Петроград в 1919 году в воспоминаниях Ольги Ивановны Вендрих
Оригинал взят у handemade_ilia в Петроград в 1919 году в воспоминаниях Ольги Ивановны Вендрих
чтобы понять ,как большой и красивый город может придти в негодность , прочитайте следующие слова :
Город имеет мертвый вид: дома неремонтированы со времени начала войны, местами провалилась мостовая, торцы усиленно воруются жителями. Каменная мостовая проросла по пояс травой. Жителей все же 700-800.000.
Оригинал взят у slavynka88 в Петроград в 1919 году в воспоминаниях Ольги Ивановны Вендрих
Ольга Ивановна Вендрих являлась представительницей двух дворянских родов. Ее воспоминания свидетельствовали о повседневной жизни Петрограда, преисполненной разных испытаний. Ольга Вендрих проживала безвыездно в Петрограде до начала декабря 1919 года, сначала на Васильевском острове, а затем в Литейной части (угол Спасской и Надеждинской улиц), и запечатлела образ северной столицы конца 1919 года.
Петроград, 1919 год
Город имеет мертвый вид: дома неремонтированы со времени начала войны, местами провалилась мостовая, торцы усиленно воруются жителями. Каменная мостовая проросла по пояс травой. Жителей все же 700-800.000. Народ бледный, исхудалый, хмурый, молча идущий посредине улицы (извозчиков нет, трамваи почти не ходили, автомобили ездят лишь ночью, большевистские). На каждом шагу видишь упавшего человека или лошадь (ломовую). Человек толпы не собирает - помочь нечем, тогда как кругом лошади женщины и собаки, которые тут же ее делят.
Жители разделены на 3 категории: к 1-ой принадлежат люди жизни труда и хозяйки без прислуги, имеющие не меньше 5 человек в се мье, люди старше 60 лет и дети до 14 лет. 2-ая категория все интеллигент. служащие на Советской службе. 3-я категория все остальные. Первые получают фунта хлеба в день и почти каждый месяц по 1 фунту соли и сахарного песку, 2-ая категория получала последнее время фунта хлеба, но соли и сахару половину. 3-я - получает лишь фунта хлеба и больше ничего. Хлеб весь только черный. Есть еще категория для рабочих и красноармейцев, получающих по фунта хлеба в день и кроме того им изредка дают икру, соленые огурцы, яблоки и варенье. Все имеют право за 6 рублей 50 коп. получить обед, состоящий из одного блюда: большею частью это суп, т. е. вода и недоваренные от недостатка топлива зеленые листья капусты без приправы и соли. Белые листья капусты отдаются солдатам, которые также имеют второе блюдо к обеду. Магазины закрыты, торговля уничтожена. Много купцов сидит по тюрьмам, купить можно только на рынке, или, очень осторожно, на квартирах у бывших торговцев.
На рынке тоже надо быть очень осторожным, так как бывают почти ежедневно облавы, т. е. оцепляют солдатами рынок и всех оцепленных, отобрав у них провизию, отправляют на принудительные работы, не считаясь со здоровьем и возрастом.
Все находятся на Советской службе, без службы жить немыслимо. Ум интеллигенции при приискании себе службы очень изобретателен, например: сойдутся 2-3 человека и изобретут какое-нибудь учреждение, например, лесостроительство на реке Свири. Живо получают разрешение и ассигновки у большевиков и начинают приглашать своих знакомых. Затем реквизируют квартиру и последовательно увеличивая количество служащих, увеличивают и помещение, реквизируя сначала соседние квартиры, наконец весь дом и соседние дома, пока не обратят на себя внимание комиссаров. Те приказывают закрыть учреждение, но на это нужна опять-таки комиссия и новые средства и т. д. И так везде - всякое учреждение вырастает в нечто грандиозное. Минимум содержания 5000 рублей, максимум 12000 рублей в месяц. Но что значит это жалование, когда пара дамских ботинок стоит 25000 рублей. Жалования не хватает на пропитание. Раньше давали пайки, но теперь и этого нет, оставили лишь небольшие пайки у железнодорожников (боясь забастовок) и в продовольственных учреждениях. Служить можно до 50 лет. В приюты принимают от 65 лет, так что от 50 до 65 лет можно умирать с голоду. Заработать же частной работой не возможно почти: машины швейные, пишущие, вязальные и т. п. реквизированы. Нет ниток, нет иголок и т. п.
