Сон в Страстную ночь
Приснился кошмар. Мы возвращались откуда-то с детьми (из поездки куда-то), оставалась одна ночь до Москвы, остановились в каком-то доме, я оставила Алю со спутницей (была с нами какая-то дама - по дороге познакомились) и пошла покупать билеты (билеты - мой вечный навязчивый сон, когда мы долго не бываем в Тбилиси - прошел уже год, денег на этот год нет, насчет следующего тоже все туманно - пошли сны про просроченные билеты, опоздания на самолет, перепутывание рейса и т. д.). Со мной пошел Юра. Бродим по какому-то торговому центру - купили билеты, я собираюсь покупать еду. Звонит Аля и шепотом говорит, что дама, с которой я ее оставила, убила нашу собаку и наполовину сняла с нее кожу. Собаки у нас в реальной жизни нет, но во сне я живо представляю себе нашего большого черного пса (знаете, как такое бывает - присутствуешь во сне в нескольких местах одновременно и можешь видеть себя со стороны) - Кане Корсо - собаки Понтия Пилата (у этого элемента сна тоже понятно, откуда ноги растут - на днях копошилась на кухне и включила телевизор, там была передача про Вику Цыганову - такая верующая оказалась дама, я заинтересовалась и оставила. Вот у нее Кане Корсо).
У меня волосы встают дыбом, ибо становится понятно, что спутница наша безумна и ребенок в опасности. Спрашиваю у Али, где она, что делает, может ли Аля незаметно уйти - нет, ребенка она трогать не собирается, просто ей не понравилась черная собака. Научаю дочь, как уйти, договариваемся о встрече, начинаю бегать по центру в поисках полиции. Полиция ухом не ведет: Ну и что - собака, это не преступление, у нас такого закона нет. Кричу, что ребенок в опасности, начинают чесаться, неохотно. Едем с дамой-полицейским к ней домой, я рвусь к ребенку, но туда едет ее напарник, меня допрашивают, полицейской хочется уточнить все детали моей жизни, она хочет удостовериться, что я - это я, хотя я показываю ей свой паспорт, требует назвать телефон, по которому можно удостоверить мою личность. Называю телефон начальника. Потом думаю - сегодня Страстная Пятница, вряд ли там кто есть, тем более вечер уже. Однако в центре обретается народ - в Греческой редакции и Латинской, мои данные подтверждают, полицейская вздыхает и начинает заниматься непосредственно маньяком. И тут мне звонит она сама (маньяк), я включаю дурака и бодрым голосом докладываю, что билеты купила, еду купила, мы уже едем обратно, как у них дела и т. д. Однако маньяка билеты не интересуют - она спрашивает, где Аля. Я мысленно крещусь - значит, Алька сбежала. Не знаю, - говорю, изображая волнение, - а что такое, вечер уже, куда она могла пойти и т. д. И я понимаю, что она прекрасно знает, что я вру, только виду не подает. И я очень хорошо вижу ее (эту роль в моем сне играет Лариса Удовиченко - не знаю, за что досталось этой актрисе - мне она очень нравится), вижу совершенно безумный и жуткий взгляд, который, казалось, может захватить меня даже на расстоянии, бормочу что-то в трубку и даю отбой. И мысленно продолжаю видеть ее - как она собирается, выходит из дома, вижу умученную собаку, вижу дорогу, вижу ее путь, который приводит ко мне. И понимаю. что на меня началась охота. Начинаю опять приставать к полицейской, она не хочет со мной говорить. занята звонками, мимолетом только бросает, что пришла информация о том, что Алю нашел Гриша (Юрин отец) и они в безопасности. Долгое время мы сидим, потом она хочет, чтобы мы выехали на место происшествия. Я говорю, что не надо этого делать, маньяк меня ищет, самое безопасное для нас - сидеть здесь, пока ее не поймают. Но нас выпихивают в машину