчий тоже приглядывался к ходячим недоразумениям, прикидывая, как бы их ловчее угробить. Пока что выходило, что никак. Очень уж сильны и ловки. В одиночку не вытянуть.
- Что ты там про тупилаков говорил? Мол, никто и никогда их не убивал, а если и убивал, так никто не знает, как правильно?
- Было дело, друг Керф, было дело!
Сказать, что Людоед обрадоваться, это еще мягко бы прозвучало! Да, за долгую жизнь он знавал воинов и получше. Среди Ловчих безухому места не было бы. Но на льду пролива, в двадцати ярдах от врага, выбирать особо не приходилось. А длиннорукий мечник был лучшим, как не крути!
- Признаюсь, - проговорил Людоед, не оборачиваясь - его взгляд цепко следил за моржетелыми, - я думал, что ты сбежишь, как наемнику и пристало. Но ты не сбежал. Может, ты не наемник?
- Я же признаюсь, что очень хочу сбежать, друг Людоед, прямо таки в штанах мокро от желания. Но кто тогда скажет, что от Ловчих никакого толку, и всю грязную работу придется делать трусливым наемникам.
Оба воина расхохотались.
Тупилаки переглянулись коротко. И атаковали...
*****
...Тело повело в сторону. Ноги подкашивались, но пока что удавалось не падать. Людоед мельком глянул вниз - и зачем только? Когти распороли белье, разворотили внутренности - того и гляди, начнут кишки падать. Боли не было. Ну то недолго, совсем не долго! Придет еще Госпожа...
Людоед бросил короткий взгляд в сторону. Что ж! Не так уж плохи наемники в деле! И пусть размен один на один, и ладно! Могло быть и хуже, доберись эти твари до отряда, где четверть мертва, а две трети изранено.
В ушах раздался грохот тяжелых шагов. А вот и ты, дружочек! Заждался, чуть не умер!
В последний миг ловчий увернулся, схватился левой рукой за бивень, скользкий от крови. Его крови! Правой - за олений рог. Дернул. И когда тварь начала поднимать голову, напрягая шею, рванул изо всех сил, жалея что весу в нем так мало.
Кишочные нити, которыми была пришита голова, начали лопаться, с визгом полосуя воздух. Ловчий продолжал давить... Тупилак заворочал башкой, а она все сильнее и сильнее кренилась вниз, и нити все лопались и лопались.
Иные говорят, что перед смертью у людей проносится вся их жизнь - брешут! Перед смертью в глазах темнеет, и все.
Размен два на два - тоже хорош, если вовремя.
*****
На горе стояла тень - будто медведь-великан. Внимательно смотрела сквозь. На льду убивали друг друга люди. Унаки, палонгу, нюча, кого только там нет! Старались! Лили кровь, выпускали кишки, крушили черепа.
Тень подняла голову - не только люди погибали! Кто-то убил обоих тупилаков. Тень принюхалась. С такими людьми стоило бы познакомиться поближе. Разочарованно фыркнула. Мертвы! Жаль! Очень! С каждым днем, в льдах становится все тоскливее, а достойный соперник добавляет жизни даже тени.
Бесшумно развернулась и скрылась меж торосов, оставляя за собой лишь цепочку следов - будто медведь-великан прошел.
Но перед боем надо было еще кое-чего сделать. А то до этого повода все никак не выпадало! Резались без малейшей торжественности - даже как-то некрасиво.
Керф снял со своей нарты сверток, в котором лежало знамя. Его как из Любеча привезли, так и не доставали. А к чему? Бахрому рвать?
Мечник достал следом два древка - в одном, с торца отверстие, на другом, с торца же, резьба. Скрутил. И как только такая вещь нашлась в Нугре? Удивительное дело!
С помощью Маха и Пуха, прикрепил знамя к флагштоку, простегнул через усиленные люверсы
- Будешь знаменосцем, - обрадовал он Флера. - Стоишь здесь, вдохновляешь нас на ратные подвиги и все такое. Понял?
