Год Ворона(роман). Глава 5. Могила для контролера
Оригинал взят у maxim_bojarinov в Год Ворона(роман). Глава 5. Могила для контролера
Есть в мире справедливость, есть! Если бы не было, то я бы по дороге концы отдал. А так, нет, дошел! Вот он, наконец! Самое для меня сегодня желанное место! Не сказать, что любимое, конечно... Родной Зареченский колхозный … Точнее, если верить вывеске над воротами, то “Торговый центр “Руса”.
За воротами уже кипит привычная утренняя суета с раскладыванием товара и непременной же руганью “бизнесменов”, не поделивших места. Морду никому вроде не бьют, и хорошо. Значит, наведаемся в одно место…
Для всех, у кого каждый прожитый день венчается усугублением литра, а то и двух, крылатое выражение “трубы горят” - это не фигура речи, а точнейшая характеристика состояния. Только так и можно описать мучения души и тела, что наступают через час-полтора после подъема. То есть если сейчас, без промедления не принять соответствующие меры, еще хуже будет. Но сегодня, похоже, черная полоса кончается не зебриной жопой, а полосой белой! Есть! Слава всем, кто сидит на облаке, есть!
Явдоха, “Радио Сарафан FM” и недипломированный врач-похметолог уже насвоем законном месте, с заветными снадобьями наготове. Место не только законное, но и крайне козырное: у самого входа, справа от ворот. Сколько у нее получается выручки за смену, мне и представить трудно. Мимо ни один страждущий не проходит, все оскоромливаются. Я не исключение.
В грязный “гранчак”, без слов сунутый бабкой в страждущую ладонь, начинает литься густая ароматная жидкость. Вот же пердунья старая! В колумбарии прогулы ставят, а она со своими тараканами расставаться не спешит. Не устраивают ее, видите ли новомодные веяния в лице одноразового пластика! Только проверенная временем классика. Так что, потчует она всех из личных старорежимных стаканов. Емкость в руке тяжелеет. Я с трудом удерживаю его трясущейся рукой.
Нос с утра еще не включился, и запахи не отслеживает, со вкусовыми рецепторами та же беда. Поэтому два первых глотка проскальзывают легко, словно безобидная минералка, а не вонючий первач... Животворная жидкость, обжигая глотку и пищевод скатывается в желудок. Обруч, что надежно давил на голову тут же исчезает. По рукам и ногам волной прокатывается тепло. Эх, зря сегодня не Пасха, и заорать, что мол воскрес! Да и я не еврей...
...Ще не вмерла Украина, если мы гуляем так!...
Везет мне на музыку сегодня, мать ее. Из базарных динамиков на всю округу вопит евролицо державы - неугомонный трансвестит Верка Сердючка. Ох, не договариваете вы, товарищ эстрадный исполнитель. С одной стороны, конечно не вмерла. Но с другой, были мы все, как говорится, на волоске…
Долго грустить не получается. Алкоголь оказал целительное воздействие. Взглядом человека достигшего нирваны, окидываю торговые ряды. Они теперь напоминают не провинциальный филиал ада, а вполне себе пасторальную картину. За прилавками токуют улыбчивые и радушные продавцы, а меж ними, будто пчелы от цветка к цветку, снуют деловитые покупатели…
Чувствую, как кто-то мягко, но настойчиво пытается отобрать у меня опустевший стакан. Недоуменно опускаю глаза. Фу, блин, вот это приход поймал! Надо же Явдохе стакан вернуть.
На самом-то деле, эту “народную алкоцелительницу”, внешним обликом напоминающую Сову из мультика про Медведя со Свином, зовут, конечно же не Явдоха. Но вот прицепилось как-то, и все. Ее настоящего имени толком никто и не знает. Большей части поселковых, и практически всем нам, должникам-отселенцам, недавно прибывшим в Русу на постоянное, а для очень многих и последнее место жительства, она известна именно как Явдоха. И, как говорил один мой хорошо знакомый полковник “Не ипёт!”. Бабка всегда является на базар одной из первых. Занимает свое место, и до полудня восседает на раскладном брезентовом стульчике. По бокам у нее две огромные “мечты оккупанта”. С этими неподъемными сумками она справляется сама, притаскивая без чьей-то помощи. К обеду, Явдоха обычно успешно расторговывается и пропадает.
