От «узников совести» до Копейска
День 25 июля 2012 года был жаркий, солнце светило ярко, мальчики-девочки в коротеньких шортиках, и я, по центральной улице Челябинска - Алому полю, в толпе с черно-желтыми имперскими флагами и плакатами «Свободу узникам совести» с узнаваемым черным профилем на фоне колючей проволоки и тюремной вышки, где по замыслу ГУЛАГа должны непременно дежурить автоматчики. А попала я в эту толпу, абсолютно незлобную и не отмороженную, видимо, из-за специфики периферийного городка, из-за молодого несмышленыша, которого тогда защищала, его и называла та толпа «Узником».
Женя Ф. был из маленького рабочего городка Челябинской области - Миасса. Ему только исполнилось 18 лет. Воспитывался бабушкой, играл в музыкальной группе металлистов с сатанинским козлом на эмблеме на бас-гитаре. В печально известной социальной сети «В контакте» его внушающий доверия друг, который впоследствии оказался сексотом Центра по противодействию экстремизму из соседнего Екатеринбурга, предложил ему поэкспериментировать с сельскохозяйственной селитрой и создать «бомбочку». Парень пошел в магазин «Сад-огород» и купил открыто продававшийся химикат. На этом его и «повязали». Мол, террорист, хотел палатку с кавказцами «поджарить» - кстати говоря, про кавказцев придумали по ходу пьесы, чтоб уж было из чего дело шить - даже в сети Интернет полицейские разместили видео, где Женя не без подсказки сотрудников рассказывает о своих планах.
- Я хотел взорвать палатку, - тихим голосом говорит молодой человек.
- Скажи, что палатку с кавказцами, - строго подсказывают ему за кадром...
- Палатку с кавказцами, - тихо мямлит он.
После нашей активное его защиты в соцсетях и сети Интернет суд, понимая, что состава и события преступления просто нет, а с уголовным делом надо что-то решать (ну не оправдывать же, в конце концов, ну правда), вынес приговор - около года на участке колонии-поселении в той самой исправительной колонии № 6 города Копейска, которая в 2012 году, спустя четыре месяца после ареста Ф., станет известной на всю страну.
Мои коллеги в Москве историей молодого «экстремиста» тогда очень заинтересовалась - слишком уж все было шито белыми нитками, да и парень был совсем молоденький, ну и сочетание гитариста с селитрой, скажем прямо, не рядовое, есть чем привлечь журналистов и общественников. Кроме того, до нас дошли слухи, что его еще и били, принуждая дать необходимые следователям показания. Слухи эти дошли и до парней, считающих себя русскими националистами в Челябинске, и они решили организовать тогда сбор средств на помощь Евгению, приурочили его к дню солидарности с узниками совести - 25-ому июля.
Мы встретились с тогдашним лидером той политической, националистически настроенной группы молодых людей, а по совместительству и организатором мероприятия, Максом ровно в 15.00. Решили, что деньги на благотворительность надо собирать в какую-нибудь коробочку и отправились ее искать. Зашли в сувенирную лавку по пути.
- Девушка, у вас есть коробочка для небольшого подарка - сантиметров двадцать в высоту?
- Да полно! - радостно ответила она и достала кучу разнокалиберных коробочек подходящих параметров, но совершенно неподходящих расцветок - от розовых бабочек и красных сердечек до однотонных золотистых и серебряных. Ни черных, ни белых, ни даже чисто красных среди этого добра не оказалось. Для митинга русских националистов коробочки с сердечками, бабочками и другим радужным орнаментом явно не подходили, хотя могло бы получиться весьма эпатажно. Но мы, конечно, отказались. Когда собрались уходить, девушка вдруг спохватилась:
- Погодите, я могу вам дать коробку от кружки большой - кружку купили, а коробку забирать отказались, - и показала нам прямоугольную коробку болотного цвета. Мы решили, что эта, более или менее, нам подходит. Денег за коробку с нас и вовсе не взяли.
Выйдя из магазина, мы направились в сторону Алого Поля, где нас уже ждали немногочисленные «соратники» Макса в количестве пяти человек, а также многочисленные полицейские в количестве человек … тридцати. Это соотношение прекрасно, на мой взгляд, иллюстрирует внимание исполнительной власти в «пяти отчаянным».