Дети всех возрастов отдаются в приюты, чтобы они любили и чтили Государство, а не родителей за воспитание. Приюты устроены во дворцах и особняках, которые совершенно не приспособлены к этому. (Есть несколько улиц под приютами: Сергиевская, Фурштадская, Таврическая, часть Кирочной.) Организованы приюты тоже плохо. Недостаток во всем. Например: белье тонкое, батистовое с монограммами Статс-Дамы Нарышкиной, чудной работы, но на 100 детей 105 пар белья - сменить нечем. Пальто и капоры делаются из придворных тренов Императрицы Марии Феодоровны, но на 100 детей - пальто - гулять водить приходится по очереди. Мало кроватей - спит по 2- ребенка на каждой. Обуви нет. Кожа с исторического кресла с гербом Князя Меньшикова срезана на обувь. Одеяла нарезаны из недезинфекцированного и даже нечищенного бобрика Князя Гагарина, которым был обит пол в его квартире. Севрский сервиз Графа Толстого с его монограммами разнесен поштучно по всем приютам, а между тем простых кружек детям не хватает. Нет дров, нет воды. Дети гибнут в огромном количестве от холода, темноты и грязи. Пальцы отгнивают, а их учат пластике, танцам и музыке. Ученья в школах почти нет, да и невозможно учить при существующих условиях. Учителя замечания сделать не могут, так как подвергаются детскому контрольному суду. Дети и, главным образом, учителя убирают сами классы, носят воду, рубят дрова. В приютах есть еще низшие служащие, но на 100 человек детей - 20 человек служащих, каждому полагается особая комната, причем обстановка взята из парадных комнат, реквизированного дворца; и у них так же есть контрольный суд над действиями заведующих.
Все жители Петрограда, без исключения, обязаны нести трудовую повинность до 60 лет. Это происходит так: часов в 12 ночи стучат в дверь (в Петрограде звонков нет, стучат палкой, кулаком или каблуком), оказывается стучит Председатель Домового Комитета Бедноты и наряжает идти к 6-ти ча сам утра в Комендатуру. Там Вас держат часов до двенадцати да и затем партиями отправляют на разные работы, например: сломка деревянных домов для топлива Советских учреждений. Рубка и погрузка вагонов лесом. Конечно, рабочие неумелы и без несчастных случаев не обходится - то ногу сломают, то руку защемят. Осенью работали на огородах - копали овощи, по окончании работы дают один фунт хлеба, а кончают в 8 часов вечера, так что целые сутки почти голодные. Недостаток в топливе ужасный. Даже сами большевики писали в ноябре в своей газете «Правда», что насаждение социализма требует жертв и на этот раз не надо бояться говорить смело в глаза правду, что народ должен приготовиться к новой жертве, а именно: населения за эти месяцы, т. е. декабрь и январь, должны умереть от холода и голода. Дома с центральным отоплением перестали топиться еще прошлую зиму, так как трубы от холода лопнули, и не ремонтированы. Чтобы изготовить обед, топят крошечные очажки, называемые «буржуйки». Топят их бумагой, тряпьем, щепочками, золоченными рамами от картин, мебелью, не брезгая красным деревом и золоченными стульями. Буржуйки дымят отчаянно, и приготовление одного блюда длится часами. Квартиры не отапливаются и все обитатели ютятся, где дымит «буржуйка», а ставят ее там, где лучше тяга в трубе (трубы тоже много лет не чищены). Благодаря этой ужасной жизни у всех отморожены и отгнивают оконечности, сходят ногти, слабеет зрение. Лицо отекает, приобретает землистый цвет, покрывается пухом, особенно у женщин (доктора объясняют недостатком жиров) все тело покрывается нарывами. Беспрестанно мертвеют конечности и отходят лишь когда их встряхиваешь вниз или кладешь в горячую воду, которую достать очень трудно. Дети зачастую родятся без костей. Меняются очень, так что, если недели две не видишься, то приходится рекомендоваться.