Мастер гиен пожал плечами и вступил в новую должность. Поднял древко... Порыв ветра развернул гордое знамя компании...
- Это что? - раззинул рот Керф, вытаращившись.
- Мяур, - пожал плечами Лукас, - задрал левую лапу и ссыт.
- Что он делает?!
- На тебя, дурака ссыт, мастер капитан по мечу! Думал, что художники не прибегут с кошелем золота и обидой к знаменщикам?
- А если бы проверил?! Я бы их мастерскую сжег бы нахрен!
- Так не проверил же.
Керф присмотрелся, задумался, почесал подбородок.
- А знаешь, в общем, не так уж и плохо получилось. По крайней мере, неплохо отражает мое отношение к жизни и врагам.
- Во-во, - хмыкнул Лукас, - а вон и враги...
Палонгу не спеша выходили из-за торосов, выстраивались. Часть была в полных доспехах, памятных еще с палубы “Лося”, часть - просто в зимней одежде - не хотели, видать, терять в ловкости и скорости. Часть - со щитами-крыльями. Что ж, найдется работа и для цагры!
Главное, замерзшие ремни победить, а там и постреляем! Ишь, сволочей сколько вышло, раза в два побольше будет, чем из Нугры пришло! Зато, чем хорошо - не промажешь. Бей куда попало, в кого-то да прилетит!
Керф хмыкнул, глядя на страдания товарища, ухватился, потянул...
- Раздерни, - только и смог прошептать Изморозь, - задушишь...
Мечник чертыхнулся, расслабил ремень.
- Извини.
- Бывает, - отмахнулся Лукас. - Увлекся. Что, не дошли мы до Гусиного, а?
- Не, - мотнул головой Керф, указал на юго-восток, - считай, лиги полторы осталось. Ну, с другой стороны, оно и хорошо, топать меньше. Опять же, палонгу, они те еще говнюки. Засрали все! А ночевать-то, лучше на свежем воздухе, чтобы мыши не пищали - так высыпаешься лучше.
- Умеешь подбодрить!
- А то! - криво улыбнулся капитан по мечу. - Пошли, друг Лукас, самое время! Все самое веселое пропустим! Вперед не лезь, ладно? Там хватит, кому встать. Героев у нас с избытком, думать не кому.
- Ладно! Мое дело - трофеи считать! - кивнул Лукас, которого начала потряхивать мелкой дрожью. И от холода тоже.
- Можешь пострелять еще, я не против, - милостиво разрешил Керф, и прибавил шаг. Лукас шел за ним, на ходу поправляя ремень.
Подойдя к кое-как выстроившемуся отряду - наемники по центру, унаки с левого фланга, скомандовал:
- Господа ветераны! В первую линию!
Наемники начали перестраиваться, пропуская вперед доспешных. Из тыла притащили с десяток щитов, воткнули в снег.
По местному обычаю, впрочем, не отличающемуся и от южных привычек, любое сражение начиналось с обмена стрелами. Стреляли, даже не надеясь кого-то убить, нет! Иному бойцу достаточно и воткнувшейся перед ним стрелы, чтобы задуматься, а не пора ли оказаться как можно дальше? А если кому глаз выбьет, или грудь пробьет, так это вообще чудесно будет!
Со стороны палонгу налетел ветер, сильный, пронизывающий! Любую стрелу собьет! Ах ты ж, уньршк его забодай, не вовремя как! Или шаман шаманит, чтоб его?!
Тут же со спины раздались неразборчивые слова молитвы. Ветер сносил ее, делая неслышной. Но, казалось, что читает кто-то, кому язык неродной...
Лукас в тревоге завертел головой.
Из глубины строя показался Руис. Батька был в одних штанах, с кригмессером, чья крестовина полыхала, словно огнем.
Руис шел, и отблески с клинка зажигали в его взгляде жуткое пламя. Люди расступались перед ним.
За полуголым священником шел Керкер. Молодой шаман бил в бубен и проговаривал слова в ритме грохота и звона. На голову унак надел странную корону из четырех рогов, связанных меж собою золотой и серебряной проволокой. На проволоке висели обломки раковин-перловиц, добавляющих переливов.
