Голубкова О.В. Образ Богини-Матери в традиционной культуре Русского Севера.
Оригинал взят у dr_slabinsky в Голубкова О.В. Образ Богини-Матери в традиционной культуре Русского Севера.
Древней религией славян, их мировосприятием было язычество, охватившее всю сферу духовной культуры и значительную часть культуры материальной [1] . Даже с принятием христианства образы природных божеств не канули в прошлое. Они остались в сказках, легендах, быличках, приметах, суевериях и различных обрядах. Отчасти изменились имена персонажей, с которыми связываются те или иные поверья. Однако, несмотря на течение времени и кардинальное изменение религии, сохранились основные функции, так называемые сферы патроната мифологических персонажей.
По мере распространения в Русском государстве православия и вытеснения языческих божеств христианскими святыми, происходило умаление их значимости в социальной жизни общества. Вместе с тем, будучи довольно гибкой религией, христианство полностью не вытеснило языческих символов. На бытовом уровне вполне допускалось обращение к святым как к прежним - дохристианским - покровителям. Процесс трансформации мифологических образов, безусловно, не был односторонним. На протяжении нескольких веков совершалось взаимное дополнение христианских и языческих традиций, персонажей. Таким образом, народные верования продолжали (и продолжают) свое, независимое от мировых религий, существование в повседневной, домашней жизни людей.
Во время полевой этнографической экспедиции 2001 г. в с.Воскресенка Калачинского р-на Омской обл. [2] автором была обнаружена и зафиксирована (сфотографирована) кукольная композиция, хранящаяся в семье потомков архангельских переселенцев (Рис.1). Их предки переехали в Сибирь (Тарский р-н Омской обл.) приблизительно в 30-40-е гг. XIX в. К сожалению, современные потомки переселенцев не помнят названий ни села, ни района, откуда были родом их предки. С достоверностью они не могут сказать, были ли их архангельские прадеды старообрядцами, или же ходили в никонианскую церковь. Данная кукольная композиция была сшита в сер. 70-х гг. ХХ в. старейшей представительницей семьи, Марией Ивановной (1917 г.р.), по образцу куклы, изготовленной ее бабкой (родившейся в Архангельской губернии и в юности переехавшей в Сибирь).
Представленная кукольная композиция сшита из лоскутков разноцветной ткани. Она состоит из трех фигур. Центральная фигура композиции изображает женский персонаж. Ее голова повязана платком (концы завязаны сзади), плечи и верхняя часть тела укутаны синей накидкой, спускающейся чуть ниже пояса (большим платком?), застегнутой на груди на пуговицу. Кукла одета в темно-синюю кофту с длинными рукавами, скрывающими кисти рук, клетчатый красно-голубой сарафан и длинный клетчатый серо-зеленый передник, украшенный кружевами по нижнему краю. Руки скрещены на груди. Длинный подол сарафана полностью закрывает ноги. Расцветка одежды центральной куклы произвольная (использовались тряпицы, какие имелись под рукой) и не соответствует изначальному образцу (куклам, подаренным информантке ее бабкой). По сообщению Марии Ивановны, в одежде большой куклы преобладали темные тона (бордово-коричневые), некоторые детали одежды были выполнены из домотканых тканей. На голове старой куклы был надет кокошник, ноги были обутыми. Ее передник был изготовлен из домотканого холста и вышит (узорами красного цвета). Сарафан также был клетчатым, но более темным, красно-бурого цвета в синюю клетку.
Вторая, маленькая, фигурка изображает невесту. У этой куклы нет ног. На голову надет белый атласный платок, запахнутый концами вперед и не завязанный на узел (как бы застегнутый на булавку). Сама фигурка облачена в конусообразное платье с длинными рукавами. Верхняя часть платья красного цвета, подол белый. Поверх платья надет белый кружевной передник. Третья фигурка представляет жениха. Он одет в красную рубаху «навыпуск» и черные штаны. Был подпоясан, но пояс утерян. Голова не покрыта. По словам информантки, расцветка одежды маленьких фигурок образцовой композиции также была бело-красной. Маленькие кукольные фигурки сшиты за руки (невеста по правую руку жениха) и пришиты к подолу большой куклы.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
Следует обратить внимание, что изначально все куклы были безликими. Лицо большой куклы несколько лет назад разрисовала внучка информантки.