Нравственность сильно падает, даже у интеллигенции. Ничего не стоит обмануть, взять взаймы, не отдать, украсть. Крадут в потребительских лавках, крадут торцы из мостовой, казенные дрова и не скрывают, а гордятся и учат друг друга.
Религия тоже не на высоте. Было время, когда церкви были переполнены, были ночные стояния, общие ежедневные исповеди, крестные ходы и т. п., но масса священников сидит в тюрьмах, или мобилизована и много расстрелянных, например: протоиерей Казанского Собора Орнатский. Священники тоже несут трудовую повинность, церковь отделена от Государства. Много церквей закрыты, закрыты почти все домовые. Но, если прихожане берут на себя содержание церкви, то она не закрывается. Буржуазия продает все свое последнее, чтобы поддержать свое существование. Есть семьи, которые придумали следующий заработок: берут у знакомых на комиссию вещь, торгуются, назначая за нее минимальную цену. Продают за большие деньги с риском быть пойманными, так как это запрещено, как спекуляция и не стыдятся взять себе лишки и комиссионные 10%. Есть даже уже вкоренившиеся выражения: «я сделал или сделала сегодня столько-то рублей».
Вода поднимается до второго этажа. Дальше носят жильцы сами. Они же чистят снег, несут дежурства у ворот дома и зачастую в самих легких одеждах, так как шубы уже съедены, рубят дрова и платят дворнику, который ничего не делает и занимает барскую квартиру. Даже при больших домах оставлен лишь один дворник, швейцаров нет давно. Дворники обзавелись ручными тележками и дают их на прокат жителям и этим себе прирабатывают. Прислуги никто не держит. Осталась лишь у очень немногих старая заслуженная, которая зачастую работает и содержит своих господ. Электричество давалось в некоторых только обществах и то лишь часа на два. В Петрограде осенью бывают совершенно темные дни. Нет свечей, нет керосину, нет щепки. Спичек коробка стоила 100 рублей. Можно себе представить, как это вынужденное безделье из-за постоянной темноты действует на психику этих страдальцев, измученных и без того голодом и холодом. Мрут массой. Масса сумасшедших, но никто на них не обращает внимания. Много дергает рукой, ногой, тики в лице, многие идут по улице сами с собой разговаривают, жестикулируют, смеются. Есть масса нищих. Эти нищие не похожи на прежних нищих. Вот Вы видите бежит человек в прежней форменной фуражке и кричит во все горло в исступлении, требуя, чтобы его накормили. На Литейном около Невского на ступеньке подъезда сидит молодая красивая женщина в черном, с вытянутыми руками и устремив глаза с таким безнадежным ужасом в даль, что когда ей бросают деньги и ветер их уносит, она и тогда не шевелится. На Невском около Думы стоит высокий господин, низко опустив голову, чтобы лица не было видно, а рука протянута с форменной фуражкой. У бывшего Гостиного Двора (он заколочен весь) стоит просит милостыню старик священник. Есть собаки нищие, которые служат при проходе публики. Был такой случай в городской лавке, при раздаче хлеба: пришла собака просить милостыню и нищий. Давали отрезки больше собаке, а не нищему, так как он получает такой же паек, как и все, а собака - ничего.
Он от зависти обозлился, и собрался поколотить собаку, та бросилась на него и они сцепились, приказчики веселились, но на другой день была уже собака одна в лавке, а нищего не было.
О болезнях и эпидемиях никто не беспокоится и даже не знают отчего умер человек. Умирают просто, не болея, очень часто на ходу, не жалуясь, не беспокоя, и никто на это не обращает внимания. Лечиться невозможно, нет лекарств, да и докторский совет не может быть выполнен. Многие лекарства действуют как питательные, например, касторовое масло. Аптеки закрыты или национализированы;
самое скорое приготовление лекарства двадцать четыре часа, обыкновенно готовят неделю. Больницы все, кроме Обуховской, закрыты. Труд докторов и зубных врачей национализирован. Последнее время было сильное гонение на докторов (например, расстрелян профессор Грамматчиков) за то якобы, что они освобождают от воинской повинности вспрыскивая постное масло, но известно также, что масса перемерло от непосильного труда. Хоронят в общих могилах без гробов. Те, которые могут, берут за большие деньги гробы на прокат. Все бюро похоронных процессий национализированы. Собирают по домам покойников и везут всех вместе. Если родные выкупят за большие деньги покойника, то разрешают похоронить отдельно. В таких случаях берут у дворников их ручные тележки и сами довозят до могилы. Конечно, ни о каких провожающих нет речи, провожает лишь тот, кто везет.