К слову, эти пять человек и на вид были какие-то странноватые: один был с длинными засаленными волосами, бегающими глазами, второй - толстый, круглолицый «Иванушка», постоянно плюющий в сторону «черномазых», все время сокрушаясь, если бы не «эти», все русские бабы были бы наши (ага, так они на тебя и клюнули), остальные были чуть-чуть поприличнее. Среди них особенно выделялся мужчина лет пятидесяти: образованный, умный, молчаливый, помощник какого-то депутата. Чуть поодаль от этой разношерстной странной толпы стоял какой-то тип в клетчатой рубашке с профессиональным фотоаппаратом и непрестанно меня фотографировал. Минут через десять тип осмелился подойти ближе - щелк-щелк-щелк - прямо в лицо. Я не выдержала и направилась ему на встречу.
- Вы из какой газеты? - спросила я.
- Вот мое удостоверение - я работаю в полиции, криминалист, - ответил он, улыбаясь. - Меня направили сюда вас фотографировать, для отчета.
- Ну ладно, фотографируйте. Жду фото на электронную почту, - дав ему в руки визитку, сказала я, подумав, что неплохо бы его фотки в "Живом журнале" и разместить, что зря криминалист работал что ли.
- Нам не положено! - сопротивлялся он, но тоже дал мне свой телефон.
- Да ладно, не ломайся, - подумала я и подмигнула ему.
На следующее утро тот самый криминалист-фотограф уже прислал мне весьма добротные красочные фотографии, которые были заранее обработаны специальными фильтрами. На одной из них я была с ушами эльфа и глазами вампира - видимо, именно так я и выглядела в глазах ЦПЭ тогда.
Тем временем стал подтягиваться народ, который и разбавил толпу «ментов». Начался митинг.
- Здравия, други! - начал Макс.
- Здравия, - закричали все, и один из парней в толпе по привычке кинул «зигу». Все опасливо начали оглядываться, но полицейским, казалось, до нас дела никакого не было - только странный толстый милиционер с видеокамерой радостно заржал - казалось, его мечта сбылась. Все мы тут теперь были записаны в нацисты, не иначе.
Макс рассказал про цель мероприятия, мол, кому не жалко, помогите «узнику» оплатить штраф, наложенный судом в дополнение к приговору. Люди нехотя начали кидать копейки в коробочку. Собрали около двух тысяч рублей. Для Челябинска - это много. Когда я вспоминаю эту сумму и тот жаркий день, мне невольно становится грустно - люди готовы швыряться деньгами, чтобы помочь чужой стране Украине (даже скинуться на оружие, якобы ополчению, оказывающему сопротивление «фашистам» у власти), даже голодающей Африке (читай: Абхазии и Южной Осетии), но не своим соотечественникам. Собирали бы мы деньги на какую-нибудь бабушку или больного ребенка - не собрали бы вообще ничего…
Такую сумму отправлять на карту тети "узника" было как-то стыдно, и мы решили ее немного преумножить. Предполагалось, что она использует эту сумму, чтобы погасить штраф парня, назначенный ему судом - что-то около тысячи долларов - но она распорядилась ими по своему усмотрению, вроде бы на адвоката, который свою работу делал не очень хорошо, но был «другом семьи». В общем, как в России и бывает - деньги по пути «потерялись».
Где-то месяца через три, как раз накануне акции протеста заключенных против пыток и бесчеловечного отношения в копейской колонии № 6, гитарист с селитрой вновь появился в моей жизни. В то время он уже «досиживал» на участке поселения в колонии № 6 Копейска. Как-то вечером в четверг вдруг раздался телефонный звонок с тюремного таксофона:
- Оксана, привет. Это я, Женя. Мне нужна твоя помощь. Приезжай в колонию ко мне на краткосрочное свидание в субботу, я заявление напишу…
- Женя, а что именно случилось, в чем срочность? - спросила я.
- Тут меня из-за твоей деятельности прессовать начали, завтра все поймешь, - быстро проговорил он и отключился.
На следующее утро в моем почтовом ящике лежало скомканное письмо от него следующего содержания: «ТОЛЬКО НЕ ПРИЕЗЖАЙ! СОТРУДНИК АХМАТ... РЕШИЛ УСТРОИТЬ ПРОТИВ ТЕБЯ ПРОВОКАЦИЮ, МЕНЯ ПЫТАЛИ ТОКОМ, ЧТОБЫ Я ТЕБЕ ПОЗВОНИЛ И ВЫЗВАЛ В КОЛОНИЮ! НЕ ПРИЕЗЖАЙ!!!».