Лукас шарахнулся в сторону, пропуская священников. Те прошли мимо, неторопливо, но уверенно направляясь к палонгу. Изморозь тихо выругался от удивления, смешанного с восторгом. На спине Батьки Руиса, вились литиры, складываясь в вязь муравьиных следов татуировки. Но Керкер, не сколько читал, сколько вспоминал, лишь изредка подсматривая.
Ветер начал стихать, словно придавленный тяжелой ладонью.
Со стороны палонгу пронесся разочарованный вой. Лукас ощерился, не хуже морского леопарда - так вам, выблядки! Привыкли черным северным чародейством баловаться, а нате, получите еретическим хуем по губищам! У нас свои колдуны найдутся! На всех припасено!
В священника и шамана полетели вражеские стрелы. Но тут же, со всех сторон подскочили наемники с унаками, прикрыли от стрел щитами. Увели в сторону. Что Керкера, что Руиса заметно мотало на каждом шаге. Видать, отдачей пристукнуло. Ну, главное ветра нет, и живы все. Пока что!
Палонгу вскинули луки, начали беспорядочно лупить. Но стрелы не долетали, падали под ноги бойцам. Стояли-то, с тем прицелом, что ветер поможет, донесет те ярды.
Лукас вскинул арбалет к плечу, приготовился. Прицельно бить далековато, но не беда! И цагра чудесна, и стрелок хорош!
Хлопнул выстрел. Тяжелый болт взвился в небо, по пологой дуге пролетел от солнца к сердцу какого-то палонгу. Того швырнуло на лед, под ноги обомлевших от такой неожиданности товарищей.
- Хорошо стреляешь, - сказал, стоящий рядом унак с большим, чуть ли не выше роста, луком. - Прямо как Красный Медведь!
- Ага, - не обратил внимания на похвалу стрелок, занятый взведением. Всем хорош арбалет, но пока зарядишь...
- Началось, - прохрипел унак.
Лукас поднял взгляд.
Палонгу, чей строй разваливался на глазах, бежали на них, размахивая оружием.
- Копья, бля! - взревел где-то сбоку-впереди Дирк
- Копья к бою! - повторил приказ Керф, чья макушка виднелась над строем. Мечник ушел на правый фланг, встал там, положив двуручник на плечо.
- Не ссы, - раздался вдруг голос Людоеда. - Северяне долгой драки не любят. Сейчас брюхами на копьях повиснут, отхлынут, и все. Догоняй, руби в спину... Главное, первый натиск выдержать.
- Нам деваться некуда! - Лукас выстрелил в набегающих злодеев, склонился, возясь с тугой тетивой. Зарядил, встал, выстрелил, снова начал заряжать... Эх, не хватает тут какого-нибудь послушника в помощь!
Волна ударила в утес. Взлетели крики, вопли, отрубленные пальцы, руки и головы. Фыркнула кровь, глухо застучали копья и мечи. Над ледяным полем повис утробный вой убиваемых и убивающих.
Продлился недолго. Раз, и все кончилось. Стих лязг оружия. Только вопили раненые, да тяжело дышали уцелевшие. Ну еще скрипел снег под ногами убегающих палонгу. Им стреляли в спины, погналось несколько наемников - Братья, кто-то из местных
- А теперь - наше время! - расхохотался Людоед. Стащил через голову парку, оставшись в одном исподнем, желто-сером от старости и небрежной стирки. Зябко передернул узкими плечами, перехватил поудобнее рукоять шестопера. - Разойдись, плотва, карась гребет!
Редкий строй расступился.
Легкий на ногу Ловчий, обогнал вырвавшихся вперед. По пути ударил палонгу, который полз, оставляя за собой кровавый след. Только череп хрустнул, а бывший Ловчий уже бежал дальше.
Раз! И летит в сторону злодей с развороченным затылком, роняя ненужный уже топор.
Раз! И подламывается следующий, утыкается в ледяное крошево. Пробегает по телу судорога...