Доносы и шпионство процветают. Комитет бедноты доносит на всех живущих в доме и отвечает за них. Хозяин квартиры отвечает за жильцов. Несущий дежурство у ворот дома отвечает за дежурство соседних домов, по правую и левую сторону. За служащего в Советских Учреждениях отвечают два его поручителя. И так везде. За артистов, посылаемых на фронт, отвечает труппа.
Фабрики и заводы не работают, при мне закрыли последний Путиловский, из-за недостатка материалов и топлива. Все рабочие распущены и разоружены, точно такие и красноармейцы, которым дают оружие лишь отправляя на фронт. Охрану казарм несут женщины, которые отбирают у солдат сапоги и простыни, так как были случаи бегства солдат. Женщины одеты в серую форму, на голове папаха казацкая, одетая на одно ухо, а с другой стороны кудри.
Охрана города тоже в руках женщин. Расстрелы раньше производились матросами и латышами, затем китайцами, а последнее время тремя женщинами. Во главе «чрезвычайки» стоит женщина - еврейка (кажется Равич).
Между красноармейцами всегда коммунисты - двое не могут разговаривать, чтобы третий между ними не был коммунист. За красноармейца отвечает вся семья, а за авиатора не только семья, но и вся его рота. Сыск поставлен очень высоко, причем поцветает так называемый перекрестный допрос. Люди его испытавшие говорят, что этот допрос вынести немыслимо и невольно то пишь и себя и других. Так раскрыты были и раскрываются все заговоры в самом зародыше. Часто слышишь от этого измученного в конец народа, следующую фразу: «я не боюсь более Страшного Суда, так как этот Суд будет Божий и Справедливый».
Источник: http://libed.ru/knigi-nauka/412428-3-russkoe-zarubezhe-slavyanskiy-mir-ruska-di-aspora-slovenski-svet-zbornik-radova-urednik-petar-bu-ak-slavisti.php
чтобы понять ,как большой и красивый город может придти в негодность , прочитайте следующие слова :
Город имеет мертвый вид: дома неремонтированы со времени начала войны, местами провалилась мостовая, торцы усиленно воруются жителями. Каменная мостовая проросла по пояс травой. Жителей все же 700-800.000.
Оригинал взят у slavynka88 в Петроград в 1919 году в воспоминаниях Ольги Ивановны Вендрих
Ольга Ивановна Вендрих являлась представительницей двух дворянских родов. Ее воспоминания свидетельствовали о повседневной жизни Петрограда, преисполненной разных испытаний. Ольга Вендрих проживала безвыездно в Петрограде до начала декабря 1919 года, сначала на Васильевском острове, а затем в Литейной части (угол Спасской и Надеждинской улиц), и запечатлела образ северной столицы конца 1919 года.
Петроград, 1919 год
Город имеет мертвый вид: дома неремонтированы со времени начала войны, местами провалилась мостовая, торцы усиленно воруются жителями. Каменная мостовая проросла по пояс травой. Жителей все же 700-800.000. Народ бледный, исхудалый, хмурый, молча идущий посредине улицы (извозчиков нет, трамваи почти не ходили, автомобили ездят лишь ночью, большевистские). На каждом шагу видишь упавшего человека или лошадь (ломовую). Человек толпы не собирает - помочь нечем, тогда как кругом лошади женщины и собаки, которые тут же ее делят.
