ТБИЛИСИ'08 - 3 и 4
Часть 1-я "10 негритят"
Часть 2-я "Счастье"
Продолжаю вывешивать частями свои личные (потому под катом) записки о нашей 3-недельной тбилисской жизни - 3 кусочек (Мурысонька) и 4-й (Солнце).
Друзья, спасибо Вам всем за отзывы и внимание - если бы я не была готова выслушивать и ценить мнение каждого из Вас, я бы не вывешивала это здесь - пишите, пожалуйста, не боясь меня обидеть, я так долго варюсь в собсвтенном соку
3. Мурысонька
Кризисной была ночь с пятницы на субботу. Я проворонила кошку. Это была непростая кошка - кошка умершего в конце зимы его любимого двоюродного брата - настолько любимого, что его имя я услышала чуть ли не во второй или третий раз нашего тогда еще виртуального знакомства (за последние 8 лет я услышала еще имени 4, и на этом круг представления родственников закончился). Кошка сугубо домашняя, единственная отрада и утешение, идеальная женщина: прогонишь - уйдет, позовешь - ластится, уйдешь - ждет, насыплешь корма - всем довольна и урчит, можно насыпать побольше, и тогда она будет ждать несколько дней, пока он в командировке, а по приезде никогда не упрекнет и не спросит, где его носило столько времени, но всегда готова потереться о руку и лечь погреть живот.
Юрка плохо спал, я не хотела, чтобы звонили, и, увидев, что мой Серебряный Принц уже идет по мосту, я приоткрыла дверь. Кошка воспользовалась случаем и улизнула. Пропажу он заметил сразу, как вошел - она его не встретила. У меня упало сердце и забулькало в голове - похоже, подумала я, это оставалось единственной его отрадой, к чему я еще не приложила руку и что не успела еще ему испортить, самой дорогой отрадой одинокого человека. Я - как была - в свитере на майку - ушла искать ее с твердым намерением не возвращаться. Пока не найду.
Дом огромный - 2-подъездный в 16 этажей, открытый на улицу общий низ, как это принято на юге, галереи, соединяющие каждые 3 этажа. Я излазила каждый уголок лестниц и галерей дома (свет присутствовал на избранных этажах - на остальных я искала тени и слушала шорохи) и окрестных гаражей, залезла под все машины, познакомилась со всеми кошками и путанами района. Двое - черно-белый кот и черепаховый котенок - изъявляли настойчивое желание утолить все мои печали у меня дома. Но этой Шехерезады нигде не было. Урыдавшись до нервных колик, замерзнув до мозга и твердо решив завтра же ехать и за любые деньги менять билет, с тем чтобы никогда больше не приезжать сюда мешать чьей-то жизни - если утренняя, при свете, вылазка не даст никаких результатов (осталось две таинственных тени, по фигуре похожих на искомую, так и не пожелавших выйти из-под машины) - я спустя часа 1,5 побрела на свой (на его) 13-й этаж теми же витиеватыми путями из галереи в галерею, какими искала ее.
Бог снизошел на мою бедную голову. Ангел кончиком меча подсветил мне угол на каком-то из этажей, который я проверяла уже раз 5, и я увидела в пыльном углу сонно сидящее прекрасное зеленоглазое создание, которое даже и не думало реагировать на мои кис-кисы. Родной сестре после 10-летней разлуки я радовалась бы, наверное, меньше. Она позволила взять себя (какое счастье, я бы не перенесла, если бы после всего она вдобавок ко всему рванулась бы еще и вниз и исчезла бы в темноте улицы прямо на моих глазах), я взяла ее и, как безумная, стала целовать эти изумительные холодные глаза и линючие, но не менее прекрасные уши и макушку.
Солнечное утро субботы развеяло все мои надежды на то, что ночной рев на холоде может когда-либо остаться безнаказанным: слезная опухлость прошла, зато на нижней половине лица расчесалась нервическая аллергия, а губы, подносье и подбородок обметал чудовищнейший герпес, какого у меня сроду не было. Вдобавок отключили воду (а я мою голову каждое утро - у меня там 3 жирных волосинки, и если этого не делать, они лежат именно тремя волосинками и никакой видимости чего-то шевелюроподобного создавать и не думают). Решив, что таким уродом я на улицу выйти просто не смогу до наступления сумерек, я предприняла слабые попытки усадить детей заниматься, затем сдалась, покормила и разрешила посмотреть мультики, а сама легла досыпать недобранное ночью.
4. Солнце.
И тут - надо же было такому случиться - даже не надо спрашивать, почему такое могло произойти - это все судьба - пришла Алькина сестра Ники со своей 2,5-летней девочкой. И я - мало того что сплю посреди дня - да еще и немытая, нечесаная, с распухшей половиной лица, с горой посуды на кухне и отсутствием угощенческой еды. Господи, как они, наверное, все жалеют своего отца - раз от разу я преподношу его детям новые сюрпризы сродни этому (правда, это был самый эффектный, на мой взгляд).