Бабулька очень и очень непростая. Только на моей памяти, а работаю я тут всего полгода, она успешно отбила пару десятков рейдерских атак и прочих "недружественных поглощений". Выжить пытались не только конкурирующие сверстницы и семейство местной цыганвы, но и высшие чины, по местным меркам, заоблачного милицейского райотдела. И все бесполезно.
Помимо собственно самогона, у Явдохи в сумках еще и товары, составляющие основу большинства местных благосостояний - паленая водка и левые сигареты. Так что, вместо арендной платы, по устаканившейся давным-давно традиции, получаю от народной целительницы две пачки “ЛМ”.
Смяв фольгу, швыряю ее в грязь. Мусорных бачков тут не предусмотрено в принципе. Вытягиваю сигарету, чиркаю зажигалкой... Нашлась в кармане, и, как ни странно, даже почти полная. Несколько глубоких затяжек окончательно приводят организм в чувство и в норму. Вот теперь можно и приступать к выполнению прямых служебных обязанностей!
Льются песни, льются вина,
И стучат, стучат, стучат бокалы в такт.
Будэ жити Украина, если мы гуляем так!
Этот подзабытый шлягер снова набрал популярности в позапрошлом году. Россия достроила газопроводы в обход Украины, миллиардный долг заморозила, и новые поставки начала делать исключительно по предоплате и по новой цене. Зима была веселая! Половина киевлян коммунистам свечки готова была ставить за то, что в новых районах печки не на газу, а на электричестве. Только тем и спасались. А шустрый Андрей Данилко оперативно добавил к древней песне пару строчек про газ. Говорят, на римейке чуть ли не мильён заработал. Еще бы, песня чуть новым гимном Украины не стала…
Пока Неля, крашенная под блондинку каланча, “чай-кофе-капучино”, разбалтывает для меня растворимый “Якобс” в пластиковом стаканчике, я смотрю по сторонам. Как раз началось самое рабочее время. Запоздавшие продавцы занимают места за свежевыкрашенными прилавками. Слева - деревенские с картошкой, зеленью и овощами. Напротив - местные поселковые. У последних ассортимент разнообразнее, от магазинных продуктов и шмоток до сантехники.
Здоровенный амбал из Яблоневки, тот что по вечерам меняет у рабочих с колбасного ворованную свинину на водку, предпринимает наглую попытку занять позицию на земле, рядом с прилавками. Натолкнувшись на мой внимательный взгляд молча подхватывает свои баулы и топает в сторону стекляшки под вывеской “Мясо. Птица”. Знает, сучонок, что с кем, с кем, а я ним церемониться не буду. Напихаю полную жопу подсрачников, еще и все печенки отобью. Вот и молодец, что свалил. В павильончике пусть о цене за место с Арсланом договаривается. Арслан там царь, бог и воинский начальник, а не я. Моя парафия - уличные прилавки.
Допиваю подостывший кофе, бросаю смятый стаканчик в услужливо протянутый мусорный пакет. В особое отделение кошелька ложится десятка от Нели, и я выдвигаюсь в сторону недлинных крытых древним шифером рядов, где уже начал понемногу раскручиваться маховик утренней торговли.
Чтобы собрать со всех торгашей, кто занял место за прилавком и рядом, на земле, арендную плату и сдать директору кассу, у меня уходит не более получаса. А потом, присматривай себе за порядком, поплевывая в потолок. В общем работа - не бей лежачего.
Пока без спешки обхожу подведомственную территорию, как меня только не называют! И Виктором, и Витьком, и Витюнчиком, прости господи! Некоторые даже Виктор Сергеичем кличут. И откуда отчество знают, сволочи, если я сам его не ко всякому вечеру вспомнить могу?
Мне протягивает пятерку старушка, пытающаяся торговать книгами. Библиотеку распродает. Жена бывшего комполка, что взлетал с местного аэродрома, грозя далеким Штатам. Прохожу мимо. Знаю, что торговля у нее никакая, а пятерка - буханка хлеба… Вот все-таки человек старой закалки, каждый раз денежку пытается дать. А я каждый раз "не замечаю". Традиция уже, однако! Начальство поначалу косилось, да и сейчас временами неодобрительные рожи корчит. Но мирится, поскольку на карман себе лишнего не кладу.
