С чужих слов.
Он, немец, женился на турчанке - местной, немецкой гражданке во втором поколении. Медовый месяц решили провести в Турции на море. Её родители посоветовали не бронировать никаких оллинклюзивов - дорого. Лучше приехать своим ходом и осмотреться на месте. Благо, родной язык девушка не утеряла, а в Стамбуле живут её дедушка с бабушкой, которые будут счастливы лично поздравить новобрачных.
Авиабилеты на Стамбул кусались, потому молодые полетели в Измир. Там, отдохнув денёк-другой, вдохновляемые погодой и любовью, купили билеты на автобус до Стамбула, чтобы по пути посмотреть страну. Удобно устроились на передних сидениях, отрегулировали свежие струйки кондиционированного воздуха и томно поцеловались. Жизнь сулила только прекрасное.
Уже перед отправлением в автобус заглянул черноволосый парень и, что-то прокричав, затолкнул в салон женскую фигурку, с ног до головы замотанную в тёмное. Водитель гаркнул в ответ, двери закрылись, тканевой кокон занял своё место, автобус тронулся.
"Это его сестра Фатьма. В Стамбуле её встретит мама, а до прибытия туда водитель пообещал присмотреть за девушкой," - пояснила немецкая турчанка своему немецкому мужу. "До чего же милая, патриархальная страна, все друг другу доверяют и помогают," - думал муж, понимающе кивая и любуясь на череду магазинчиков за окном.
Занималось утро. Городские улицы с крошечными радугами над поливочными шлангами уже сменились разнообразно-похожими складами, автозаправками и прочими пейзажами, когда слегка придремавший немец вздрогнул от предвкушения беды: стоявшая около водительской кабины европейски одетая девушка чем-то не вписывалась в окружающую идиллию. Она строго и недовольно выговаривала водителю за что-то, нервно перекладывала большой узел из руки в руку, порою вскрикивая и резко дёргаясь.
"Чужие языки нередко звучат пугающе, да и манеры у здешних людей иные," - успокоил себя немец и отвернулся было к окну, но тут кто-то большой и мягкий душно навалился на него со спины. Охватив небольно локти и плечи, накинул мешок на голову, чем лишил нашего немца всяческого обзора.
Автобус кидало из стороны в сторону, пассажиры возмущённо галдели. Связанный немец безуспешно дёргался, ощущая чьи-то руки всё ближе к своему горлу. Личная физическая несвобода, почти полная темнота и глухо доносящиеся снаружи гортанные крики вселяли ужас.
Когда, после небольшой борьбы, немецко-турецкая жена освободила своего мужа от связующих его пут, выяснилось, что никакого нападения не было. Бурно спорящая с водителем девушка в узких брючках оказалaсь Фатьмой, нуждавшейся в присмотре. Строгие верхние одежды она сперва сняла и держала при себе, свернув узлом. A потом швырнула в запале, попав ими ненароком в сидящих неподалёку - кто ж виноват, что там был как раз тот самый немец, да ещё и расслабившийся не ко времени.
Теперь Фатьма требовала выпустить её из автобуса, призывая всевозможные кары на голову сопротивляющегося шофёра и осыпая бранью сочувствующих ему пассажиров. "Куда ты здесь пойдёшь, посмотри, пустая дорога, - безэмоционально переводила немцу жена. - Подожди до ближайшей остановки, всего полчасика, там тебя выпущу, а тут мне даже и остановиться негде, понимаешь, запрещено."
Страсти постепенно утихли. Фатьма, собрав тряпьё, удалилась к задним рядам, движение автобуса выровнялось. Интернациональное семейство задвинуло шторку на окне и склонилось друг к другу головами, смежив веки. Солнце ползло к зениту, автобус нёсся к Стамбулу, нервно дребезжал о стекло замочек чьей-то сумки, радио ныло о любви, увлекательное путешествие продолжалось.
В ближайшем городке атобус был встречен полицией: ушлый водитель исхитрился сделать звонок. Проверив документы, полицейские развели руками - девушке двадцать два года, она вполне вменяема. Bидимых причин для её задержания или принудительного сопровождения нету, только частная договорённость, но что с того. Диалог между законом и моралью продолжался долго и закончился победой закона. Фатьма ушла по своим делам, водитель для вида немного посокрушался, пассажиры облегчённо вздохнули. Правда, один из них явно нервничал, поглядывая на часы и бормоча что-то о Стамбуле, но на него никто не обращал внимания.
Уже совсем затемно въехали в Стамбул, где на автовокзале молодожёнов должен был встречать турецкий дедушка. Наш герой ринулся было к выходу, чтобы там подхватить на руки юную жену и, несомненно, тем самым приятно удивить восточного родственникa. Но не тут-то было. Навстречу ему по ступенькам почти взлетела невысокая плотно сбитая женщина, мимоходом больно пихнула остолбеневшего немца локтем в подреберье, быстро огляделась и тоненько завопила: "Фатьмааа! Ах-тах-тах-тах, Фатьмааа!" - "Должно быть, это и есть мама той странной девушки," - подумалось немцу.