Когда Женя освободился из мест лишения свободы, он объяснил, что пришлось уговорить кое-кого из друзей положить это письмо в мой почтовый ящик. Единственное, чего боялся - не успеть, и стать виноватым передо мной.
Еще через месяц, в тот самый протестный вечер в колонии № 6 Копейска, только войдя в кабинет к тогдашнему начальнику, я поняла смысл той истории.
- О, Оксана Николаевна, здравствуйте.
Давно хотел с вами познакомиться, но вы все никак к нам не шли, даже Ф. вас не выманил, - с порога начал он.
- А, так это ваших рук дело?! - ужаснулась я.
- А как вы узнали, что ехать не надо, он же вам позвонил? - не унимался он с расспросами.
При нашем разговоре присутствовало еще много важных челябинских правоохранительных «шишек», был среди них и прокурор по надзору за исправительными учреждениями прокуратуры Челябинской области, курирующий всю пенитенциарную систему региона по фамилии Б. Примерно через год он покончил с собой в своей собственном гараже. Я до сих пор думаю, что эхо "копейского бунта", уж слишком на многое он закрывал глаза, наверняка, получая что-то взамен.
Историю Жени Ф., пыток током и написания мне предупреждения так никто никогда из слышавших ее должностных лиц во время нашего диалога с "начальником" даже не умудрился проверить. И, хотя никто из них в настоящее время в системе этой уже не работает, след их в ней до сих пор остается.
UPD: Спустя пять с лишним лет мне эта история аукнулась тем, что самая свободная информ-площадка нашей страны - радио «Свобода» прервала со мной как с журналистом «всякое сотрудничество» из-за того, что я когда-то защищала националистов. Мне это было объявлено после того, как меня номинировали на премию им. Сахарова «За журналистику как поступок» с одной моей статьей, опубликованной там. Тогда я еще не поняла, что главреда-то тоже номинировали, и он так изящно, видимо, попытался слить конкурента. Другой вопрос, что все это принесло замечательные по своей сути перемены в моей жизни - понимая, что печататься мне больше, вроде бы, негде, я пошла и выучилась на юриста, а еще это приключение принесло мне огромное разочарования в оппозиционной российской журналистике - по большей части шкурный интерес, отсутствие совести - у многих и желание нагло шастать по чужим головам, ради своей выгоды.
А еще эта помощь Евгению Ф. аукнулась мне уже непосредственно месяц назад, когда сам герой вдруг стал требовать удалить из моего ЖЖ все статьи о нем (в пору его защиты), мол, в работе мешает)). Но такова жизнь, в общем-то.
Женя Ф. был из маленького рабочего городка Челябинской области - Миасса. Ему только исполнилось 18 лет. Воспитывался бабушкой, играл в музыкальной группе металлистов с сатанинским козлом на эмблеме на бас-гитаре. В печально известной социальной сети «В контакте» его внушающий доверия друг, который впоследствии оказался сексотом Центра по противодействию экстремизму из соседнего Екатеринбурга, предложил ему поэкспериментировать с сельскохозяйственной селитрой и создать «бомбочку». Парень пошел в магазин «Сад-огород» и купил открыто продававшийся химикат. На этом его и «повязали». Мол, террорист, хотел палатку с кавказцами «поджарить» - кстати говоря, про кавказцев придумали по ходу пьесы, чтоб уж было из чего дело шить - даже в сети Интернет полицейские разместили видео, где Женя не без подсказки сотрудников рассказывает о своих планах.
- Я хотел взорвать палатку, - тихим голосом говорит молодой человек.
- Скажи, что палатку с кавказцами, - строго подсказывают ему за кадром...
- Палатку с кавказцами, - тихо мямлит он.
После нашей активное его защиты в соцсетях и сети Интернет суд, понимая, что состава и события преступления просто нет, а с уголовным делом надо что-то решать (ну не оправдывать же, в конце концов, ну правда), вынес приговор - около года на участке колонии-поселении в той самой исправительной колонии № 6 города Копейска, которая в 2012 году, спустя четыре месяца после ареста Ф., станет известной на всю страну.
Мои коллеги в Москве историей молодого «экстремиста» тогда очень заинтересовалась - слишком уж все было шито белыми нитками, да и парень был совсем молоденький, ну и сочетание гитариста с селитрой, скажем прямо, не рядовое, есть чем привлечь журналистов и общественников. Кроме того, до нас дошли слухи, что его еще и били, принуждая дать необходимые следователям показания. Слухи эти дошли и до парней, считающих себя русскими националистами в Челябинске, и они решили организовать тогда сбор средств на помощь Евгению, приурочили его к дню солидарности с узниками совести - 25-ому июля.