и дают в качестве сопровождения всего одного полицейского. Он весел и не верит в могущество маньяка. Выезжаем за город, поля куда ни кинь глаз. У межевого столба городской черты выходим, дальше нужно пройти несколько десятков метров пешком. Я боюсь до ужаса. Мне кажется, что это все неправильно и нельзя было выходить из машины. И верно - сидит у другого межевого столба наша Лариса Удовиченко в совершенно демоническом образе и вся в крови. И тут я мысленно вижу, чем она занималась последние полчаса-час - вижу убитого и освежеванного напарника полицейской, у которой мы сохранялись, вижу весь улитый кровью торговый центр, куда мы ходили за билетами, улицы, покрытые паникой, по которым ехали. Я еще про себя думаю - ну как в низкосортном ужастике. Бежим к машине, она тоже начинает бежать. Водитель берет скорость 200, а она не отстает. Я кричу водителю, что в нее вселились бесы и теперь ей все нипочем, и чему удивляться, ведь сегодня Страстная Пятница. Видимо, он делает какие-то свои выводы, потому что привозит нас не куда-нибудь, а в Ватикан (этот элемент сна тоже понятен - перед сном я смотрела по Культуре наш фильм Паломничество в Вечный город с Никитой Михалковым). Там собор кардиналов, все в красных дзуккетто, поднимаются по лестнице в какой-то зал, который расположен очень высоко. Мы идем вместе со всеми, по пути попадаются бочки с горячей водой, в которых сидят голые белые и роскошные телом женщины с распущенными волосами. Я удивляюсь - что это, по японской традиции, в Ватикане завели такие бани в бочках. Женщины поясняют мне, что они таким образом проходят обряд очищения от грехов. Я им не очень верю - мне кажется, это распутницы, которые здесь живут. Сообщаю всем им о маньяке, они неохотно вылезают из бочек, укутываются в простыни (а кто-то и так) и шлепают босыми сырыми стопами по лестнице наверх. Тем временем, маньяк принимает звероподобные очертания и безобразничает уже внизу. Я понимаю, что здесь нам не сокрыться и сейчас она нас догонит. И тут чей-то голос (хотя что чей-то - понятно, чей) шепчет мне, что я еще не пробовала молиться. Начинаю читать Отче наш и просыпаюсь.
Не знаю, как я от страха не сошла с ума - пробуждение было таким же жутким, как и сон. Липкая черная душная немая ночь (хотя открыто окно и на улице сильные фонари). Долго-долго лежала, читала по кругу Отче наш и Богородице Дево, прислушивалась, что там происходит в коридоре. Представилось, что Юру уже зарезали и маньяк притаился за нашей с Алькой дверью. Мать в отъезде - меня всегда начинают обуревать страхи, когда ее нет - все кажется, кто-то проникнет в дом. Долго не могла заставить себя встать - где-то с полчаса. Потом кашлянул Юра, я воспряла духом. Потом он пошел в туалет, вышла и я. Вспомнила, чему научили давеча в церкви, после 12 Евангелий (я, честно, думала, что люди носят огонь домой, чтобы возжечь лампады) - взять с этой особой службы свечу, дома зажечь и перекрестить с Отче наш все косяки и окна, оставляя воском крест над ними. Вчера и сегодня вечером поленилась - зато ночью стало понятно, что надо срочно это сделать, иначе страх не уйдет. Прошли с Юрой все косяки и окна, он чуть не поджег свое окно, остался очень доволен, пошел спать. Я пошла на кухню, повозилась немного с пасхой (у меня только один гнет на несколько видов пасхи, они все висят в мешочках и стекают - раз в полсуток забираю одну и довожу ее до ума в гнете, потом в холодильник и беру следующую). Позвала кота (кот не пришел - гуляет), вытащила из морозилки курицу (заутра буду делать салаты из грудок и запекать целую). Пошла легла - сна ни в одном глазу.
