Чужой берег. Глава 2. Ганзберг, Боспор, Ганзберг и предместья
За стенами голубятни зачастил дождь. Анджей сидел на ящике, опустив голову. Смотрел на землю, усыпанную соломой и клочками пуха. Подташнивало. Мир, подстегнутый бензедрином, понемногу - медленно, слишком медленно! - прояснялся и набирал резкость. Лужа крови под наркоторговцем прекратила расползаться, подминая черными краями грязный пол.
Череп царапнуло изнутри.
Анджей закашлялся. Высморкал сгустки крови наркоторговца, свернувшиеся в ноздрях. Доковырял пальцем, обтер о штанину. Потряс головой, разгоняя остатки тумана.
- Надо возвращаться.
- Решил дальше справедливость учинять? Вошел во вкус? Собьем тяжкие оковы с работниц горизонтального труда, переучим белошвеек на белошвеек? - Абель натянул пальто, поправил перевязь с топориками. - Аверьяса внутри меня другое желание хранит - спалить бы ту Поганку. Да и не её одну.
- Надо возвращаться, - Анджей потер левую бровь, прислушался к происходящему в черепе. Взрываться не собирается, просто гудит. - Мы что-то упустили! Что-то… Не знаю, что. Но упустили. А спалить всегда успеем. И керосина с собой столько нет.
- Ну пошли, кархаконна души моей.
Тело наркоторговца, ухватив за ноги, оттащили в угол потемнее. Засыпали обломками сгнивших ящиков. Абель поцокал когтем в клык - негашенной извести нет, следы убийства не убрать. С другой стороны, кто сюда приведет розыскную собаку, из дюжины, состоящей в штате полиции города? Пропал хмырь, и хрен с ним, тут такое не редкость! Особенно, с такими вот... Не сын известного воздухоплавателя, чтобы поднимать на уши всех подряд. А полежи труп подольше - крысы не хуже извести заметут следы, оставят от лица голый череп.
Зачвакали по Поганке. Холодный дождь размыл улицы в полное болото, усилил местный смрад - хотя куда уж сильнее? - превратил землю под ногами в липкую зыбь. С каждым шагом тяжелая грязь налипала на подошвы. Не повезет - лопнет дратва, побредешь босиком!
Прошли первый из кривых переулков. Переглянулись, плюнули. Анджей вытащил из-под пальто новомодное оружие протеста1, упер приклад в плечо. Абель взял в руки по топорику. Снова переглянулись. Хочется верить, мысли сходятся не только у дураков - о маскировке в местном болоте все равно можно забыть. И устали оба, общение с торговцем выдалось... напряженным. Так что пусть кто другой по кустам шхерится! Даже бледные сихирчи в такой дождь из своих Цейсов не разглядят ничего, палачи гномьи. Сколько бы не таращились, немочь белоглазая.
Дошли до приметной сирени. Поменялись - Анджей передал дробовик гоблину, вытащил Уэбли. Пошел к дому, нацелив револьверы на окна.
Тишина. Только дождь колотит и шуршит по крышам. Никем не найденный труп - в борделе в ведра ссут поди, не выходят по такой погоде - так и лежал в нужнике. Топорик Абеля почти перерубил незадачливому охраннику шею - голова, держащаяся на клочке кожи, отвалилась куда-то вниз, наружу вывернуло позвонки в ошметках прорезанных мышц. Бесплатный урок анатомии, театр смерти со стойким амбрэ.
Анджей поживился в нужнике сажей от лампы, оставшейся от мертвеца. Пусть и охранником работал, а все польза от человечишки! Втёр черноту в скулы, нос, лоб, заменой утраченному платку, оставшемуся в луже крови рядом с наркоторговцем. Анджея передернуло. Он старательно гнал мысли о случившемся. Чувстве, которое накрыло. Которое хотелось повторить. Которое… Анджей заскрипел зубами. К черту!
Вернулся, оттираясь по стене, ко входу в барак. Махнул Абелю. Навёл Уэбли на вход. Снова поднялись по лестнице - Абель с творением мастера Браунинга впереди, Анджей контролирует вход. Никого! С третьего этажа - пуще припустившая музыка из хрипатого фонографа, звук раскачивающихся коек. Дверь в комнату торговца еще открыта. Вошли. Абель занял позицию у входа. Устроил патронташ под рукой, повесил на вешалку, зацепив петлей за один из концов.