К завершению обхода кошелек набивается разнокалиберными бумажками, а в желудке, поверх кофе болтается поднесенный от чистого сердца беляш. Отхожу в сторонку, и, прислонившись к стене, пересчитываю выручку, параллельно сортируя купюры. Наши власти - те еще затейники! Выпустили каждой бумажки по два вида, а десяток, если мне не впарили фальшак, и вовсе, оказывается, три! Пиндец, товарищи! Как прикажете ориентироваться в этом нумизматическом беспределе, буйстве цветов и красок тем, у кого плохое зрение? Хотя нет, нумизматика - это, кажется, монеты… Но все равно тяжко. А если выпил человек? Хотя, пальцы свежей краской не мажутся, да и отшлепанных на цветном принтере тоже не оказалось.
Все, теперь по-быстрому сдаем наличку и расслабляемся. Можно будет присесть на лавочку в глубине базара, рядом с Серегой, что банчит травкой, и до самого обеда балдеть. После первых же драк, меня в городке стали почему-то считать бывшим десантником и связываться не рискуют. Поэтому, чтобы пресечь в зародыше большинство конфликтов, достаточно поднять голову. Даже щуриться грозно, и то не надо.
Снова начинает ныть разбитая рука. Точно! Я же про задачу “нумер раз” позабыл со всеми этими опохмелками. Сегодня надо осторожно выведать у Явдохи подробности, кто и как ночью лапти отбросил. Только осторожно, старушенция хитрая и умная. Она точно все знает, вплоть того, какие труселя были на покойном. Но это уже потом. Ибо, как говорится, бизнес превыше всего! На ходу зацепив жменю семечек из мешка у ближайшей тетки, иду к обитой цинком двери. Рядом с ней синеет прикрученная к стене солидная табличка с серебристой надписью “Администрация”.
За дверью сидит Люся. Она приходит как бы не раньше Явдохи. “Бывшая правая рука комэска”, как любит себя Люся называть - бессменный директор рынка и депутат поселкового совета. Она принимает выручку, тщательно пересчитывая несколько раз стопку мятых купюр. Купюры перекочевывают в огромный сейф с гравированной надписью “1895”. Сейф этот базарные хозяева украли с сахарного завода еще до моего прихода. Представляю, как матерились мужики, когда тащили гробину! Скрипит, закрываясь, дореволюционная дверь. Хрустит замок. Люся отворачивается от сейфа и начинает стучать по клавиатуре. “Социализм есть учет!” У нас, конечно, дикий капитализм, но деньги все равно считать надо.
Дурацких вопросов в стиле дешевой пародии на “папашу Мюллера”, как любит Гена-Примус, типа: “Точно все? Может, пара гривен где по карманам завалялась?” - Люся не задает. Она умнее хозяина. За полгода меня проверила много раз, и знает, что я не копейничаю.
Закончив с бухгалтерией, гражданка начальница откидывается на спинку удобного кожаного кресла.
- Виктор! - командный голос, что поставлен в те легендарные времена, когда Люся возглавляла местный ”Военторг”, не предполагает малейший возможности возразить, - Сегодня из райцентра, из морга, привезут трех покойников. Они за нашим поселком числятся. Мэр лично просил, чтобы мы оказали помощь в захоронении. Сам знаешь, не маленький, что у городской администрации лимитов и на живых в обрез. Так что, находишь напарника, и к четырем часам на кладбище, чтобы как штык! Справишься до конца рабочего дня, зайдешь ко мне, получишь три бутылки. Если нет - то жду утром. Пока тебя не будет, за порядком Арслан присмотрит. Вопросы?
Развожу руками. Какие тут вопросы, чес слово? Утром могилы - вечером водка. Можно и наоборот, но могилы все равно вперед. Вот только насчет лимитов, Любовь Ивановна, это вы очень зря. Оно, конечно, не мое собачье дело, но особняк нашего мэра растет как на дрожжах. Бывший страховой агент, всенародно избранный в позапрошлом году на столь ответственный пост, решил выстроить себе “фазенду” в четыре этажа. Так что, с лимитами у него все отлично. Совести нет, это да. Вот же сука такая, решил на покойниках сэкономить.
Хотя, чего это я? Доискался уже правды... Надо что ли, больше всех? Нет, не надо! А за выпивон можно и поработать. Схожу к “Ласточке” часикам к трем. Там алкашня постоянно трется. Кто на шабашку надеется, кто на халявное бухло. Вот там одного или двух и мобилизую на саперные работы. Не контролерское это дело, бомжам могилы копать.