На меня очень сильное воздействие оказывает то, что я стала постоянно ходить в церковь - вернулась на клирос полтора года назад, до этого мы в церкви бывали раз-два в месяц или еще реже. Жизнь устаканилась, стала прочнее, я перестала сильно горевать. Дети, конечно, взбадривают, мать много кричит и порицает меня, но вцелом силы адекватно реагировать на все это есть. Ощущение полного истощения бывает крайне редко - раньше я просто жила в нем. В общем, было все очень благостно, пока я наконец не решилась пойти на иконописные курсы (давно мечтаю, лет 25, но то времени нет, то денег - а тут так приспичило, что я поняла, что не будет у меня никогда времени и денег и надо идти, а не ждать неизвестно чего, раз уж невмоготу). На день рождения мне подарили денег на первый взнос, я и пошла.
Честно сказать, я не предполагала, что так сильно возмутятся духовные сферы, которые меня окружают. Я так понимаю, что я вообще очень легкомысленно относилась ко всему этому. Ну подумаешь, научат технике иконописания - что тут такого. Однако теперь со мной постоянно что-то происходит. Ну, то, что 2 недели будут скандалы дома - это было вполне ожидаемо. Мать утихла (дети не утихли - они скандалят все время) - теперь меня донимают машины, которые проскакивают перед носом, когда я иду на зебре. Пару раз меня чуть не столкнули под электричку (мимо проходили, тесно на платформе показалось), несколько раз в метро сама качнулась и чуть не свалилась туда, постоянно липнут какие-то нетрезвые или невменяемые товарищи. На службе пару недель назад рыдала самым возмутимым образом - мне не дали открыть окно, было очень душно (холодно нашим девицам и бабкам), я чего-то расстроилась и как пошла рыдать. Рыдала минут 40 - хотя уже не до окна было, просто как пошло, так и поехало. Священник перепугался, клирошане перепугались (хотя я деликатно отвернулась к алтарю и рыдала в иконостас) - а я в чувство прийти не могу - чувствую себя совершенно спокойно, только слезы потоками льются, а так ничего. На песнопениях теперь могу слезу пустить (вообще что-то уже совсем нехарактерное - наоборот, я всегда себя корила, что слишком весело мне на службе, никакого молитвенного настроения и бесчувствие полное). Иногда возникает желание в церкви пойти и поваляться по центру храма и поорать дурным голосом. Последнего испугалась - поехала к крестному (он игумен), говорю: это истерика или бесы входят? Он рассердился и говорит: Надо тебе по голове настучать, сразу вся дурь и выйдет! Я сразу успокоилась: дурь - так дурь, главное, что не другое.
И все было хорошо, но на этой неделе я перешла с подготовительного на 1-й уровень в иконописной школе (там-то мы просто какие-то основные вещи проходили, никто никаких икон не писал, разумеется, а здесь предполагается, что за 2,5 месяца мы напишем икону). Преподаватель так аккуратненько и говорит, что теперь у нас другой уровень ответственности и вообще другой уровень (он имел ввиду именно это - взаимодействие с духовными сферами), что грани истоньшаются, что хорошо перед написанием новой иконы заказывать молебен святому, да и так, молиться получше, причащаться почаще, и вообще, и вообще, и вообще... Вот, - думаю, - и этот туда же.
Как люди иконы пишут? Если в самом начале пути уже такое.
Учиться мне очень нравится. Не смотря на то что я многое знаю и навыки у меня какие-то есть, голова пухнет и очень устаю эмоционально. Крестный морщит нос: Не Палех, - говорит, - да и все может закончиться тем, что ты придешь ко мне, откроешь ногой дверь и скажешь: Андрей Рублев был неправ.
А я-то думала, что давно избавилась от высокомерия :).