Жители разделены на 3 категории: к 1-ой принадлежат люди жизни труда и хозяйки без прислуги, имеющие не меньше 5 человек в се мье, люди старше 60 лет и дети до 14 лет. 2-ая категория все интеллигент. служащие на Советской службе. 3-я категория все остальные. Первые получают фунта хлеба в день и почти каждый месяц по 1 фунту соли и сахарного песку, 2-ая категория получала последнее время фунта хлеба, но соли и сахару половину. 3-я - получает лишь фунта хлеба и больше ничего. Хлеб весь только черный. Есть еще категория для рабочих и красноармейцев, получающих по фунта хлеба в день и кроме того им изредка дают икру, соленые огурцы, яблоки и варенье. Все имеют право за 6 рублей 50 коп. получить обед, состоящий из одного блюда: большею частью это суп, т. е. вода и недоваренные от недостатка топлива зеленые листья капусты без приправы и соли. Белые листья капусты отдаются солдатам, которые также имеют второе блюдо к обеду. Магазины закрыты, торговля уничтожена. Много купцов сидит по тюрьмам, купить можно только на рынке, или, очень осторожно, на квартирах у бывших торговцев.
На рынке тоже надо быть очень осторожным, так как бывают почти ежедневно облавы, т. е. оцепляют солдатами рынок и всех оцепленных, отобрав у них провизию, отправляют на принудительные работы, не считаясь со здоровьем и возрастом.
Все находятся на Советской службе, без службы жить немыслимо. Ум интеллигенции при приискании себе службы очень изобретателен, например: сойдутся 2-3 человека и изобретут какое-нибудь учреждение, например, лесостроительство на реке Свири. Живо получают разрешение и ассигновки у большевиков и начинают приглашать своих знакомых. Затем реквизируют квартиру и последовательно увеличивая количество служащих, увеличивают и помещение, реквизируя сначала соседние квартиры, наконец весь дом и соседние дома, пока не обратят на себя внимание комиссаров. Те приказывают закрыть учреждение, но на это нужна опять-таки комиссия и новые средства и т. д. И так везде - всякое учреждение вырастает в нечто грандиозное. Минимум содержания 5000 рублей, максимум 12000 рублей в месяц. Но что значит это жалование, когда пара дамских ботинок стоит 25000 рублей. Жалования не хватает на пропитание. Раньше давали пайки, но теперь и этого нет, оставили лишь небольшие пайки у железнодорожников (боясь забастовок) и в продовольственных учреждениях. Служить можно до 50 лет. В приюты принимают от 65 лет, так что от 50 до 65 лет можно умирать с голоду. Заработать же частной работой не возможно почти: машины швейные, пишущие, вязальные и т. п. реквизированы. Нет ниток, нет иголок и т. п.
Дети всех возрастов отдаются в приюты, чтобы они любили и чтили Государство, а не родителей за воспитание. Приюты устроены во дворцах и особняках, которые совершенно не приспособлены к этому. (Есть несколько улиц под приютами: Сергиевская, Фурштадская, Таврическая, часть Кирочной.) Организованы приюты тоже плохо. Недостаток во всем. Например: белье тонкое, батистовое с монограммами Статс-Дамы Нарышкиной, чудной работы, но на 100 детей 105 пар белья - сменить нечем. Пальто и капоры делаются из придворных тренов Императрицы Марии Феодоровны, но на 100 детей - пальто - гулять водить приходится по очереди. Мало кроватей - спит по 2- ребенка на каждой. Обуви нет. Кожа с исторического кресла с гербом Князя Меньшикова срезана на обувь. Одеяла нарезаны из недезинфекцированного и даже нечищенного бобрика Князя Гагарина, которым был обит пол в его квартире. Севрский сервиз Графа Толстого с его монограммами разнесен поштучно по всем приютам, а между тем простых кружек детям не хватает. Нет дров, нет воды. Дети гибнут в огромном количестве от холода, темноты и грязи. Пальцы отгнивают, а их учат пластике, танцам и музыке. Ученья в школах почти нет, да и невозможно учить при существующих условиях. Учителя замечания сделать не могут, так как подвергаются детскому контрольному суду. Дети и, главным образом, учителя убирают сами классы, носят воду, рубят дрова. В приютах есть еще низшие служащие, но на 100 человек детей - 20 человек служащих, каждому полагается особая комната, причем обстановка взята из парадных комнат, реквизированного дворца; и у них так же есть контрольный суд над действиями заведующих.