Ники - потрясающий светлый человек. Я думаю, что даже в самой худшей возможной ситуации - если мне перемкнет наконец голову от обиды и я перестану общаться с Алькиным отцом, а тот встанет в позу горделивого молчания, - именно Ники останется той связующей ниточкой, которая не позволит Альке потеряться с этой стороной родни.
После ее ухода в доме потеплело. То ли я расслабилась, перестала заморачиваться по поводу закрытых дверей и значения взгляда шоколадных глаз и смотрела на жизнь веселее, то ли хуже моего появления в безобразном виде перед Ники быть уже не могло и я с отчаяния перестала думать о том, что я делаю не так, то ли мы вообще все немного разговорились...
Солнце наконец стало греть. Я наслаждалась им и в воскресенье (мы пошли в Этнографический музей), и в понедельник (пошли в Ботанический сад) - бродила по дрожкам, дети бегали и лазили, где могли, я жмурилась на солнце и просто грелась.
Наверное, именно в эти дни моя душа наконец открылась городу, и он вошел в нее. В прошлом году этого не было - Казбек оставил мне всего около недели на общение с Тбилиси. И я сопротивлялась, как могла - не вспоминать, не дотрагиваться, не раскрываться, не проникаться им, не позволять входить в себя. Я не хотела потом сильно и мучительно болеть. Потому у меня и нет прошлогодних снимков Тбилиси - я старалась не глядеть в его глаза, чтобы не вспоминать о своей любви, я старалась быть чужой, ходить на цыпочках, я держалась, я уехала с неповрежденным незыблемым сердцем, ровно с такой же толикой горечи и радости, с какой и приехала.
Странно. Мой трехлетний - в общем-то, самый тяжелый и трудный - период в Тбилиси постоянно видится мне на линии моей жизни ярким солнечным пятном в окружении остального сумрачного, менее тягостного, но и более никакого бытия. Наверное, дело в том, что бОльшие страдания, которые переносишь по вине любимого человека, менее тягостны, чем более мелкие, но причиняемые нелюбимыми людьми. Потому что любимому простишь все, и иго его - благо, и бремя его - легко.
Солнце. Как много солнца. Как давно я не видела его. Как давно моя нога не ступала по твоим мостовым и по твоим тропам, мой любимый город. Каждая трещинка, каждая веточка, каждый камушек - все несет свою память о прожитых здесь - как выходит, по-прежнему остающихся самыми счастливыми - годах. Во все, что мне дорого и что помнит и вечно будет помнить меня, вплетена и моя судьба.
Часть 2-я "Счастье"
Продолжаю вывешивать частями свои личные (потому под катом) записки о нашей 3-недельной тбилисской жизни - 3 кусочек (Мурысонька) и 4-й (Солнце).
Друзья, спасибо Вам всем за отзывы и внимание - если бы я не была готова выслушивать и ценить мнение каждого из Вас, я бы не вывешивала это здесь - пишите, пожалуйста, не боясь меня обидеть, я так долго варюсь в собсвтенном соку
3. Мурысонька
Кризисной была ночь с пятницы на субботу. Я проворонила кошку. Это была непростая кошка - кошка умершего в конце зимы его любимого двоюродного брата - настолько любимого, что его имя я услышала чуть ли не во второй или третий раз нашего тогда еще виртуального знакомства (за последние 8 лет я услышала еще имени 4, и на этом круг представления родственников закончился). Кошка сугубо домашняя, единственная отрада и утешение, идеальная женщина: прогонишь - уйдет, позовешь - ластится, уйдешь - ждет, насыплешь корма - всем довольна и урчит, можно насыпать побольше, и тогда она будет ждать несколько дней, пока он в командировке, а по приезде никогда не упрекнет и не спросит, где его носило столько времени, но всегда готова потереться о руку и лечь погреть живот.
Юрка плохо спал, я не хотела, чтобы звонили, и, увидев, что мой Серебряный Принц уже идет по мосту, я приоткрыла дверь. Кошка воспользовалась случаем и улизнула. Пропажу он заметил сразу, как вошел - она его не встретила. У меня упало сердце и забулькало в голове - похоже, подумала я, это оставалось единственной его отрадой, к чему я еще не приложила руку и что не успела еще ему испортить, самой дорогой отрадой одинокого человека. Я - как была - в свитере на майку - ушла искать ее с твердым намерением не возвращаться. Пока не найду.
Дом огромный - 2-подъездный в 16 этажей, открытый на улицу общий низ, как это принято на юге, галереи, соединяющие каждые 3 этажа. Я излазила каждый уголок лестниц и галерей дома (свет присутствовал на избранных этажах - на остальных я искала тени и слушала шорохи) и окрестных гаражей, залезла под все машины, познакомилась со всеми кошками и путанами района. Двое - черно-белый кот и черепаховый котенок - изъявляли настойчивое желание утолить все мои печали у меня дома. Но этой Шехерезады нигде не было. Урыдавшись до нервных колик, замерзнув до мозга и твердо решив завтра же ехать и за любые деньги менять билет, с тем чтобы никогда больше не приезжать сюда мешать чьей-то жизни - если утренняя, при свете, вылазка не даст никаких результатов (осталось две таинственных тени, по фигуре похожих на искомую, так и не пожелавших выйти из-под машины) - я спустя часа 1,5 побрела на свой (на его) 13-й этаж теми же витиеватыми путями из галереи в галерею, какими искала ее.