Анджей огляделся. Берлога. Полосатый матрас в желтых разводах мочи, почерневшие от грязи простыни простыни на панцирной кровати. С кроватных спинок скручены железные шарики, о резьбу тушили папиросы. Печка-буржуйка, шкаф из прессованных опилок. В одной из стенок шкафа добротная вмятина. Головой в неё бандит стучался, что ли?
Ночной горшок с двумя утопленными пачками от папирос. Грязные тарелки, целые и расколошмаченные, одна на другой, на полу и на столе, в окружении спичечных пачек2.
Череп царапнуло сильнее. В окружении спичечных пачек: одинаковых, уложенных, словно по какой-то схеме. На пачках красивая картинка, пальмы, пляж, море. Размашистая надпись золотистой краской - “Райская нега”. Безделушки, совсем не соответствующие Поганке. Здесь нет людей, которые столуются в ресторанах и гостиницах, выпускающих именные спичечные пачки. И никаким калачом таких людей в Поганку не заманишь!
Анджей улыбнулся. Подошел к Абелю. Кинул под нос гоблину пачку.
- Охскенонтон!
- Да я знаю. Но если ты не хотел повторить мне, что я олень, то наверное имел ввиду Охсерон, праздник середины осени. - Абель стрельнул глазами в Анджея, перехватил дробовик, повертел упаковку спичек. Кивнул. - Охсерон, твоя правда, самый настоящий. С подарками! Не зря возвращались! Молодец, напарник, наводка знатная! Я же говорил, что ты мастер разведки? Или это я про себя молотил?
Забрали с собой полдюжины пачек. Анджей перед уходом заглянул в шкаф. Пачка потрепанных йормландских марок, ряд бутылочек с лауданумом, бруски из вощённой бумаги. Внутри брусков комки опиума и таблетки. Если не приглядываться и не пробовать на зуб - аптечный бензедрин. Анджей вспомнился остановившийся взгляд торговца. Без смущения - теперь знал, что нелюдь было, за что убить. А испытанные чувства, после шкафа, можно считать вознаграждением за “общественно-необходимый труд”. Даже теоретики движения не поспорят! Хотя лучше им не знать, конечно. Теоретикам теоретиково, а то будут просыпаться среди ночи от кошмаров в мокрой постели... Глотки резать - не пером скрипеть!
Марки, без обсуждения, поделили пополам, развалив стопку надвое - не считать же, мусоля купюры окровавленными пальцами? Навскидку вышло неплохо. Зарплата среднего рабочего за три-четыре месяца! В работе кондотьера, пусть дерущегося за правое дело, есть свои плюсы.
До границы района добрались без приключений. Дождь распугал всех, попрятались даже вездесущие вороны. Оставив Поганку за спиной, разделились - Анжей, кружным путем, двинул обратно в меблирашку. Абель задержался. Искал место, где можно припрятать трофейный “расчиститель толп”. Или оружие протеста - тут с какой стороны классового забора смотреть.
Гномы, властители города и страны, смотрели, однозначно: револьверы, с длиной ствола не меньше пяти дюймов к ношению допущены. Разумеется, исключительно с разрешением, оформленным в соответствующей гильдии. Ствол короче - молись, чтобы в суде, если он будет, признали за велодог, револьверчик, по мнению Абеля, придуманный сугубо для отстрела проклятых собак-велосипедистов. Проезжает мимо, а ты его в пузо - бах! И чтобы рикошета не было. А не сможешь убедить судью в безобидности короткого револьвера для мирных обывателей - схлопочешь неподъемный штраф или пару лет каторги.
Также дело обстояло с ружьями. За хранение и ношение любого, кроме явственно охотничьего - пять лет каторги. Не из боязни протеста - Анджей вспомнил тяжеловооруженные патрули с големами в центре Ганзберга и Ярнборга - исключительно для демонстрации гномьего превосходства. Потому что могли. В своих угодьях и подземных залах гномы себя в оружии не ограничивали. У средней паршивости почтенного мастера и герра в доме хранилось стволов на малую роту. Половина такого арсенала - экспериментальные или мелкосерийные стрелядлы, с барабанами и магазинами на двенадцать-двадцать патронов, с подствольными гранатометами и прочим торжеством сумрачного гномячего гения. Чтоб к нему в “печке”3 добрый шубин4 пришел!
Помповые дробовики, творение мастера Браунинга, который уже лет пять создавал новые орудия убийств в Ярнборге, официально числились на вооружении у полицейских и армии. Само наличие такого дробовика у торговца гарантировало ему срок. Немалый. Анджею и Абелю, как новым владельцам - тоже. Торговец каторги, видимо, не боялся. Абель с Анджеем - тоже.