Все жители Петрограда, без исключения, обязаны нести трудовую повинность до 60 лет. Это происходит так: часов в 12 ночи стучат в дверь (в Петрограде звонков нет, стучат палкой, кулаком или каблуком), оказывается стучит Председатель Домового Комитета Бедноты и наряжает идти к 6-ти ча сам утра в Комендатуру. Там Вас держат часов до двенадцати да и затем партиями отправляют на разные работы, например: сломка деревянных домов для топлива Советских учреждений. Рубка и погрузка вагонов лесом. Конечно, рабочие неумелы и без несчастных случаев не обходится - то ногу сломают, то руку защемят. Осенью работали на огородах - копали овощи, по окончании работы дают один фунт хлеба, а кончают в 8 часов вечера, так что целые сутки почти голодные. Недостаток в топливе ужасный. Даже сами большевики писали в ноябре в своей газете «Правда», что насаждение социализма требует жертв и на этот раз не надо бояться говорить смело в глаза правду, что народ должен приготовиться к новой жертве, а именно: населения за эти месяцы, т. е. декабрь и январь, должны умереть от холода и голода. Дома с центральным отоплением перестали топиться еще прошлую зиму, так как трубы от холода лопнули, и не ремонтированы. Чтобы изготовить обед, топят крошечные очажки, называемые «буржуйки». Топят их бумагой, тряпьем, щепочками, золоченными рамами от картин, мебелью, не брезгая красным деревом и золоченными стульями. Буржуйки дымят отчаянно, и приготовление одного блюда длится часами. Квартиры не отапливаются и все обитатели ютятся, где дымит «буржуйка», а ставят ее там, где лучше тяга в трубе (трубы тоже много лет не чищены). Благодаря этой ужасной жизни у всех отморожены и отгнивают оконечности, сходят ногти, слабеет зрение. Лицо отекает, приобретает землистый цвет, покрывается пухом, особенно у женщин (доктора объясняют недостатком жиров) все тело покрывается нарывами. Беспрестанно мертвеют конечности и отходят лишь когда их встряхиваешь вниз или кладешь в горячую воду, которую достать очень трудно. Дети зачастую родятся без костей. Меняются очень, так что, если недели две не видишься, то приходится рекомендоваться.
Нравственность сильно падает, даже у интеллигенции. Ничего не стоит обмануть, взять взаймы, не отдать, украсть. Крадут в потребительских лавках, крадут торцы из мостовой, казенные дрова и не скрывают, а гордятся и учат друг друга.
Религия тоже не на высоте. Было время, когда церкви были переполнены, были ночные стояния, общие ежедневные исповеди, крестные ходы и т. п., но масса священников сидит в тюрьмах, или мобилизована и много расстрелянных, например: протоиерей Казанского Собора Орнатский. Священники тоже несут трудовую повинность, церковь отделена от Государства. Много церквей закрыты, закрыты почти все домовые. Но, если прихожане берут на себя содержание церкви, то она не закрывается. Буржуазия продает все свое последнее, чтобы поддержать свое существование. Есть семьи, которые придумали следующий заработок: берут у знакомых на комиссию вещь, торгуются, назначая за нее минимальную цену. Продают за большие деньги с риском быть пойманными, так как это запрещено, как спекуляция и не стыдятся взять себе лишки и комиссионные 10%. Есть даже уже вкоренившиеся выражения: «я сделал или сделала сегодня столько-то рублей».
Вода поднимается до второго этажа. Дальше носят жильцы сами. Они же чистят снег, несут дежурства у ворот дома и зачастую в самих легких одеждах, так как шубы уже съедены, рубят дрова и платят дворнику, который ничего не делает и занимает барскую квартиру. Даже при больших домах оставлен лишь один дворник, швейцаров нет давно. Дворники обзавелись ручными тележками и дают их на прокат жителям и этим себе прирабатывают. Прислуги никто не держит. Осталась лишь у очень немногих старая заслуженная, которая зачастую работает и содержит своих господ. Электричество давалось в некоторых только обществах и то лишь часа на два. В Петрограде осенью бывают совершенно темные дни. Нет свечей, нет керосину, нет щепки. Спичек коробка стоила 100 рублей. Можно себе представить, как это вынужденное безделье из-за постоянной темноты действует на психику этих страдальцев, измученных и без того голодом и холодом. Мрут массой. Масса сумасшедших, но никто на них не обращает внимания. Много дергает рукой, ногой, тики в лице, многие идут по улице сами с собой разговаривают, жестикулируют, смеются. Есть масса нищих. Эти нищие не похожи на прежних нищих. Вот Вы видите бежит человек в прежней форменной фуражке и кричит во все горло в исступлении, требуя, чтобы его накормили. На Литейном около Невского на ступеньке подъезда сидит молодая красивая женщина в черном, с вытянутыми руками и устремив глаза с таким безнадежным ужасом в даль, что когда ей бросают деньги и ветер их уносит, она и тогда не шевелится. На Невском около Думы стоит высокий господин, низко опустив голову, чтобы лица не было видно, а рука протянута с форменной фуражкой. У бывшего Гостиного Двора (он заколочен весь) стоит просит милостыню старик священник. Есть собаки нищие, которые служат при проходе публики. Был такой случай в городской лавке, при раздаче хлеба: пришла собака просить милостыню и нищий. Давали отрезки больше собаке, а не нищему, так как он получает такой же паек, как и все, а собака - ничего.
