Рецензия на "Колоколенку"
Есть у меня рассказ...
Дать сколь-нибудь точную оценку столь емкому и насыщенному различными смы-словыми оттенками тексту, как рассказ Михаила Рагимова «Колоколенка», очень непросто. И дело здесь даже не в том, что в сюжетную линию этого рассказа вплелись мотивы хорошо известной многим песни о доле солдата на войне под одноименным названием, а также поистине эпической, берущей за душу концовкой, звучащей так: «Горочки-пригорочки, башни-колоколенки… /Что кому достанется, чей теперь черед? /Рана незажитая, память неубитая, /Солнышко, да полюшко, да геройский взвод». Однако если в песне речь идет скорее о солдатской доле вообще, то в рассказе М. Рагимова все очень конкретно. Конкретный герой и конкретные перипетии его солдатской судьбы. Конкретные жизненные ситуации и сцены из армейской и фронтовой жизни. Со всей их непредсказуемостью и неожиданными поворотами, которые то выглядят в значительной степени законо-мерными, то являются игрой чистого случая. И удивительно узнаваем при этом колорит той части земного шара, которую иногда принято называть не Европой и не Азией, но - Россией, хотя главный герой рассказа и является украинцем из Херсона. В данной связи достаточно отметить только два момента. Это, во-первых и прежде всего - серьезное отношение к делу всех без исключения персонажей рассказа, которое, тем не менее, непостижимым образом переплетается с неповторимыми элементами извечной русской дезорганизованности и расхлябанности, и, во-вторых, столь узнаваемый по современной российской повседневности несколько грубоватый юмор, которым насыщено повествование - иногда с непосредственно армейской, а зачастую и просто житейской спецификой, так помогающий герою рассказа совладать с собой не только в сложных, но также и в смертельно опасных, вплоть до полной безнадежности, ситуациях.
Хочется остановиться на ряде сильных, без всякого сомнения, моментов авторского художественного подхода к излагаемому в рассказе материалу, а также заострить внимание на своеобразии сюжетной канвы произведения. С одной стороны, хорошо заметна манера автора делать акцент на, казалось бы, несущественных, однако очень точно - вплоть до жесткой натуралистичности, подробностях (которыми, впрочем, М. Рагимов не злоупотребляет), характеризующих как ситуацию в целом, о которой идет в рассказе речь на тот или иной момент, так и психологическое состояние находящегося в этой ситуации самого главного героя и, отчасти, других персонажей произведения. Другой стороной по существу того же авторского приема являются подчас весьма длительные лакуны, в том числе хронологического характера, за счет которых достигается сжатость повествования вплоть до лаконичности, и которые не только не вредят сюжетной линии произведения, но, напротив, придают ей отточенный и завершенный вид. Достигается этот эффект, безусловно, в том числе за счет того, что читатель, отталкиваясь от собственных знаний и представлений об излагаемых в рассказе реалиях, вполне может самостоятельно восстановить эти лакуны с помощью воображения и подсказанных его личной фантазией подробностей.
Важнейшим для тематики рассказа является вопрос о мотивации героя, которая заставляет выносить и помогает ему преодолевать порой не просто тяжелые, а неимоверные лишения и нагрузки фронтовой действительности, а также не раз вынуждает его идти на верную смерть. Можно поставить вопрос и шире: почему сержант, а затем старшина и помкомвзода Адаменко, в общем-то - обычный сельский парень из Новороссии, вполне добровольно, причем не за страх, а за совесть выполняет свою более чем опасную боевую работу. Ведь не исключительно же потому, что, согласно представлениям героя, это почетно - или, как сейчас говорят, «круто» (хотя и поэтому, как можно догадываться, тоже). Согласно автору, сам Адаменко над данным вопросом практически не задумывается, одна-ко из текста рассказа хорошо видно (причем чувствуется: автор сделал это осознанно), что как для самого Адаменко, так и для всех без исключения персонажей рассказа ответ на данный вопрос очевиден и его можно отразить следующими словами: ТАК НАДО. И надо, если выражаться строфой написанного в 1941 г. бессмертного творения К. Симонова, не в последнюю очередь потому, что именно так «встарь повелось на великой Руси». Насколь-ко можно судить, подобным образом автор через присущее персонажам рассказа индивидуальное своеобразие, а также конкретику их фронтовой жизни и судеб, выходит на общие для фронтовиков того времени черты.