Остальное - здесь (Прошу прощения, глава очень большая, в один пост не влезает)
Череп царапнуло изнутри.
Анджей закашлялся. Высморкал сгустки крови наркоторговца, свернувшиеся в ноздрях. Доковырял пальцем, обтер о штанину. Потряс головой, разгоняя остатки тумана.
- Надо возвращаться.
- Решил дальше справедливость учинять? Вошел во вкус? Собьем тяжкие оковы с работниц горизонтального труда, переучим белошвеек на белошвеек? - Абель натянул пальто, поправил перевязь с топориками. - Аверьяса внутри меня другое желание хранит - спалить бы ту Поганку. Да и не её одну.
- Надо возвращаться, - Анджей потер левую бровь, прислушался к происходящему в черепе. Взрываться не собирается, просто гудит. - Мы что-то упустили! Что-то… Не знаю, что. Но упустили. А спалить всегда успеем. И керосина с собой столько нет.
- Ну пошли, кархаконна души моей.
Тело наркоторговца, ухватив за ноги, оттащили в угол потемнее. Засыпали обломками сгнивших ящиков. Абель поцокал когтем в клык - негашенной извести нет, следы убийства не убрать. С другой стороны, кто сюда приведет розыскную собаку, из дюжины, состоящей в штате полиции города? Пропал хмырь, и хрен с ним, тут такое не редкость! Особенно, с такими вот... Не сын известного воздухоплавателя, чтобы поднимать на уши всех подряд. А полежи труп подольше - крысы не хуже извести заметут следы, оставят от лица голый череп.
Зачвакали по Поганке. Холодный дождь размыл улицы в полное болото, усилил местный смрад - хотя куда уж сильнее? - превратил землю под ногами в липкую зыбь. С каждым шагом тяжелая грязь налипала на подошвы. Не повезет - лопнет дратва, побредешь босиком!
Прошли первый из кривых переулков. Переглянулись, плюнули. Анджей вытащил из-под пальто новомодное оружие протеста1, упер приклад в плечо. Абель взял в руки по топорику. Снова переглянулись. Хочется верить, мысли сходятся не только у дураков - о маскировке в местном болоте все равно можно забыть. И устали оба, общение с торговцем выдалось... напряженным. Так что пусть кто другой по кустам шхерится! Даже бледные сихирчи в такой дождь из своих Цейсов не разглядят ничего, палачи гномьи. Сколько бы не таращились, немочь белоглазая.
Дошли до приметной сирени. Поменялись - Анджей передал дробовик гоблину, вытащил Уэбли. Пошел к дому, нацелив револьверы на окна.
Тишина. Только дождь колотит и шуршит по крышам. Никем не найденный труп - в борделе в ведра ссут поди, не выходят по такой погоде - так и лежал в нужнике. Топорик Абеля почти перерубил незадачливому охраннику шею - голова, держащаяся на клочке кожи, отвалилась куда-то вниз, наружу вывернуло позвонки в ошметках прорезанных мышц. Бесплатный урок анатомии, театр смерти со стойким амбрэ.
Анджей поживился в нужнике сажей от лампы, оставшейся от мертвеца. Пусть и охранником работал, а все польза от человечишки! Втёр черноту в скулы, нос, лоб, заменой утраченному платку, оставшемуся в луже крови рядом с наркоторговцем. Анджея передернуло. Он старательно гнал мысли о случившемся. Чувстве, которое накрыло. Которое хотелось повторить. Которое… Анджей заскрипел зубами. К черту!
Вернулся, оттираясь по стене, ко входу в барак. Махнул Абелю. Навёл Уэбли на вход. Снова поднялись по лестнице - Абель с творением мастера Браунинга впереди, Анджей контролирует вход. Никого! С третьего этажа - пуще припустившая музыка из хрипатого фонографа, звук раскачивающихся коек. Дверь в комнату торговца еще открыта. Вошли. Абель занял позицию у входа. Устроил патронташ под рукой, повесил на вешалку, зацепив петлей за один из концов.
Анджей огляделся. Берлога. Полосатый матрас в желтых разводах мочи, почерневшие от грязи простыни простыни на панцирной кровати. С кроватных спинок скручены железные шарики, о резьбу тушили папиросы. Печка-буржуйка, шкаф из прессованных опилок. В одной из стенок шкафа добротная вмятина. Головой в неё бандит стучался, что ли?