Мы встретились с тогдашним лидером той политической, националистически настроенной группы молодых людей, а по совместительству и организатором мероприятия, Максом ровно в 15.00. Решили, что деньги на благотворительность надо собирать в какую-нибудь коробочку и отправились ее искать. Зашли в сувенирную лавку по пути.
- Девушка, у вас есть коробочка для небольшого подарка - сантиметров двадцать в высоту?
- Да полно! - радостно ответила она и достала кучу разнокалиберных коробочек подходящих параметров, но совершенно неподходящих расцветок - от розовых бабочек и красных сердечек до однотонных золотистых и серебряных. Ни черных, ни белых, ни даже чисто красных среди этого добра не оказалось. Для митинга русских националистов коробочки с сердечками, бабочками и другим радужным орнаментом явно не подходили, хотя могло бы получиться весьма эпатажно. Но мы, конечно, отказались. Когда собрались уходить, девушка вдруг спохватилась:
- Погодите, я могу вам дать коробку от кружки большой - кружку купили, а коробку забирать отказались, - и показала нам прямоугольную коробку болотного цвета. Мы решили, что эта, более или менее, нам подходит. Денег за коробку с нас и вовсе не взяли.
Выйдя из магазина, мы направились в сторону Алого Поля, где нас уже ждали немногочисленные «соратники» Макса в количестве пяти человек, а также многочисленные полицейские в количестве человек … тридцати. Это соотношение прекрасно, на мой взгляд, иллюстрирует внимание исполнительной власти в «пяти отчаянным».
К слову, эти пять человек и на вид были какие-то странноватые: один был с длинными засаленными волосами, бегающими глазами, второй - толстый, круглолицый «Иванушка», постоянно плюющий в сторону «черномазых», все время сокрушаясь, если бы не «эти», все русские бабы были бы наши (ага, так они на тебя и клюнули), остальные были чуть-чуть поприличнее. Среди них особенно выделялся мужчина лет пятидесяти: образованный, умный, молчаливый, помощник какого-то депутата. Чуть поодаль от этой разношерстной странной толпы стоял какой-то тип в клетчатой рубашке с профессиональным фотоаппаратом и непрестанно меня фотографировал. Минут через десять тип осмелился подойти ближе - щелк-щелк-щелк - прямо в лицо. Я не выдержала и направилась ему на встречу.
- Вы из какой газеты? - спросила я.
- Вот мое удостоверение - я работаю в полиции, криминалист, - ответил он, улыбаясь. - Меня направили сюда вас фотографировать, для отчета.
- Ну ладно, фотографируйте. Жду фото на электронную почту, - дав ему в руки визитку, сказала я, подумав, что неплохо бы его фотки в "Живом журнале" и разместить, что зря криминалист работал что ли.
- Нам не положено! - сопротивлялся он, но тоже дал мне свой телефон.
- Да ладно, не ломайся, - подумала я и подмигнула ему.
На следующее утро тот самый криминалист-фотограф уже прислал мне весьма добротные красочные фотографии, которые были заранее обработаны специальными фильтрами. На одной из них я была с ушами эльфа и глазами вампира - видимо, именно так я и выглядела в глазах ЦПЭ тогда.
Тем временем стал подтягиваться народ, который и разбавил толпу «ментов». Начался митинг.
- Здравия, други! - начал Макс.
- Здравия, - закричали все, и один из парней в толпе по привычке кинул «зигу». Все опасливо начали оглядываться, но полицейским, казалось, до нас дела никакого не было - только странный толстый милиционер с видеокамерой радостно заржал - казалось, его мечта сбылась. Все мы тут теперь были записаны в нацисты, не иначе.
Макс рассказал про цель мероприятия, мол, кому не жалко, помогите «узнику» оплатить штраф, наложенный судом в дополнение к приговору. Люди нехотя начали кидать копейки в коробочку. Собрали около двух тысяч рублей. Для Челябинска - это много. Когда я вспоминаю эту сумму и тот жаркий день, мне невольно становится грустно - люди готовы швыряться деньгами, чтобы помочь чужой стране Украине (даже скинуться на оружие, якобы ополчению, оказывающему сопротивление «фашистам» у власти), даже голодающей Африке (читай: Абхазии и Южной Осетии), но не своим соотечественникам. Собирали бы мы деньги на какую-нибудь бабушку или больного ребенка - не собрали бы вообще ничего…
Такую сумму отправлять на карту тети "узника" было как-то стыдно, и мы решили ее немного преумножить. Предполагалось, что она использует эту сумму, чтобы погасить штраф парня, назначенный ему судом - что-то около тысячи долларов - но она распорядилась ими по своему усмотрению, вроде бы на адвоката, который свою работу делал не очень хорошо, но был «другом семьи». В общем, как в России и бывает - деньги по пути «потерялись».