Столь характерная для данного произведения тенденция к конкретике проявляется и в итоговом эпизоде с колоколенкой. Из текста песни трудно, в частности, понять: исходя из какой необходимости советское подразделение в лоб атакует находящуюся на коло-кольне неприятельскую пулеметную точку, и почему ее нельзя уничтожить иным путем. Ведь это не 1941-42 гг., когда на фронте для эффективного ведения боевых действий по-рой не хватало самого необходимого, а до момента учреждения ордена Славы было еще воевать и воевать. В рассказе М. Рагимова ситуация, напротив, предельна ясна. Более чем ясно и то, что для остатка взвода лейтенанта Крупенникова, находящегося в тылу врага и уходящего от многодневного преследования, она предельно критическая: еще пять, от силы десять минут - и позади появятся десятки финнов с их автоматами «Суоми» и криками «Смерть советским!» Остаться в живых только один шанс - успеть перебежать за это время через поле до спасительной лесной чащи, однако путь к последней преградила оставшаяся от сожженной деревни колоколенка с находящимся на ней «машингевером». Далее отчасти повторяется ситуация из одноименной песни с отчаянным броском к колоколенке русского солдата, вступившего «за други своя» в схватку со смертью. Интересна интерпре-тация автором момента, когда старшой Крупенников поднимается во весь рост под пулеметную очередь, сбившую его с ног. Если исходить из текста песни, поступок Крупенникова с логической точки зрения выглядит попросту абсурдным; остается также неясно, удалось ли взводу все-таки уничтожить вражеский пулемет - хотя атаковавший его боец, согласно сюжету песни, уцелел. В рассказе же М. Рагимова самонадеянный, да и в остальном не слишком симпатичный (в том числе и для Адаменко) лейтенант жертвует собой со-знательно. Видя, что его помкомвзвода вот-вот погибнет в то время, когда до колоколенки ему остался лишь последний бросок, Крупенников спасает оставшихся в живых бойцов своего взвода, встав в полный рост с целью отвлечь на себя внимание вражеского пулемет-чика. В результате Адаменко уничтожает пулеметный расчет, а бойцы взвода успевают достичь леса на другом конце поля до появления здесь финнов.
Немаловажно отметить, что герой рассказа - не простой пехотинец из обычного стрелкового подразделения, а по тогдашним меркам неплохо подготовленный осназовец, специфику боевой работы которого составляли в том числе и диверсионные действия. Далеко не все воевавшие имели подобную подготовку - а ведь случалось, особенно в начальном периоде войны, что они не имели ее вообще. Поэтому действия героя рассказа (который к зиме 1941 г. имел такие достаточно редко встречавшиеся тогда у фронтовиков награды, как боевой орден и «отважную» медаль) даже в первом для него бою типичными для обычного бойца назвать очень трудно. Попробуем обосновать эту мысль, скажем так, от противного, в связи с чем приведем сокращенный текст из воспоминаний прошедшего всю войну советского кинорежиссера Григория Чухрая (речь здесь о 41-м): «События разворачивались стремительно. Меня приняли кандидатом в партию, а через час я стоял в штабе запасной бригады перед столом майора, который назначил меня, младшего сержанта, командиром пехотного взвода. Я не мог не сказать, что по специальности радист и пехотного боя не знаю. Майор, выслушав меня, сказал устало:
- Если бы у меня было кого назначить, я бы тебя, сопляка, в упор не видел. Но у меня нет офицеров, а ты больше года прослужил в армии. И вообще - приказы не обсуждаются!
На улице перед зданием штаба меня ждал мой взвод. Это были только сегодня мо-билизованные работники харьковского прилавка, на них еще была гражданская одежда и все они по возрасту годились мне в отцы. Нас отвели на гребень горы над станцией Харьков-Сортировочная и дали участок, который мы должны защищать. Окопы здесь были вырыты до нас. Привезли ужин и обмундирование. На рассвете прибыла полуторка с винтов-ками и патронами, я раздал оружие.
И вдруг крик:
- Танки! Немецкие танки!