Ночной горшок с двумя утопленными пачками от папирос. Грязные тарелки, целые и расколошмаченные, одна на другой, на полу и на столе, в окружении спичечных пачек2.
Череп царапнуло сильнее. В окружении спичечных пачек: одинаковых, уложенных, словно по какой-то схеме. На пачках красивая картинка, пальмы, пляж, море. Размашистая надпись золотистой краской - “Райская нега”. Безделушки, совсем не соответствующие Поганке. Здесь нет людей, которые столуются в ресторанах и гостиницах, выпускающих именные спичечные пачки. И никаким калачом таких людей в Поганку не заманишь!
Анджей улыбнулся. Подошел к Абелю. Кинул под нос гоблину пачку.
- Охскенонтон!
- Да я знаю. Но если ты не хотел повторить мне, что я олень, то наверное имел ввиду Охсерон, праздник середины осени. - Абель стрельнул глазами в Анджея, перехватил дробовик, повертел упаковку спичек. Кивнул. - Охсерон, твоя правда, самый настоящий. С подарками! Не зря возвращались! Молодец, напарник, наводка знатная! Я же говорил, что ты мастер разведки? Или это я про себя молотил?
Забрали с собой полдюжины пачек. Анджей перед уходом заглянул в шкаф. Пачка потрепанных йормландских марок, ряд бутылочек с лауданумом, бруски из вощённой бумаги. Внутри брусков комки опиума и таблетки. Если не приглядываться и не пробовать на зуб - аптечный бензедрин. Анджей вспомнился остановившийся взгляд торговца. Без смущения - теперь знал, что нелюдь было, за что убить. А испытанные чувства, после шкафа, можно считать вознаграждением за “общественно-необходимый труд”. Даже теоретики движения не поспорят! Хотя лучше им не знать, конечно. Теоретикам теоретиково, а то будут просыпаться среди ночи от кошмаров в мокрой постели... Глотки резать - не пером скрипеть!
Марки, без обсуждения, поделили пополам, развалив стопку надвое - не считать же, мусоля купюры окровавленными пальцами? Навскидку вышло неплохо. Зарплата среднего рабочего за три-четыре месяца! В работе кондотьера, пусть дерущегося за правое дело, есть свои плюсы.
До границы района добрались без приключений. Дождь распугал всех, попрятались даже вездесущие вороны. Оставив Поганку за спиной, разделились - Анжей, кружным путем, двинул обратно в меблирашку. Абель задержался. Искал место, где можно припрятать трофейный “расчиститель толп”. Или оружие протеста - тут с какой стороны классового забора смотреть.
Гномы, властители города и страны, смотрели, однозначно: револьверы, с длиной ствола не меньше пяти дюймов к ношению допущены. Разумеется, исключительно с разрешением, оформленным в соответствующей гильдии. Ствол короче - молись, чтобы в суде, если он будет, признали за велодог, револьверчик, по мнению Абеля, придуманный сугубо для отстрела проклятых собак-велосипедистов. Проезжает мимо, а ты его в пузо - бах! И чтобы рикошета не было. А не сможешь убедить судью в безобидности короткого револьвера для мирных обывателей - схлопочешь неподъемный штраф или пару лет каторги.
Также дело обстояло с ружьями. За хранение и ношение любого, кроме явственно охотничьего - пять лет каторги. Не из боязни протеста - Анджей вспомнил тяжеловооруженные патрули с големами в центре Ганзберга и Ярнборга - исключительно для демонстрации гномьего превосходства. Потому что могли. В своих угодьях и подземных залах гномы себя в оружии не ограничивали. У средней паршивости почтенного мастера и герра в доме хранилось стволов на малую роту. Половина такого арсенала - экспериментальные или мелкосерийные стрелядлы, с барабанами и магазинами на двенадцать-двадцать патронов, с подствольными гранатометами и прочим торжеством сумрачного гномячего гения. Чтоб к нему в “печке”3 добрый шубин4 пришел!
Помповые дробовики, творение мастера Браунинга, который уже лет пять создавал новые орудия убийств в Ярнборге, официально числились на вооружении у полицейских и армии. Само наличие такого дробовика у торговца гарантировало ему срок. Немалый. Анджею и Абелю, как новым владельцам - тоже. Торговец каторги, видимо, не боялся. Абель с Анджеем - тоже.
Остальное - здесь (Прошу прощения, глава очень большая, в один пост не влезает)