О ритуальном назначении таких кукол Мария Ивановна рассказывала то, что слышала от своей бабки. В первой пол. XIX в. в Архангельской губернии (где последняя родилась и выросла) таких кукол изготовляли по случаю предстоящей свадьбы. Их шила мать невесты (не удалось выяснить, могла ли шить таких кукол мать жениха, например, если невеста была сиротой, или же в этом случае кукол для молодоженов шила родственница или крестная невесты). До свадьбы молодые не должны были видеть приготовленных для них кукол. Во время свадебной церемонии (после венчания) мать невесты отрывала от подола большой куклы маленьких куколок и передавала их молодоженам с пожеланием благополучия и чадородия молодой семье. Большая кукла оставалась в ее доме. В Сибири подобный свадебный обряд уже не практиковался. Старая кукла (которая, к сожалению, не сохранилась) была сшита уже в Сибири, вскоре после переезда из Архангельских земель. По словам информантки, ее бабка приготовила такую композицию к свадьбе дочери. Но с переездом в новые места традиция была утрачена (к тому же, дочь вышла замуж за сибиряка) и обряд передачи куклы не состоялся. Неразделенная трехфигурная композиция так и осталась у матери невесты, которая в дальнейшем отдала ее внучке (Марии Ивановне). Последняя сшила подобную куклу уже в преклонном возрасте, когда бабкин подарок сильно обветшал. Не исключено, что некоторые детали композиции были утрачены или искажены, поскольку на тот момент сохранились уже не все элементы одежды, их приходилось восстанавливать по памяти. Сегодня данная кукольная композиция имеет исключительно декоративное значение. Она хранится в семье как память о предках (совсем еще не далеких), приехавших в Сибирь с Русского Севера.
Трехсоставные композиции с центральным изображением большой женской фигуры характерны для изобразительного искусства Русского Севера, особенно вышивки. Орнаментация женской одежды, рушников, постельных принадлежностей была связана, в первую очередь, со свадебным ритуалом. Изображение женского божества (Великой Матери, Прародительницы мира) должно было обеспечить семейное благополучие и продолжение рода. Исследуя северорусские вышивки, Б.А.Рыбаков видел в изображенных на них женских фигурах (даже очень стилизованных) отголоски древнейших культов рожаниц, языческой богини Мокоши (Макоши) [3] . Представленная нами кукольная композиция схожа с изображениями Мокоши на северорусских вышивках, которыми украшали вещи, предназначенные (как и данная кукла) для свадебного ритуала (Рис. 2, 3). Но изображаемые на вышивках антропоморфные фигурки, находящиеся с двух сторон от богини, обычно были женскими, а не представляли жениха и невесту. Видимо, здесь представлен какой-то локальный вариант северорусской традиции изображения богини-матери.
В народных верованиях женские мифологические персонажи выступали покровителями судьбы, брака, плодородия, домашнего очага. Даже спустя века после принятия христианства календарная, свадебная, родильно-крестильная и, частично, погребальная обрядности тесно переплетались с обычаями, касающимися женских святых. Еще одним важнейшим элементом женских культов было рукоделие. Процессы прядения, плетения, тканья представлялись космогоническими и семантически соотносились с рождением, браком и смертью. Поэтому нитки, волосы, шерсть, а также прялки, веретена, кросна и, конечно же, вышивка широко использовались в обрядах, связанных с узловыми жизненными циклами. Отсюда вытекает судьбоносная значимость женских божеств, покровительствующих рукоделию, поэтому они обладают мантическими и охранительными функциями.
Региональные отличия между женскими мифологическими персонажами могут быть связаны с разным уровнем трансформации их образов, происходившей на протяжении веков. Именно на Русском Севере в народной памяти до наших дней сохранилось имя некогда великой богини Мокоши, хотя ее образ и понизился до уровня домашнего духа, называемого мокошей или мокушей [4] . В мировой мифологии существуют и более ранние примеры дробления женского божества, связанного с прядением. Античные парки и мойры, скандинавские норны олицетворяли собой фатальность, неизбежность человеческой судьбы. Гомер упоминал только одну мойру - прядущую и обрывающую нить судьбы. У Гесиода их было уже три: Клото пряла нить человеческой жизни, Лахезис проводила человека через все жизненные препятствия, а зловещая старуха Атропа обрывала эту нить [5] . Можно предположить, что подобного рода дробление единого образа на ряд более мелких существовало и в верованиях восточных славян. В этом случае появление ряда демонологических персонажей - таких как кикимора, маруха, мокруха, мокоша, суседка - могло стать результатом разделения образа (локального и функционального) некогда великой богини Мокоши. (...)