Прибавилось и другого беспокойства: как начиная петь, не можешь спокойно слушать чужое пение (начинаешь слышать все голоса в хоре, оценивать, кто где и как лажает), или как не можешь спокойно читать книги (пунктуация и стилистика не дают покоя), так и я теперь рассматриваю иконы в нашем иконостасе (я и раньше видела какие-то очевидные вещи, но теперь я вижу еще и то, на что раньше мне и в голову не пришло бы посмотреть) и думаю: Господи, безобразники-то какие, как же они отца-то нашего надули, что же это за артель такая, что позволяют себе так писать, и т. д.
Резюмируя все вышесказанное, желаю всем преодолеть свои страхи и искушения, оставить все дурное и тяжелое, сотряся с себя, как сотрясают пыль с ног, и с чистым сердцем встретить Христа Воскресшего, наполнясь радостью к жизни и любовью к ближнему.
У меня волосы встают дыбом, ибо становится понятно, что спутница наша безумна и ребенок в опасности. Спрашиваю у Али, где она, что делает, может ли Аля незаметно уйти - нет, ребенка она трогать не собирается, просто ей не понравилась черная собака. Научаю дочь, как уйти, договариваемся о встрече, начинаю бегать по центру в поисках полиции. Полиция ухом не ведет: Ну и что - собака, это не преступление, у нас такого закона нет. Кричу, что ребенок в опасности, начинают чесаться, неохотно. Едем с дамой-полицейским к ней домой, я рвусь к ребенку, но туда едет ее напарник, меня допрашивают, полицейской хочется уточнить все детали моей жизни, она хочет удостовериться, что я - это я, хотя я показываю ей свой паспорт, требует назвать телефон, по которому можно удостоверить мою личность. Называю телефон начальника. Потом думаю - сегодня Страстная Пятница, вряд ли там кто есть, тем более вечер уже. Однако в центре обретается народ - в Греческой редакции и Латинской, мои данные подтверждают, полицейская вздыхает и начинает заниматься непосредственно маньяком. И тут мне звонит она сама (маньяк), я включаю дурака и бодрым голосом докладываю, что билеты купила, еду купила, мы уже едем обратно, как у них дела и т. д. Однако маньяка билеты не интересуют - она спрашивает, где Аля. Я мысленно крещусь - значит, Алька сбежала. Не знаю, - говорю, изображая волнение, - а что такое, вечер уже, куда она могла пойти и т. д. И я понимаю, что она прекрасно знает, что я вру, только виду не подает. И я очень хорошо вижу ее (эту роль в моем сне играет Лариса Удовиченко - не знаю, за что досталось этой актрисе - мне она очень нравится), вижу совершенно безумный и жуткий взгляд, который, казалось, может захватить меня даже на расстоянии, бормочу что-то в трубку и даю отбой. И мысленно продолжаю видеть ее - как она собирается, выходит из дома, вижу умученную собаку, вижу дорогу, вижу ее путь, который приводит ко мне. И понимаю. что на меня началась охота. Начинаю опять приставать к полицейской, она не хочет со мной говорить. занята звонками, мимолетом только бросает, что пришла информация о том, что Алю нашел Гриша (Юрин отец) и они в безопасности. Долгое время мы сидим, потом она хочет, чтобы мы выехали на место происшествия. Я говорю, что не надо этого делать, маньяк меня ищет, самое безопасное для нас - сидеть здесь, пока ее не поймают. Но нас выпихивают в машину и дают в качестве сопровождения всего одного полицейского. Он весел и не верит в могущество маньяка. Выезжаем за город, поля куда ни кинь глаз. У межевого столба городской черты выходим, дальше нужно пройти несколько десятков метров пешком. Я боюсь до ужаса. Мне кажется, что это все неправильно и нельзя было выходить из машины. И верно - сидит у другого межевого столба наша Лариса Удовиченко в совершенно демоническом образе и вся в крови. И тут я мысленно вижу, чем она занималась последние полчаса-час - вижу убитого и освежеванного напарника полицейской, у которой мы сохранялись, вижу