Отдайте ему курсив!
Когда отменили букву ять, учитель очаковской казенной прогимназии
И.Ф. Канторский сошел с ума. Он поджег двухэтажное здание
благотворительного о-ва "Капля молока" и бежал в степь.
Поймали его только через три дня силами пожарной команды
и роты бывших потешных указанной прогимназии. Любопытно
отметить, что, когда г. Канторского вели по улице, он громко
выкрикивал: "ЗвЪзды, сЪдла, цвЪл, приобрЪл".
Хроника б. Херсонской губернии
Вот не поверите, но ни Ильфа, ни даже Петрова я раньше не читала. Пыталась читать телёнка, но была еще слишком мала и ничего не поняла, где смеяться - не увидела. Так и осталось неприятное ощущение, которое меня от них отвращало.
А тут что-то попалась мне в руки книжица с рассказами и фельетонами, и я прям прониклась. В ударной дозе, конечно, нарочитый этот юмор воспринимать тяжеловато. А так по паре рассказов, пока едешь в метро - очень даже отлично. По крайней мере всю неделю я была единственным улыбающимся (а то и ржущим) человеком в питерской подземке.
Вот он - источник наслаждения.
До глубины души прониклась фельетоном "Отдайте ему курсив". Про литературных критиков.
[Большой кусок текста]Для названия статьи употребляется так называемая формула сомнения. Если рецензируемая книга называется "Жили два товарища", статья о ней первого ученика имеет заголовок "Жили ЛИ два товарища?"
Произведение носит название "Трагедийная ночь". Рецензия - "Трагедийная ночь ли?"
Это хорошо. Это удобно. Автор сразу берется под сомнение. По заголовку статьи сразу видно, что писал ее первый ученик, а не какой-нибудь второй. Тут стесняться нечего. Формула заголовков удобная.
"Список ли благодеяний ли?"
"Наследник ли?" или "Чей наследник?"
"Последний ли из удэге ли?"
"Севастополь ли?"
Почему он все время сомневается? Неужели он думает, что автор пытался всучить рабочему-читателю Симферополь вместо Севастополя или, скажем, Серпухов?
Да нет, ни о чем он не думает. Просто формула готова, а менять ее для какого-то попутчика не хочется. Некогда.
Начиная свою статью, первый ученик никогда не скажет: "Автор изобразил", "Автор нарисовал". Тут есть более осторожная фраза: "Автор пытался изобразить", "Автор сделал попытку нарисовать".
Привычка настолько велика, что даже о Шекспире стали писать: "В пьесе "Отелло" автор попытался изобразить ревность". Кстати, и статья называется "Мавр ли?" И читатель в полной растерянности. Может быть, действительно не мавр, а еврей? Шейлок? Тогда при чем тут Дездемона? Ничего нельзя понять!
Если писатель, не дай бог, сочинил что-нибудь веселое, так сказать, в плане сатиры и юмора, то ему немедленно вдеваются в бледные уши две критические серьги - по линии сатиры: "Автор не поднялся до высоты подлинной сатиры, а работает вхолостую"; по линии юмора: "Беззубое зубоскальство". Кроме того, автор обвиняется в ползучем эмпиризме. А это очень обидно, товарищи, - ползучий эмпиризм! Вроде стригущего лишая.
Особенно не любит первый ученик произведений, где герои объясняются в любви, женятся и так далее. Он заостряет вопрос, он ставит его ребром: нужно ли в наши дни отображать это чувство в художественной литературе? Никакой любви нет. Позвольте! Откуда же берутся дети? Чепуха! Пожилого советского читателя не трудно убедить в том, что детей приносят аисты.
Под ударами первого ученика писатель клонится все ниже и ниже. А зубрила, бормоча (чтобы не позабыть): "Есть в нем скрытый мистицизм, биологья в нем видна", принимается за самую ответственную операцию (нечто вроде трепанации черепа) - вскрывание писательского лица. Тут он беспощаден и в выражениях совершенно не стесняется. Формула требует энергичного сравнения. Поэтому берутся наиболее страшные. Советского автора называют вдруг агентом британского империализма, отождествляют его с П.Н. Милюковым, печатно извещают, что он не кто иной, как объективный Булак-Булахович, Пуанкаре или Мазепа, иногда сравнивают даже с извозчиком Комаровым.
Все эти страшные обвинения набираются курсивом и неуклонно (такова традиция) снабжаются замечанием: "Курсив мой".
Курсив мой! Курсив мой! Мой! Мой!
Это его курсив. Курсив первого ученика.
И эти придирчивые притязания хорошо бы наконец удовлетворить.
- Не мучьте ученика, отдайте ему его вещи, пусть возьмет свой курсив и чуть-чуть поразмыслит над ним. Пусть опомнится от зубрежки.
Ничего не меняется с годами)
Кстати, есть же какие-то смешные статьи про лит. критиков совеременные. Подкиньте?