На станции Харьков-Сортировочная к рельсам медленно двигались три танка, через наши головы полетели их снаряды. Все мои вояки повалились на дно окопа. Огонь со стороны немцев усилился, а мои солдаты бездействовали. Я отстреливался, бегал по окопу, матюгался и пинками сапог поднимал боевой дух своих «стариков». Они поднимались на ноги, но только я поворачивался к другим, эти снова оказывались на дне окопа. Между тем с нашей стороны заработала артиллерия. Танки попятились, развернулись и начали ухо-дить, наступила долгая тишина. Не скоро кто-то из моих торгашей осмелился выглянуть из-за бруствера окопа, и я услышал победный крик:
- Они ушли! Мы победили!!!»
…Иногда говорят, что основную тяжесть Великой Отечественной вынесли на своих плечах молодые. Принято также считать, что с немецкой стороны из поколения, для которого «завтра была война», с нее вернулось 30%, а с советской - лишь 1%, да и то уцелевших только чудом. Однако, без всякого сомнения, благодаря ратному подвигу в большой степени именно этого поколения советских людей существуем сегодня мы. На мой взгляд, о начальном этапе их боевого пути - рассказ М. Рагимова, свою попытку изложить личное впечатление от которого хотелось бы закончить строками, принадлежащими бойцу добровольческого истребительного батальона, которому на момент их написания в июле 1941-го еще не было и 17-ти, но который затем прошел практически всю войну, начав ее в пехоте и разведке, а закончив офицером и танковым асом, дважды представлявшимся к званию Ге-роя Советского Союза, точку в чьей фронтовой судьбе поставило тяжелое увечье, полученное уже в победном 1945-м году:
Девятый класс окончен лишь вчера.
Окончу ли когда-нибудь десятый?
Каникулы - счастливая пора.
И вдруг - траншея, карабин, гранаты,
И над рекой дотла сгоревший дом,
Сосед по парте навсегда потерян.
Я путаюсь беспомощно во всем,
Что невозможно школьной меркой мерить.
Но пальцем с фиолетовым пятном,
Следом диктантов и работ контрольных,
Нажав крючок, подумал я о том,
Что начинаю счет уже не школьный.
Куц О. Ю.,
к. и. н.
Автор рецензии - О.Куц. Мой товарищ, автор книг по истории казачества и просто хороший человек)))
Дать сколь-нибудь точную оценку столь емкому и насыщенному различными смы-словыми оттенками тексту, как рассказ Михаила Рагимова «Колоколенка», очень непросто. И дело здесь даже не в том, что в сюжетную линию этого рассказа вплелись мотивы хорошо известной многим песни о доле солдата на войне под одноименным названием, а также поистине эпической, берущей за душу концовкой, звучащей так: «Горочки-пригорочки, башни-колоколенки… /Что кому достанется, чей теперь черед? /Рана незажитая, память неубитая, /Солнышко, да полюшко, да геройский взвод». Однако если в песне речь идет скорее о солдатской доле вообще, то в рассказе М. Рагимова все очень конкретно. Конкретный герой и конкретные перипетии его солдатской судьбы. Конкретные жизненные ситуации и сцены из армейской и фронтовой жизни. Со всей их непредсказуемостью и неожиданными поворотами, которые то выглядят в значительной степени законо-мерными, то являются игрой чистого случая. И удивительно узнаваем при этом колорит той части земного шара, которую иногда принято называть не Европой и не Азией, но - Россией, хотя главный герой рассказа и является украинцем из Херсона. В данной связи достаточно отметить только два момента. Это, во-первых и прежде всего - серьезное отношение к делу всех без исключения персонажей рассказа, которое, тем не менее, непостижимым образом переплетается с неповторимыми элементами извечной русской дезорганизованности и расхлябанности, и, во-вторых, столь узнаваемый по современной российской повседневности несколько грубоватый юмор, которым насыщено повествование - иногда с непосредственно армейской, а зачастую и просто житейской спецификой, так помогающий герою рассказа совладать с собой не только в сложных, но также и в смертельно опасных, вплоть до полной безнадежности, ситуациях.