весь улитый кровью торговый центр, куда мы ходили за билетами, улицы, покрытые паникой, по которым ехали. Я еще про себя думаю - ну как в низкосортном ужастике. Бежим к машине, она тоже начинает бежать. Водитель берет скорость 200, а она не отстает. Я кричу водителю, что в нее вселились бесы и теперь ей все нипочем, и чему удивляться, ведь сегодня Страстная Пятница. Видимо, он делает какие-то свои выводы, потому что привозит нас не куда-нибудь, а в Ватикан (этот элемент сна тоже понятен - перед сном я смотрела по Культуре наш фильм Паломничество в Вечный город с Никитой Михалковым). Там собор кардиналов, все в красных дзуккетто, поднимаются по лестнице в какой-то зал, который расположен очень высоко. Мы идем вместе со всеми, по пути попадаются бочки с горячей водой, в которых сидят голые белые и роскошные телом женщины с распущенными волосами. Я удивляюсь - что это, по японской традиции, в Ватикане завели такие бани в бочках. Женщины поясняют мне, что они таким образом проходят обряд очищения от грехов. Я им не очень верю - мне кажется, это распутницы, которые здесь живут. Сообщаю всем им о маньяке, они неохотно вылезают из бочек, укутываются в простыни (а кто-то и так) и шлепают босыми сырыми стопами по лестнице наверх. Тем временем, маньяк принимает звероподобные очертания и безобразничает уже внизу. Я понимаю, что здесь нам не сокрыться и сейчас она нас догонит. И тут чей-то голос (хотя что чей-то - понятно, чей) шепчет мне, что я еще не пробовала молиться. Начинаю читать Отче наш и просыпаюсь.
Не знаю, как я от страха не сошла с ума - пробуждение было таким же жутким, как и сон. Липкая черная душная немая ночь (хотя открыто окно и на улице сильные фонари). Долго-долго лежала, читала по кругу Отче наш и Богородице Дево, прислушивалась, что там происходит в коридоре. Представилось, что Юру уже зарезали и маньяк притаился за нашей с Алькой дверью. Мать в отъезде - меня всегда начинают обуревать страхи, когда ее нет - все кажется, кто-то проникнет в дом. Долго не могла заставить себя встать - где-то с полчаса. Потом кашлянул Юра, я воспряла духом. Потом он пошел в туалет, вышла и я. Вспомнила, чему научили давеча в церкви, после 12 Евангелий (я, честно, думала, что люди носят огонь домой, чтобы возжечь лампады) - взять с этой особой службы свечу, дома зажечь и перекрестить с Отче наш все косяки и окна, оставляя воском крест над ними. Вчера и сегодня вечером поленилась - зато ночью стало понятно, что надо срочно это сделать, иначе страх не уйдет. Прошли с Юрой все косяки и окна, он чуть не поджег свое окно, остался очень доволен, пошел спать. Я пошла на кухню, повозилась немного с пасхой (у меня только один гнет на несколько видов пасхи, они все висят в мешочках и стекают - раз в полсуток забираю одну и довожу ее до ума в гнете, потом в холодильник и беру следующую). Позвала кота (кот не пришел - гуляет), вытащила из морозилки курицу (заутра буду делать салаты из грудок и запекать целую). Пошла легла - сна ни в одном глазу.
На меня очень сильное воздействие оказывает то, что я стала постоянно ходить в церковь - вернулась на клирос полтора года назад, до этого мы в церкви бывали раз-два в месяц или еще реже. Жизнь устаканилась, стала прочнее, я перестала сильно горевать. Дети, конечно, взбадривают, мать много кричит и порицает меня, но вцелом силы адекватно реагировать на все это есть. Ощущение полного истощения бывает крайне редко - раньше я просто жила в нем. В общем, было все очень благостно, пока я наконец не решилась пойти на иконописные курсы (давно мечтаю, лет 25, но то времени нет, то денег - а тут так приспичило, что я поняла, что не будет у меня никогда времени и денег и надо идти, а не ждать неизвестно чего, раз уж невмоготу). На день рождения мне подарили денег на первый взнос, я и пошла.