Он от зависти обозлился, и собрался поколотить собаку, та бросилась на него и они сцепились, приказчики веселились, но на другой день была уже собака одна в лавке, а нищего не было.
О болезнях и эпидемиях никто не беспокоится и даже не знают отчего умер человек. Умирают просто, не болея, очень часто на ходу, не жалуясь, не беспокоя, и никто на это не обращает внимания. Лечиться невозможно, нет лекарств, да и докторский совет не может быть выполнен. Многие лекарства действуют как питательные, например, касторовое масло. Аптеки закрыты или национализированы;
самое скорое приготовление лекарства двадцать четыре часа, обыкновенно готовят неделю. Больницы все, кроме Обуховской, закрыты. Труд докторов и зубных врачей национализирован. Последнее время было сильное гонение на докторов (например, расстрелян профессор Грамматчиков) за то якобы, что они освобождают от воинской повинности вспрыскивая постное масло, но известно также, что масса перемерло от непосильного труда. Хоронят в общих могилах без гробов. Те, которые могут, берут за большие деньги гробы на прокат. Все бюро похоронных процессий национализированы. Собирают по домам покойников и везут всех вместе. Если родные выкупят за большие деньги покойника, то разрешают похоронить отдельно. В таких случаях берут у дворников их ручные тележки и сами довозят до могилы. Конечно, ни о каких провожающих нет речи, провожает лишь тот, кто везет.
Доносы и шпионство процветают. Комитет бедноты доносит на всех живущих в доме и отвечает за них. Хозяин квартиры отвечает за жильцов. Несущий дежурство у ворот дома отвечает за дежурство соседних домов, по правую и левую сторону. За служащего в Советских Учреждениях отвечают два его поручителя. И так везде. За артистов, посылаемых на фронт, отвечает труппа.
Фабрики и заводы не работают, при мне закрыли последний Путиловский, из-за недостатка материалов и топлива. Все рабочие распущены и разоружены, точно такие и красноармейцы, которым дают оружие лишь отправляя на фронт. Охрану казарм несут женщины, которые отбирают у солдат сапоги и простыни, так как были случаи бегства солдат. Женщины одеты в серую форму, на голове папаха казацкая, одетая на одно ухо, а с другой стороны кудри.
Охрана города тоже в руках женщин. Расстрелы раньше производились матросами и латышами, затем китайцами, а последнее время тремя женщинами. Во главе «чрезвычайки» стоит женщина - еврейка (кажется Равич).
Между красноармейцами всегда коммунисты - двое не могут разговаривать, чтобы третий между ними не был коммунист. За красноармейца отвечает вся семья, а за авиатора не только семья, но и вся его рота. Сыск поставлен очень высоко, причем поцветает так называемый перекрестный допрос. Люди его испытавшие говорят, что этот допрос вынести немыслимо и невольно то пишь и себя и других. Так раскрыты были и раскрываются все заговоры в самом зародыше. Часто слышишь от этого измученного в конец народа, следующую фразу: «я не боюсь более Страшного Суда, так как этот Суд будет Божий и Справедливый».
Источник: http://libed.ru/knigi-nauka/412428-3-russkoe-zarubezhe-slavyanskiy-mir-ruska-di-aspora-slovenski-svet-zbornik-radova-urednik-petar-bu-ak-slavisti.php