Читать далее: http://kizhi.karelia.ru/library/ryabinin-2003/39.html
Древней религией славян, их мировосприятием было язычество, охватившее всю сферу духовной культуры и значительную часть культуры материальной [1] . Даже с принятием христианства образы природных божеств не канули в прошлое. Они остались в сказках, легендах, быличках, приметах, суевериях и различных обрядах. Отчасти изменились имена персонажей, с которыми связываются те или иные поверья. Однако, несмотря на течение времени и кардинальное изменение религии, сохранились основные функции, так называемые сферы патроната мифологических персонажей.
По мере распространения в Русском государстве православия и вытеснения языческих божеств христианскими святыми, происходило умаление их значимости в социальной жизни общества. Вместе с тем, будучи довольно гибкой религией, христианство полностью не вытеснило языческих символов. На бытовом уровне вполне допускалось обращение к святым как к прежним - дохристианским - покровителям. Процесс трансформации мифологических образов, безусловно, не был односторонним. На протяжении нескольких веков совершалось взаимное дополнение христианских и языческих традиций, персонажей. Таким образом, народные верования продолжали (и продолжают) свое, независимое от мировых религий, существование в повседневной, домашней жизни людей.
Во время полевой этнографической экспедиции 2001 г. в с.Воскресенка Калачинского р-на Омской обл. [2] автором была обнаружена и зафиксирована (сфотографирована) кукольная композиция, хранящаяся в семье потомков архангельских переселенцев (Рис.1). Их предки переехали в Сибирь (Тарский р-н Омской обл.) приблизительно в 30-40-е гг. XIX в. К сожалению, современные потомки переселенцев не помнят названий ни села, ни района, откуда были родом их предки. С достоверностью они не могут сказать, были ли их архангельские прадеды старообрядцами, или же ходили в никонианскую церковь. Данная кукольная композиция была сшита в сер. 70-х гг. ХХ в. старейшей представительницей семьи, Марией Ивановной (1917 г.р.), по образцу куклы, изготовленной ее бабкой (родившейся в Архангельской губернии и в юности переехавшей в Сибирь).
Представленная кукольная композиция сшита из лоскутков разноцветной ткани. Она состоит из трех фигур. Центральная фигура композиции изображает женский персонаж. Ее голова повязана платком (концы завязаны сзади), плечи и верхняя часть тела укутаны синей накидкой, спускающейся чуть ниже пояса (большим платком?), застегнутой на груди на пуговицу. Кукла одета в темно-синюю кофту с длинными рукавами, скрывающими кисти рук, клетчатый красно-голубой сарафан и длинный клетчатый серо-зеленый передник, украшенный кружевами по нижнему краю. Руки скрещены на груди. Длинный подол сарафана полностью закрывает ноги. Расцветка одежды центральной куклы произвольная (использовались тряпицы, какие имелись под рукой) и не соответствует изначальному образцу (куклам, подаренным информантке ее бабкой). По сообщению Марии Ивановны, в одежде большой куклы преобладали темные тона (бордово-коричневые), некоторые детали одежды были выполнены из домотканых тканей. На голове старой куклы был надет кокошник, ноги были обутыми. Ее передник был изготовлен из домотканого холста и вышит (узорами красного цвета). Сарафан также был клетчатым, но более темным, красно-бурого цвета в синюю клетку.
Вторая, маленькая, фигурка изображает невесту. У этой куклы нет ног. На голову надет белый атласный платок, запахнутый концами вперед и не завязанный на узел (как бы застегнутый на булавку). Сама фигурка облачена в конусообразное платье с длинными рукавами. Верхняя часть платья красного цвета, подол белый. Поверх платья надет белый кружевной передник. Третья фигурка представляет жениха. Он одет в красную рубаху «навыпуск» и черные штаны. Был подпоясан, но пояс утерян. Голова не покрыта. По словам информантки, расцветка одежды маленьких фигурок образцовой композиции также была бело-красной. Маленькие кукольные фигурки сшиты за руки (невеста по правую руку жениха) и пришиты к подолу большой куклы.[текст с сайта музея-заповедника "Кижи": http://kizhi.karelia.ru]
Следует обратить внимание, что изначально все куклы были безликими. Лицо большой куклы несколько лет назад разрисовала внучка информантки.