Где-то месяца через три, как раз накануне акции протеста заключенных против пыток и бесчеловечного отношения в копейской колонии № 6, гитарист с селитрой вновь появился в моей жизни. В то время он уже «досиживал» на участке поселения в колонии № 6 Копейска. Как-то вечером в четверг вдруг раздался телефонный звонок с тюремного таксофона:
- Оксана, привет. Это я, Женя. Мне нужна твоя помощь. Приезжай в колонию ко мне на краткосрочное свидание в субботу, я заявление напишу…
- Женя, а что именно случилось, в чем срочность? - спросила я.
- Тут меня из-за твоей деятельности прессовать начали, завтра все поймешь, - быстро проговорил он и отключился.
На следующее утро в моем почтовом ящике лежало скомканное письмо от него следующего содержания: «ТОЛЬКО НЕ ПРИЕЗЖАЙ! СОТРУДНИК АХМАТ... РЕШИЛ УСТРОИТЬ ПРОТИВ ТЕБЯ ПРОВОКАЦИЮ, МЕНЯ ПЫТАЛИ ТОКОМ, ЧТОБЫ Я ТЕБЕ ПОЗВОНИЛ И ВЫЗВАЛ В КОЛОНИЮ! НЕ ПРИЕЗЖАЙ!!!».
Когда Женя освободился из мест лишения свободы, он объяснил, что пришлось уговорить кое-кого из друзей положить это письмо в мой почтовый ящик. Единственное, чего боялся - не успеть, и стать виноватым передо мной.
Еще через месяц, в тот самый протестный вечер в колонии № 6 Копейска, только войдя в кабинет к тогдашнему начальнику, я поняла смысл той истории.
- О, Оксана Николаевна, здравствуйте.
Давно хотел с вами познакомиться, но вы все никак к нам не шли, даже Ф. вас не выманил, - с порога начал он.
- А, так это ваших рук дело?! - ужаснулась я.
- А как вы узнали, что ехать не надо, он же вам позвонил? - не унимался он с расспросами.
При нашем разговоре присутствовало еще много важных челябинских правоохранительных «шишек», был среди них и прокурор по надзору за исправительными учреждениями прокуратуры Челябинской области, курирующий всю пенитенциарную систему региона по фамилии Б. Примерно через год он покончил с собой в своей собственном гараже. Я до сих пор думаю, что эхо "копейского бунта", уж слишком на многое он закрывал глаза, наверняка, получая что-то взамен.
Историю Жени Ф., пыток током и написания мне предупреждения так никто никогда из слышавших ее должностных лиц во время нашего диалога с "начальником" даже не умудрился проверить. И, хотя никто из них в настоящее время в системе этой уже не работает, след их в ней до сих пор остается.
UPD: Спустя пять с лишним лет мне эта история аукнулась тем, что самая свободная информ-площадка нашей страны - радио «Свобода» прервала со мной как с журналистом «всякое сотрудничество» из-за того, что я когда-то защищала националистов. Мне это было объявлено после того, как меня номинировали на премию им. Сахарова «За журналистику как поступок» с одной моей статьей, опубликованной там. Тогда я еще не поняла, что главреда-то тоже номинировали, и он так изящно, видимо, попытался слить конкурента. Другой вопрос, что все это принесло замечательные по своей сути перемены в моей жизни - понимая, что печататься мне больше, вроде бы, негде, я пошла и выучилась на юриста, а еще это приключение принесло мне огромное разочарования в оппозиционной российской журналистике - по большей части шкурный интерес, отсутствие совести - у многих и желание нагло шастать по чужим головам, ради своей выгоды.
А еще эта помощь Евгению Ф. аукнулась мне уже непосредственно месяц назад, когда сам герой вдруг стал требовать удалить из моего ЖЖ все статьи о нем (в пору его защиты), мол, в работе мешает)). Но такова жизнь, в общем-то.