Есть в мире справедливость, есть! Если бы не было, то я бы по дороге концы отдал. А так, нет, дошел! Вот он, наконец! Самое для меня сегодня желанное место! Не сказать, что любимое, конечно... Родной Зареченский колхозный … Точнее, если верить вывеске над воротами, то “Торговый центр “Руса”.
За воротами уже кипит привычная утренняя суета с раскладыванием товара и непременной же руганью “бизнесменов”, не поделивших места. Морду никому вроде не бьют, и хорошо. Значит, наведаемся в одно место…
Для всех, у кого каждый прожитый день венчается усугублением литра, а то и двух, крылатое выражение “трубы горят” - это не фигура речи, а точнейшая характеристика состояния. Только так и можно описать мучения души и тела, что наступают через час-полтора после подъема. То есть если сейчас, без промедления не принять соответствующие меры, еще хуже будет. Но сегодня, похоже, черная полоса кончается не зебриной жопой, а полосой белой! Есть! Слава всем, кто сидит на облаке, есть!
Явдоха, “Радио Сарафан FM” и недипломированный врач-похметолог уже насвоем законном месте, с заветными снадобьями наготове. Место не только законное, но и крайне козырное: у самого входа, справа от ворот. Сколько у нее получается выручки за смену, мне и представить трудно. Мимо ни один страждущий не проходит, все оскоромливаются. Я не исключение.
В грязный “гранчак”, без слов сунутый бабкой в страждущую ладонь, начинает литься густая ароматная жидкость. Вот же пердунья старая! В колумбарии прогулы ставят, а она со своими тараканами расставаться не спешит. Не устраивают ее, видите ли новомодные веяния в лице одноразового пластика! Только проверенная временем классика. Так что, потчует она всех из личных старорежимных стаканов. Емкость в руке тяжелеет. Я с трудом удерживаю его трясущейся рукой.
Нос с утра еще не включился, и запахи не отслеживает, со вкусовыми рецепторами та же беда. Поэтому два первых глотка проскальзывают легко, словно безобидная минералка, а не вонючий первач... Животворная жидкость, обжигая глотку и пищевод скатывается в желудок. Обруч, что надежно давил на голову тут же исчезает. По рукам и ногам волной прокатывается тепло. Эх, зря сегодня не Пасха, и заорать, что мол воскрес! Да и я не еврей...
...Ще не вмерла Украина, если мы гуляем так!...
Везет мне на музыку сегодня, мать ее. Из базарных динамиков на всю округу вопит евролицо державы - неугомонный трансвестит Верка Сердючка. Ох, не договариваете вы, товарищ эстрадный исполнитель. С одной стороны, конечно не вмерла. Но с другой, были мы все, как говорится, на волоске…
Долго грустить не получается. Алкоголь оказал целительное воздействие. Взглядом человека достигшего нирваны, окидываю торговые ряды. Они теперь напоминают не провинциальный филиал ада, а вполне себе пасторальную картину. За прилавками токуют улыбчивые и радушные продавцы, а меж ними, будто пчелы от цветка к цветку, снуют деловитые покупатели…
Чувствую, как кто-то мягко, но настойчиво пытается отобрать у меня опустевший стакан. Недоуменно опускаю глаза. Фу, блин, вот это приход поймал! Надо же Явдохе стакан вернуть.
На самом-то деле, эту “народную алкоцелительницу”, внешним обликом напоминающую Сову из мультика про Медведя со Свином, зовут, конечно же не Явдоха. Но вот прицепилось как-то, и все. Ее настоящего имени толком никто и не знает. Большей части поселковых, и практически всем нам, должникам-отселенцам, недавно прибывшим в Русу на постоянное, а для очень многих и последнее место жительства, она известна именно как Явдоха. И, как говорил один мой хорошо знакомый полковник “Не ипёт!”. Бабка всегда является на базар одной из первых. Занимает свое место, и до полудня восседает на раскладном брезентовом стульчике. По бокам у нее две огромные “мечты оккупанта”. С этими неподъемными сумками она справляется сама, притаскивая без чьей-то помощи. К обеду, Явдоха обычно успешно расторговывается и пропадает.
