Травматический сюжет почти не вызывает абреакции, из чего я понял, что тянем пустышку. Пришлось все начинать сначала. Вернулись в момент расставания, чтобы еще раз продегустировать обиду (“опять не получилось”), чтобы точнее определить ее запах, цвет и вкус. Полученное представление визуализировали в веревку-память с узлами-событиями (подобные метафоры сильно помогают), по которой спускаемся в прошлое. Минуем юность, отрочество, младенчество и попадаем в перинатальный период.
Так иногда бывает. Вот и Николай регрессировал сразу в беременность. Во всяком случае, он говорил о замкнутом пространстве, слышал биение маминого сердца. Отец вернулся поздно, загулял, а дома разговаривал с мамой на повышенных тонах. В итоге, разъяренный, укатил в другой город. Мама долго плакала, кляня себя, а потом стала думать об аборте. На фразах “не нужен”, “аборт” Николая передергивало - знак того, что мы добрались до корневой психотравмы. Бабушка, когда узнала о разрыве, потребовала от дочери проявить инициативу, “давить на жалость, иначе никому будет не нужна”. План был тут реализован. И успешно - отец вернулся, сыграли свадьбу. Все бы хорошо, но путешествуя вверх по узелкам-травматическим событиям веревки-памяти, я обнаружил, что бабушкина директива была принята не только мамой, но и ее плодом. Застрявшее в подсознании внушение насчет “никому не будет нужен”, стало основой для подспудного ощущения собственной неполноценности, какое Николай всегда испытывал в гендерных отношениях. Так был установлен критический момент, который пациент, по моей просьбе, стал раз за разом переживать, чтобы память сохранила новый вариант впечатления, взамен старого.
По просьбе Николая, прервались. Он решил действовать. Взял отпуск и со своей “бывшей” отправился на отдых, чтобы взглянуть на свои отношения с ней как бы со стороны. В телефонном разговоре сообщил, что увидел все в новом свете, и сам предложил ей расстаться. Теперь она оказалась в положении брошенной и пишет ему любовные письма, но он понимает, что эта манипуляция, так как видит, что эта женщина иначе жить не умеет. Скоро отношения увяли сами собой.
Сейчас Николай занимается своей речью, верховой ездой. За год он поменял двух подруг и ни о чем не жалеет: “Геннадий, наверстываю упущенное, а потом наверное женюсь. Столько желаний открылось! Хочу научиться жить. Спасибо вам!”
Что бы я отметил в техническом отношении? Это случай, кроме всего прочего, наглядно иллюстрирует правило поиска психотравмы. Я сформулировал свои вопросы пациенту “от противного”, чтобы сразу отмести огромное число пустопорожних вариантов развития беседы: “Что плохого может быть, если…” или “Что можно потерять, если…” или “В чем состоит риск, если…”. Практика показывает, что этот способ выявления мотивов поведенческих отклонений - самый короткий путь к провокации психосоматического приступа (учащенное сердцебиение, потливость, стесненное дыхание, судороги и т.д.). Для гипнотерапевта эти симптомы - песня, поэтому что таким образом дает о себе знать предгипнотическое состояние пациента, когда можно начинать работать. Это особенно важно в случаях, когда у человека низкая гипнабельность, и это, по существу, единственный путь к гипнотическому трансу.
Так иногда бывает. Вот и Николай регрессировал сразу в беременность. Во всяком случае, он говорил о замкнутом пространстве, слышал биение маминого сердца. Отец вернулся поздно, загулял, а дома разговаривал с мамой на повышенных тонах. В итоге, разъяренный, укатил в другой город. Мама долго плакала, кляня себя, а потом стала думать об аборте. На фразах “не нужен”, “аборт” Николая передергивало - знак того, что мы добрались до корневой психотравмы. Бабушка, когда узнала о разрыве, потребовала от дочери проявить инициативу, “давить на жалость, иначе никому будет не нужна”. План был тут реализован. И успешно - отец вернулся, сыграли свадьбу. Все бы хорошо, но путешествуя вверх по узелкам-травматическим событиям веревки-памяти, я обнаружил, что бабушкина директива была принята не только мамой, но и ее плодом. Застрявшее в подсознании внушение насчет “никому не будет нужен”, стало основой для подспудного ощущения собственной неполноценности, какое Николай всегда испытывал в гендерных отношениях. Так был установлен критический момент, который пациент, по моей просьбе, стал раз за разом переживать, чтобы память сохранила новый вариант впечатления, взамен старого.
По просьбе Николая, прервались. Он решил действовать. Взял отпуск и со своей “бывшей” отправился на отдых, чтобы взглянуть на свои отношения с ней как бы со стороны. В телефонном разговоре сообщил, что увидел все в новом свете, и сам предложил ей расстаться. Теперь она оказалась в положении брошенной и пишет ему любовные письма, но он понимает, что эта манипуляция, так как видит, что эта женщина иначе жить не умеет. Скоро отношения увяли сами собой.
Сейчас Николай занимается своей речью, верховой ездой. За год он поменял двух подруг и ни о чем не жалеет: “Геннадий, наверстываю упущенное, а потом наверное женюсь. Столько желаний открылось! Хочу научиться жить. Спасибо вам!”
Что бы я отметил в техническом отношении? Это случай, кроме всего прочего, наглядно иллюстрирует правило поиска психотравмы. Я сформулировал свои вопросы пациенту “от противного”, чтобы сразу отмести огромное число пустопорожних вариантов развития беседы: “Что плохого может быть, если…” или “Что можно потерять, если…” или “В чем состоит риск, если…”. Практика показывает, что этот способ выявления мотивов поведенческих отклонений - самый короткий путь к провокации психосоматического приступа (учащенное сердцебиение, потливость, стесненное дыхание, судороги и т.д.). Для гипнотерапевта эти симптомы - песня, поэтому что таким образом дает о себе знать предгипнотическое состояние пациента, когда можно начинать работать. Это особенно важно в случаях, когда у человека низкая гипнабельность, и это, по существу, единственный путь к гипнотическому трансу.
Reply
Leave a comment