Раз! И в последний миг, палонгу, чувствуя дыхание смерти, начинает поворачиваться... И заточенные перья кромсают лицо, отшвыривая с дороги безжизненное тело...
А потом, навстречу Ловчему вышли два жутких существа. Бегущие палонгу оббегали их, боясь даже поднять голову. Оббежав, падали на снег, захлебываясь от усталости...
Даже в самом страшном похмельном сне ему не виделись такие уроды! Морж, медведь, олень, орел... И все это слеплено в одном теле, сшито кишками, оживленно запрещенной волшбой.
Людоед не спешил. Звери тоже не торопились. Стояли, смотрели друг на друга. Твари фыркали недовольно. Видать, чувствовали, что не простой солдат вышел навстречу. Ловчий тоже приглядывался к ходячим недоразумениям, прикидывая, как бы их ловчее угробить. Пока что выходило, что никак. Очень уж сильны и ловки. В одиночку не вытянуть.
- Что ты там про тупилаков говорил? Мол, никто и никогда их не убивал, а если и убивал, так никто не знает, как правильно?
- Было дело, друг Керф, было дело!
Сказать, что Людоед обрадоваться, это еще мягко бы прозвучало! Да, за долгую жизнь он знавал воинов и получше. Среди Ловчих безухому места не было бы. Но на льду пролива, в двадцати ярдах от врага, выбирать особо не приходилось. А длиннорукий мечник был лучшим, как не крути!
- Признаюсь, - проговорил Людоед, не оборачиваясь - его взгляд цепко следил за моржетелыми, - я думал, что ты сбежишь, как наемнику и пристало. Но ты не сбежал. Может, ты не наемник?
- Я же признаюсь, что очень хочу сбежать, друг Людоед, прямо таки в штанах мокро от желания. Но кто тогда скажет, что от Ловчих никакого толку, и всю грязную работу придется делать трусливым наемникам.
Оба воина расхохотались.
Тупилаки переглянулись коротко. И атаковали...
*****
...Тело повело в сторону. Ноги подкашивались, но пока что удавалось не падать. Людоед мельком глянул вниз - и зачем только? Когти распороли белье, разворотили внутренности - того и гляди, начнут кишки падать. Боли не было. Ну то недолго, совсем не долго! Придет еще Госпожа...
Людоед бросил короткий взгляд в сторону. Что ж! Не так уж плохи наемники в деле! И пусть размен один на один, и ладно! Могло быть и хуже, доберись эти твари до отряда, где четверть мертва, а две трети изранено.
В ушах раздался грохот тяжелых шагов. А вот и ты, дружочек! Заждался, чуть не умер!
В последний миг ловчий увернулся, схватился левой рукой за бивень, скользкий от крови. Его крови! Правой - за олений рог. Дернул. И когда тварь начала поднимать голову, напрягая шею, рванул изо всех сил, жалея что весу в нем так мало.
Кишочные нити, которыми была пришита голова, начали лопаться, с визгом полосуя воздух. Ловчий продолжал давить... Тупилак заворочал башкой, а она все сильнее и сильнее кренилась вниз, и нити все лопались и лопались.
Иные говорят, что перед смертью у людей проносится вся их жизнь - брешут! Перед смертью в глазах темнеет, и все.
Размен два на два - тоже хорош, если вовремя.
*****
На горе стояла тень - будто медведь-великан. Внимательно смотрела сквозь. На льду убивали друг друга люди. Унаки, палонгу, нюча, кого только там нет! Старались! Лили кровь, выпускали кишки, крушили черепа.
Тень подняла голову - не только люди погибали! Кто-то убил обоих тупилаков. Тень принюхалась. С такими людьми стоило бы познакомиться поближе. Разочарованно фыркнула. Мертвы! Жаль! Очень! С каждым днем, в льдах становится все тоскливее, а достойный соперник добавляет жизни даже тени.
Бесшумно развернулась и скрылась меж торосов, оставляя за собой лишь цепочку следов - будто медведь-великан прошел.