Бабулька очень и очень непростая. Только на моей памяти, а работаю я тут всего полгода, она успешно отбила пару десятков рейдерских атак и прочих "недружественных поглощений". Выжить пытались не только конкурирующие сверстницы и семейство местной цыганвы, но и высшие чины, по местным меркам, заоблачного милицейского райотдела. И все бесполезно.
Помимо собственно самогона, у Явдохи в сумках еще и товары, составляющие основу большинства местных благосостояний - паленая водка и левые сигареты. Так что, вместо арендной платы, по устаканившейся давным-давно традиции, получаю от народной целительницы две пачки “ЛМ”.
Смяв фольгу, швыряю ее в грязь. Мусорных бачков тут не предусмотрено в принципе. Вытягиваю сигарету, чиркаю зажигалкой... Нашлась в кармане, и, как ни странно, даже почти полная. Несколько глубоких затяжек окончательно приводят организм в чувство и в норму. Вот теперь можно и приступать к выполнению прямых служебных обязанностей!
Льются песни, льются вина,
И стучат, стучат, стучат бокалы в такт.
Будэ жити Украина, если мы гуляем так!
Этот подзабытый шлягер снова набрал популярности в позапрошлом году. Россия достроила газопроводы в обход Украины, миллиардный долг заморозила, и новые поставки начала делать исключительно по предоплате и по новой цене. Зима была веселая! Половина киевлян коммунистам свечки готова была ставить за то, что в новых районах печки не на газу, а на электричестве. Только тем и спасались. А шустрый Андрей Данилко оперативно добавил к древней песне пару строчек про газ. Говорят, на римейке чуть ли не мильён заработал. Еще бы, песня чуть новым гимном Украины не стала…
Пока Неля, крашенная под блондинку каланча, “чай-кофе-капучино”, разбалтывает для меня растворимый “Якобс” в пластиковом стаканчике, я смотрю по сторонам. Как раз началось самое рабочее время. Запоздавшие продавцы занимают места за свежевыкрашенными прилавками. Слева - деревенские с картошкой, зеленью и овощами. Напротив - местные поселковые. У последних ассортимент разнообразнее, от магазинных продуктов и шмоток до сантехники.
Здоровенный амбал из Яблоневки, тот что по вечерам меняет у рабочих с колбасного ворованную свинину на водку, предпринимает наглую попытку занять позицию на земле, рядом с прилавками. Натолкнувшись на мой внимательный взгляд молча подхватывает свои баулы и топает в сторону стекляшки под вывеской “Мясо. Птица”. Знает, сучонок, что с кем, с кем, а я ним церемониться не буду. Напихаю полную жопу подсрачников, еще и все печенки отобью. Вот и молодец, что свалил. В павильончике пусть о цене за место с Арсланом договаривается. Арслан там царь, бог и воинский начальник, а не я. Моя парафия - уличные прилавки.
Допиваю подостывший кофе, бросаю смятый стаканчик в услужливо протянутый мусорный пакет. В особое отделение кошелька ложится десятка от Нели, и я выдвигаюсь в сторону недлинных крытых древним шифером рядов, где уже начал понемногу раскручиваться маховик утренней торговли.
Чтобы собрать со всех торгашей, кто занял место за прилавком и рядом, на земле, арендную плату и сдать директору кассу, у меня уходит не более получаса. А потом, присматривай себе за порядком, поплевывая в потолок. В общем работа - не бей лежачего.
Пока без спешки обхожу подведомственную территорию, как меня только не называют! И Виктором, и Витьком, и Витюнчиком, прости господи! Некоторые даже Виктор Сергеичем кличут. И откуда отчество знают, сволочи, если я сам его не ко всякому вечеру вспомнить могу?
Мне протягивает пятерку старушка, пытающаяся торговать книгами. Библиотеку распродает. Жена бывшего комполка, что взлетал с местного аэродрома, грозя далеким Штатам. Прохожу мимо. Знаю, что торговля у нее никакая, а пятерка - буханка хлеба… Вот все-таки человек старой закалки, каждый раз денежку пытается дать. А я каждый раз "не замечаю". Традиция уже, однако! Начальство поначалу косилось, да и сейчас временами неодобрительные рожи корчит. Но мирится, поскольку на карман себе лишнего не кладу.