Бог снизошел на мою бедную голову. Ангел кончиком меча подсветил мне угол на каком-то из этажей, который я проверяла уже раз 5, и я увидела в пыльном углу сонно сидящее прекрасное зеленоглазое создание, которое даже и не думало реагировать на мои кис-кисы. Родной сестре после 10-летней разлуки я радовалась бы, наверное, меньше. Она позволила взять себя (какое счастье, я бы не перенесла, если бы после всего она вдобавок ко всему рванулась бы еще и вниз и исчезла бы в темноте улицы прямо на моих глазах), я взяла ее и, как безумная, стала целовать эти изумительные холодные глаза и линючие, но не менее прекрасные уши и макушку.
Солнечное утро субботы развеяло все мои надежды на то, что ночной рев на холоде может когда-либо остаться безнаказанным: слезная опухлость прошла, зато на нижней половине лица расчесалась нервическая аллергия, а губы, подносье и подбородок обметал чудовищнейший герпес, какого у меня сроду не было. Вдобавок отключили воду (а я мою голову каждое утро - у меня там 3 жирных волосинки, и если этого не делать, они лежат именно тремя волосинками и никакой видимости чего-то шевелюроподобного создавать и не думают). Решив, что таким уродом я на улицу выйти просто не смогу до наступления сумерек, я предприняла слабые попытки усадить детей заниматься, затем сдалась, покормила и разрешила посмотреть мультики, а сама легла досыпать недобранное ночью.
4. Солнце.
И тут - надо же было такому случиться - даже не надо спрашивать, почему такое могло произойти - это все судьба - пришла Алькина сестра Ники со своей 2,5-летней девочкой. И я - мало того что сплю посреди дня - да еще и немытая, нечесаная, с распухшей половиной лица, с горой посуды на кухне и отсутствием угощенческой еды. Господи, как они, наверное, все жалеют своего отца - раз от разу я преподношу его детям новые сюрпризы сродни этому (правда, это был самый эффектный, на мой взгляд).
Ники - потрясающий светлый человек. Я думаю, что даже в самой худшей возможной ситуации - если мне перемкнет наконец голову от обиды и я перестану общаться с Алькиным отцом, а тот встанет в позу горделивого молчания, - именно Ники останется той связующей ниточкой, которая не позволит Альке потеряться с этой стороной родни.
После ее ухода в доме потеплело. То ли я расслабилась, перестала заморачиваться по поводу закрытых дверей и значения взгляда шоколадных глаз и смотрела на жизнь веселее, то ли хуже моего появления в безобразном виде перед Ники быть уже не могло и я с отчаяния перестала думать о том, что я делаю не так, то ли мы вообще все немного разговорились...
Солнце наконец стало греть. Я наслаждалась им и в воскресенье (мы пошли в Этнографический музей), и в понедельник (пошли в Ботанический сад) - бродила по дрожкам, дети бегали и лазили, где могли, я жмурилась на солнце и просто грелась.
Наверное, именно в эти дни моя душа наконец открылась городу, и он вошел в нее. В прошлом году этого не было - Казбек оставил мне всего около недели на общение с Тбилиси. И я сопротивлялась, как могла - не вспоминать, не дотрагиваться, не раскрываться, не проникаться им, не позволять входить в себя. Я не хотела потом сильно и мучительно болеть. Потому у меня и нет прошлогодних снимков Тбилиси - я старалась не глядеть в его глаза, чтобы не вспоминать о своей любви, я старалась быть чужой, ходить на цыпочках, я держалась, я уехала с неповрежденным незыблемым сердцем, ровно с такой же толикой горечи и радости, с какой и приехала.
Странно. Мой трехлетний - в общем-то, самый тяжелый и трудный - период в Тбилиси постоянно видится мне на линии моей жизни ярким солнечным пятном в окружении остального сумрачного, менее тягостного, но и более никакого бытия. Наверное, дело в том, что бОльшие страдания, которые переносишь по вине любимого человека, менее тягостны, чем более мелкие, но причиняемые нелюбимыми людьми. Потому что любимому простишь все, и иго его - благо, и бремя его - легко.
Солнце. Как много солнца. Как давно я не видела его. Как давно моя нога не ступала по твоим мостовым и по твоим тропам, мой любимый город. Каждая трещинка, каждая веточка, каждый камушек - все несет свою память о прожитых здесь - как выходит, по-прежнему остающихся самыми счастливыми - годах. Во все, что мне дорого и что помнит и вечно будет помнить меня, вплетена и моя судьба.