Хочется остановиться на ряде сильных, без всякого сомнения, моментов авторского художественного подхода к излагаемому в рассказе материалу, а также заострить внимание на своеобразии сюжетной канвы произведения. С одной стороны, хорошо заметна манера автора делать акцент на, казалось бы, несущественных, однако очень точно - вплоть до жесткой натуралистичности, подробностях (которыми, впрочем, М. Рагимов не злоупотребляет), характеризующих как ситуацию в целом, о которой идет в рассказе речь на тот или иной момент, так и психологическое состояние находящегося в этой ситуации самого главного героя и, отчасти, других персонажей произведения. Другой стороной по существу того же авторского приема являются подчас весьма длительные лакуны, в том числе хронологического характера, за счет которых достигается сжатость повествования вплоть до лаконичности, и которые не только не вредят сюжетной линии произведения, но, напротив, придают ей отточенный и завершенный вид. Достигается этот эффект, безусловно, в том числе за счет того, что читатель, отталкиваясь от собственных знаний и представлений об излагаемых в рассказе реалиях, вполне может самостоятельно восстановить эти лакуны с помощью воображения и подсказанных его личной фантазией подробностей.
Важнейшим для тематики рассказа является вопрос о мотивации героя, которая заставляет выносить и помогает ему преодолевать порой не просто тяжелые, а неимоверные лишения и нагрузки фронтовой действительности, а также не раз вынуждает его идти на верную смерть. Можно поставить вопрос и шире: почему сержант, а затем старшина и помкомвзода Адаменко, в общем-то - обычный сельский парень из Новороссии, вполне добровольно, причем не за страх, а за совесть выполняет свою более чем опасную боевую работу. Ведь не исключительно же потому, что, согласно представлениям героя, это почетно - или, как сейчас говорят, «круто» (хотя и поэтому, как можно догадываться, тоже). Согласно автору, сам Адаменко над данным вопросом практически не задумывается, одна-ко из текста рассказа хорошо видно (причем чувствуется: автор сделал это осознанно), что как для самого Адаменко, так и для всех без исключения персонажей рассказа ответ на данный вопрос очевиден и его можно отразить следующими словами: ТАК НАДО. И надо, если выражаться строфой написанного в 1941 г. бессмертного творения К. Симонова, не в последнюю очередь потому, что именно так «встарь повелось на великой Руси». Насколь-ко можно судить, подобным образом автор через присущее персонажам рассказа индивидуальное своеобразие, а также конкретику их фронтовой жизни и судеб, выходит на общие для фронтовиков того времени черты.
Столь характерная для данного произведения тенденция к конкретике проявляется и в итоговом эпизоде с колоколенкой. Из текста песни трудно, в частности, понять: исходя из какой необходимости советское подразделение в лоб атакует находящуюся на коло-кольне неприятельскую пулеметную точку, и почему ее нельзя уничтожить иным путем. Ведь это не 1941-42 гг., когда на фронте для эффективного ведения боевых действий по-рой не хватало самого необходимого, а до момента учреждения ордена Славы было еще воевать и воевать. В рассказе М. Рагимова ситуация, напротив, предельна ясна. Более чем ясно и то, что для остатка взвода лейтенанта Крупенникова, находящегося в тылу врага и уходящего от многодневного преследования, она предельно критическая: еще пять, от силы десять минут - и позади появятся десятки финнов с их автоматами «Суоми» и криками «Смерть советским!» Остаться в живых только один шанс - успеть перебежать за это время через поле до спасительной лесной чащи, однако путь к последней преградила оставшаяся от сожженной деревни колоколенка с находящимся на ней «машингевером». Далее отчасти повторяется ситуация из одноименной песни с отчаянным броском к колоколенке русского солдата, вступившего «за други своя» в схватку со смертью. Интересна интерпре-тация автором момента, когда старшой Крупенников поднимается во весь рост под пулеметную очередь, сбившую его с ног. Если исходить из текста песни, поступок Крупенникова с логической точки зрения выглядит попросту абсурдным; остается также неясно, удалось ли взводу все-таки уничтожить вражеский пулемет - хотя атаковавший его боец, согласно сюжету песни, уцелел. В рассказе же М. Рагимова самонадеянный, да и в остальном не слишком симпатичный (в том числе и для Адаменко) лейтенант жертвует собой со-знательно. Видя, что его помкомвзвода вот-вот погибнет в то время, когда до колоколенки ему остался лишь последний бросок, Крупенников спасает оставшихся в живых бойцов своего взвода, встав в полный рост с целью отвлечь на себя внимание вражеского пулемет-чика. В результате Адаменко уничтожает пулеметный расчет, а бойцы взвода успевают достичь леса на другом конце поля до появления здесь финнов.