К завершению обхода кошелек набивается разнокалиберными бумажками, а в желудке, поверх кофе болтается поднесенный от чистого сердца беляш. Отхожу в сторонку, и, прислонившись к стене, пересчитываю выручку, параллельно сортируя купюры. Наши власти - те еще затейники! Выпустили каждой бумажки по два вида, а десяток, если мне не впарили фальшак, и вовсе, оказывается, три! Пиндец, товарищи! Как прикажете ориентироваться в этом нумизматическом беспределе, буйстве цветов и красок тем, у кого плохое зрение? Хотя нет, нумизматика - это, кажется, монеты… Но все равно тяжко. А если выпил человек? Хотя, пальцы свежей краской не мажутся, да и отшлепанных на цветном принтере тоже не оказалось.
Все, теперь по-быстрому сдаем наличку и расслабляемся. Можно будет присесть на лавочку в глубине базара, рядом с Серегой, что банчит травкой, и до самого обеда балдеть. После первых же драк, меня в городке стали почему-то считать бывшим десантником и связываться не рискуют. Поэтому, чтобы пресечь в зародыше большинство конфликтов, достаточно поднять голову. Даже щуриться грозно, и то не надо.
Снова начинает ныть разбитая рука. Точно! Я же про задачу “нумер раз” позабыл со всеми этими опохмелками. Сегодня надо осторожно выведать у Явдохи подробности, кто и как ночью лапти отбросил. Только осторожно, старушенция хитрая и умная. Она точно все знает, вплоть того, какие труселя были на покойном. Но это уже потом. Ибо, как говорится, бизнес превыше всего! На ходу зацепив жменю семечек из мешка у ближайшей тетки, иду к обитой цинком двери. Рядом с ней синеет прикрученная к стене солидная табличка с серебристой надписью “Администрация”.
За дверью сидит Люся. Она приходит как бы не раньше Явдохи. “Бывшая правая рука комэска”, как любит себя Люся называть - бессменный директор рынка и депутат поселкового совета. Она принимает выручку, тщательно пересчитывая несколько раз стопку мятых купюр. Купюры перекочевывают в огромный сейф с гравированной надписью “1895”. Сейф этот базарные хозяева украли с сахарного завода еще до моего прихода. Представляю, как матерились мужики, когда тащили гробину! Скрипит, закрываясь, дореволюционная дверь. Хрустит замок. Люся отворачивается от сейфа и начинает стучать по клавиатуре. “Социализм есть учет!” У нас, конечно, дикий капитализм, но деньги все равно считать надо.
Дурацких вопросов в стиле дешевой пародии на “папашу Мюллера”, как любит Гена-Примус, типа: “Точно все? Может, пара гривен где по карманам завалялась?” - Люся не задает. Она умнее хозяина. За полгода меня проверила много раз, и знает, что я не копейничаю.
Закончив с бухгалтерией, гражданка начальница откидывается на спинку удобного кожаного кресла.
- Виктор! - командный голос, что поставлен в те легендарные времена, когда Люся возглавляла местный ”Военторг”, не предполагает малейший возможности возразить, - Сегодня из райцентра, из морга, привезут трех покойников. Они за нашим поселком числятся. Мэр лично просил, чтобы мы оказали помощь в захоронении. Сам знаешь, не маленький, что у городской администрации лимитов и на живых в обрез. Так что, находишь напарника, и к четырем часам на кладбище, чтобы как штык! Справишься до конца рабочего дня, зайдешь ко мне, получишь три бутылки. Если нет - то жду утром. Пока тебя не будет, за порядком Арслан присмотрит. Вопросы?
Развожу руками. Какие тут вопросы, чес слово? Утром могилы - вечером водка. Можно и наоборот, но могилы все равно вперед. Вот только насчет лимитов, Любовь Ивановна, это вы очень зря. Оно, конечно, не мое собачье дело, но особняк нашего мэра растет как на дрожжах. Бывший страховой агент, всенародно избранный в позапрошлом году на столь ответственный пост, решил выстроить себе “фазенду” в четыре этажа. Так что, с лимитами у него все отлично. Совести нет, это да. Вот же сука такая, решил на покойниках сэкономить.
Хотя, чего это я? Доискался уже правды... Надо что ли, больше всех? Нет, не надо! А за выпивон можно и поработать. Схожу к “Ласточке” часикам к трем. Там алкашня постоянно трется. Кто на шабашку надеется, кто на халявное бухло. Вот там одного или двух и мобилизую на саперные работы. Не контролерское это дело, бомжам могилы копать.