Честно сказать, я не предполагала, что так сильно возмутятся духовные сферы, которые меня окружают. Я так понимаю, что я вообще очень легкомысленно относилась ко всему этому. Ну подумаешь, научат технике иконописания - что тут такого. Однако теперь со мной постоянно что-то происходит. Ну, то, что 2 недели будут скандалы дома - это было вполне ожидаемо. Мать утихла (дети не утихли - они скандалят все время) - теперь меня донимают машины, которые проскакивают перед носом, когда я иду на зебре. Пару раз меня чуть не столкнули под электричку (мимо проходили, тесно на платформе показалось), несколько раз в метро сама качнулась и чуть не свалилась туда, постоянно липнут какие-то нетрезвые или невменяемые товарищи. На службе пару недель назад рыдала самым возмутимым образом - мне не дали открыть окно, было очень душно (холодно нашим девицам и бабкам), я чего-то расстроилась и как пошла рыдать. Рыдала минут 40 - хотя уже не до окна было, просто как пошло, так и поехало. Священник перепугался, клирошане перепугались (хотя я деликатно отвернулась к алтарю и рыдала в иконостас) - а я в чувство прийти не могу - чувствую себя совершенно спокойно, только слезы потоками льются, а так ничего. На песнопениях теперь могу слезу пустить (вообще что-то уже совсем нехарактерное - наоборот, я всегда себя корила, что слишком весело мне на службе, никакого молитвенного настроения и бесчувствие полное). Иногда возникает желание в церкви пойти и поваляться по центру храма и поорать дурным голосом. Последнего испугалась - поехала к крестному (он игумен), говорю: это истерика или бесы входят? Он рассердился и говорит: Надо тебе по голове настучать, сразу вся дурь и выйдет! Я сразу успокоилась: дурь - так дурь, главное, что не другое.
И все было хорошо, но на этой неделе я перешла с подготовительного на 1-й уровень в иконописной школе (там-то мы просто какие-то основные вещи проходили, никто никаких икон не писал, разумеется, а здесь предполагается, что за 2,5 месяца мы напишем икону). Преподаватель так аккуратненько и говорит, что теперь у нас другой уровень ответственности и вообще другой уровень (он имел ввиду именно это - взаимодействие с духовными сферами), что грани истоньшаются, что хорошо перед написанием новой иконы заказывать молебен святому, да и так, молиться получше, причащаться почаще, и вообще, и вообще, и вообще... Вот, - думаю, - и этот туда же.
Как люди иконы пишут? Если в самом начале пути уже такое.
Учиться мне очень нравится. Не смотря на то что я многое знаю и навыки у меня какие-то есть, голова пухнет и очень устаю эмоционально. Крестный морщит нос: Не Палех, - говорит, - да и все может закончиться тем, что ты придешь ко мне, откроешь ногой дверь и скажешь: Андрей Рублев был неправ.
А я-то думала, что давно избавилась от высокомерия :).
Прибавилось и другого беспокойства: как начиная петь, не можешь спокойно слушать чужое пение (начинаешь слышать все голоса в хоре, оценивать, кто где и как лажает), или как не можешь спокойно читать книги (пунктуация и стилистика не дают покоя), так и я теперь рассматриваю иконы в нашем иконостасе (я и раньше видела какие-то очевидные вещи, но теперь я вижу еще и то, на что раньше мне и в голову не пришло бы посмотреть) и думаю: Господи, безобразники-то какие, как же они отца-то нашего надули, что же это за артель такая, что позволяют себе так писать, и т. д.
Резюмируя все вышесказанное, желаю всем преодолеть свои страхи и искушения, оставить все дурное и тяжелое, сотряся с себя, как сотрясают пыль с ног, и с чистым сердцем встретить Христа Воскресшего, наполнясь радостью к жизни и любовью к ближнему.