Немаловажно отметить, что герой рассказа - не простой пехотинец из обычного стрелкового подразделения, а по тогдашним меркам неплохо подготовленный осназовец, специфику боевой работы которого составляли в том числе и диверсионные действия. Далеко не все воевавшие имели подобную подготовку - а ведь случалось, особенно в начальном периоде войны, что они не имели ее вообще. Поэтому действия героя рассказа (который к зиме 1941 г. имел такие достаточно редко встречавшиеся тогда у фронтовиков награды, как боевой орден и «отважную» медаль) даже в первом для него бою типичными для обычного бойца назвать очень трудно. Попробуем обосновать эту мысль, скажем так, от противного, в связи с чем приведем сокращенный текст из воспоминаний прошедшего всю войну советского кинорежиссера Григория Чухрая (речь здесь о 41-м): «События разворачивались стремительно. Меня приняли кандидатом в партию, а через час я стоял в штабе запасной бригады перед столом майора, который назначил меня, младшего сержанта, командиром пехотного взвода. Я не мог не сказать, что по специальности радист и пехотного боя не знаю. Майор, выслушав меня, сказал устало:
- Если бы у меня было кого назначить, я бы тебя, сопляка, в упор не видел. Но у меня нет офицеров, а ты больше года прослужил в армии. И вообще - приказы не обсуждаются!
На улице перед зданием штаба меня ждал мой взвод. Это были только сегодня мо-билизованные работники харьковского прилавка, на них еще была гражданская одежда и все они по возрасту годились мне в отцы. Нас отвели на гребень горы над станцией Харьков-Сортировочная и дали участок, который мы должны защищать. Окопы здесь были вырыты до нас. Привезли ужин и обмундирование. На рассвете прибыла полуторка с винтов-ками и патронами, я раздал оружие.
И вдруг крик:
- Танки! Немецкие танки!
На станции Харьков-Сортировочная к рельсам медленно двигались три танка, через наши головы полетели их снаряды. Все мои вояки повалились на дно окопа. Огонь со стороны немцев усилился, а мои солдаты бездействовали. Я отстреливался, бегал по окопу, матюгался и пинками сапог поднимал боевой дух своих «стариков». Они поднимались на ноги, но только я поворачивался к другим, эти снова оказывались на дне окопа. Между тем с нашей стороны заработала артиллерия. Танки попятились, развернулись и начали ухо-дить, наступила долгая тишина. Не скоро кто-то из моих торгашей осмелился выглянуть из-за бруствера окопа, и я услышал победный крик:
- Они ушли! Мы победили!!!»
…Иногда говорят, что основную тяжесть Великой Отечественной вынесли на своих плечах молодые. Принято также считать, что с немецкой стороны из поколения, для которого «завтра была война», с нее вернулось 30%, а с советской - лишь 1%, да и то уцелевших только чудом. Однако, без всякого сомнения, благодаря ратному подвигу в большой степени именно этого поколения советских людей существуем сегодня мы. На мой взгляд, о начальном этапе их боевого пути - рассказ М. Рагимова, свою попытку изложить личное впечатление от которого хотелось бы закончить строками, принадлежащими бойцу добровольческого истребительного батальона, которому на момент их написания в июле 1941-го еще не было и 17-ти, но который затем прошел практически всю войну, начав ее в пехоте и разведке, а закончив офицером и танковым асом, дважды представлявшимся к званию Ге-роя Советского Союза, точку в чьей фронтовой судьбе поставило тяжелое увечье, полученное уже в победном 1945-м году:
Девятый класс окончен лишь вчера.
Окончу ли когда-нибудь десятый?
Каникулы - счастливая пора.
И вдруг - траншея, карабин, гранаты,
И над рекой дотла сгоревший дом,
Сосед по парте навсегда потерян.
Я путаюсь беспомощно во всем,
Что невозможно школьной меркой мерить.
Но пальцем с фиолетовым пятном,
Следом диктантов и работ контрольных,
Нажав крючок, подумал я о том,
Что начинаю счет уже не школьный.
Куц О. Ю.,
к. и. н.
Автор рецензии - О.Куц. Мой товарищ, автор книг по истории казачества и просто хороший человек)))