О ритуальном назначении таких кукол Мария Ивановна рассказывала то, что слышала от своей бабки. В первой пол. XIX в. в Архангельской губернии (где последняя родилась и выросла) таких кукол изготовляли по случаю предстоящей свадьбы. Их шила мать невесты (не удалось выяснить, могла ли шить таких кукол мать жениха, например, если невеста была сиротой, или же в этом случае кукол для молодоженов шила родственница или крестная невесты). До свадьбы молодые не должны были видеть приготовленных для них кукол. Во время свадебной церемонии (после венчания) мать невесты отрывала от подола большой куклы маленьких куколок и передавала их молодоженам с пожеланием благополучия и чадородия молодой семье. Большая кукла оставалась в ее доме. В Сибири подобный свадебный обряд уже не практиковался. Старая кукла (которая, к сожалению, не сохранилась) была сшита уже в Сибири, вскоре после переезда из Архангельских земель. По словам информантки, ее бабка приготовила такую композицию к свадьбе дочери. Но с переездом в новые места традиция была утрачена (к тому же, дочь вышла замуж за сибиряка) и обряд передачи куклы не состоялся. Неразделенная трехфигурная композиция так и осталась у матери невесты, которая в дальнейшем отдала ее внучке (Марии Ивановне). Последняя сшила подобную куклу уже в преклонном возрасте, когда бабкин подарок сильно обветшал. Не исключено, что некоторые детали композиции были утрачены или искажены, поскольку на тот момент сохранились уже не все элементы одежды, их приходилось восстанавливать по памяти. Сегодня данная кукольная композиция имеет исключительно декоративное значение. Она хранится в семье как память о предках (совсем еще не далеких), приехавших в Сибирь с Русского Севера.
Трехсоставные композиции с центральным изображением большой женской фигуры характерны для изобразительного искусства Русского Севера, особенно вышивки. Орнаментация женской одежды, рушников, постельных принадлежностей была связана, в первую очередь, со свадебным ритуалом. Изображение женского божества (Великой Матери, Прародительницы мира) должно было обеспечить семейное благополучие и продолжение рода. Исследуя северорусские вышивки, Б.А.Рыбаков видел в изображенных на них женских фигурах (даже очень стилизованных) отголоски древнейших культов рожаниц, языческой богини Мокоши (Макоши) [3] . Представленная нами кукольная композиция схожа с изображениями Мокоши на северорусских вышивках, которыми украшали вещи, предназначенные (как и данная кукла) для свадебного ритуала (Рис. 2, 3). Но изображаемые на вышивках антропоморфные фигурки, находящиеся с двух сторон от богини, обычно были женскими, а не представляли жениха и невесту. Видимо, здесь представлен какой-то локальный вариант северорусской традиции изображения богини-матери.
В народных верованиях женские мифологические персонажи выступали покровителями судьбы, брака, плодородия, домашнего очага. Даже спустя века после принятия христианства календарная, свадебная, родильно-крестильная и, частично, погребальная обрядности тесно переплетались с обычаями, касающимися женских святых. Еще одним важнейшим элементом женских культов было рукоделие. Процессы прядения, плетения, тканья представлялись космогоническими и семантически соотносились с рождением, браком и смертью. Поэтому нитки, волосы, шерсть, а также прялки, веретена, кросна и, конечно же, вышивка широко использовались в обрядах, связанных с узловыми жизненными циклами. Отсюда вытекает судьбоносная значимость женских божеств, покровительствующих рукоделию, поэтому они обладают мантическими и охранительными функциями.
Региональные отличия между женскими мифологическими персонажами могут быть связаны с разным уровнем трансформации их образов, происходившей на протяжении веков. Именно на Русском Севере в народной памяти до наших дней сохранилось имя некогда великой богини Мокоши, хотя ее образ и понизился до уровня домашнего духа, называемого мокошей или мокушей [4] . В мировой мифологии существуют и более ранние примеры дробления женского божества, связанного с прядением. Античные парки и мойры, скандинавские норны олицетворяли собой фатальность, неизбежность человеческой судьбы. Гомер упоминал только одну мойру - прядущую и обрывающую нить судьбы. У Гесиода их было уже три: Клото пряла нить человеческой жизни, Лахезис проводила человека через все жизненные препятствия, а зловещая старуха Атропа обрывала эту нить [5] . Можно предположить, что подобного рода дробление единого образа на ряд более мелких существовало и в верованиях восточных славян. В этом случае появление ряда демонологических персонажей - таких как кикимора, маруха, мокруха, мокоша, суседка - могло стать результатом разделения образа (локального и функционального) некогда великой богини Мокоши. (...)
Читать далее: http://kizhi.karelia.ru/library/ryabinin-2003/39.html