Естественно, Фатьмы в автобусе не обнаружилось, чем мама казалась очень недовольна. Загородив двери, она горячо укоряла водителя и всех пассажиров заодно. Водитель оправдывался, окружающие пытались его поддержать, но как-то вяло, и только один всё стучал согнутым указательным пальцем по циферблату, что-то возмущённо бормоча, но его слов не было слышно.
И тут пришла помощь извне - с улицы - седобородый старец в феске и с клюкой в руке. Мелкими шажочками на полусогнутых подкрался он со спины к гневливой матери и, угрожающе помахивая клюкой, звонким фальцетом поделился с нею некоторыми соображениями по поводу. Женщина обернулась, внимательно выслушала и явно впечатлилась, потому что покинула автобус и растворилась в толпе.
Вслед за ней из автобуса вышел не в меру раскрасневшийся водитель и благодарно обнял старика. Пассажиры зааплодировали. "Это мой дедушка, милый. А его слова - можно, в этот раз я не стану их тебе переводить?" - с любовью улыбалась нашему немцу его жена. Не успев ответить, немец оказался в неожиданно крепких и совсем не старческих объятьях. Что-то защипало в покрасневших от нахлынувших чувств арийских глазах. Стамбульские фонари расплывчато качались, луна перемигивалась со звёздами, где-то чуть повыше фески прерывисто мелькало лицо нервного пассажира.
Ослабив хватку, дедок молча развернулся и, бойко разгоняя клюкой бродячих котов, рванул куда-то вдаль. Немец направился было к уже открытому багажнику автобуса, но был остановлен чуть не в землю кланявшимся всё тем же нервным попутчиком. Странный турок озабоченно ворковал, закатывая глаза и заламывая руки. Вокруг быстро собралась толпа. Люди живо реагировали на речь нервного. Кто кивал головой, кто сокрушённо цокал языком. Вернулся старик в сопровождении носильщика с тележкой.
Из перевода жены немец понял, что из-за Фатьмы и её родни автобус пришёл в Стамбул с серьёзным опозданием. Впрочем, об этом он и раньше догадывался. Новостью же было то, что нервный пассажир из-за этого опоздания не успел на рейс другого автобуса, билет на который он купил заранее. И теперь, чтобы не потерять немалые для него деньги, ему нужно доказать, что опоздал он не по своей вине. А водитель не хочет обеспечивать ему такие доказательства - ведь тогда водителя оштрафуют за опоздание, да ещё и пассажиру он из своего кармана билет должен будет оплатить за здорово живёшь. Потому надо идти на вокзал всем миром свидетельствовать, чтобы всё разрешилось по справедливости. И тут наш немец как иностранец - весьма серьёзный аргумент. То есть, без его присутствия дело может и не столь гладко пройти.
Обсуждение закончилось уверенным кивком дедушки. Носильщик свистнул пару коллег, и вся компания в сопровождении полных чемоданами тележек направилась к зданию автовокзала. Переговоры продолжались почти до утра, и, в конце концов, турецкая бюрократия не выдержала напора социума. А ещё через несколько минут новобрачные под предводительством деда попали в тёплые, терпко пахнущие чабрецом, заботливые руки бабушки.
Минули сутки, другие, третьи. Стамбул радовал глаз и лечил нервы. Семейная жизнь двух поколений протекала безоблачно. Но пришла пора и снова в путь. В планах была Алания, которую очень советовали немцу колеги по работе. Неожиданно старики выразили желание сопроводить молодую пару. Автобусный опыт повторять не хотелось. Стали прицениваться к арендуемым машинам, но подходящего варианта всё не находилось.
Однажды вечером в доме появился гость. Не столь почтенного возраста, как дедушка с бабушкой, но всё ж и немолодой. Он рассказал множество историй, похоже, смешных (на всякий случай, непонимающий немец подхохатывал тоже), выпил несчётное количество пузатеньких мензурок обжигающе горячего чая, многажды отказался от настойчиво предлагаемых хрустких рогаликов, у порога долго обнимался со стариками и ушёл, оставив пару ключей на шнурке с тяжёлым брелком - синего стекла глазастой каплей. Позже немцу пояснили, что это был двоюродный брат жены лучшего друга шурина соседей, живущих через три дома.
Запутавшись в столь сложных отношениях родства, немец понял лишь одно: машина для поездки в Аланию у них теперь есть. Причём платить за эту машину ничего не надо. Потому что у этого брата-друга-соседа в Алании есть тоже какой-то родственник, дальний, но очень ему дорогой, у которого - слава аллаху! - родился сын. А до того семь девочек, ну просто каждый год, одна за другой. И вот теперь, чтобы добавить радости в семью новорождённого, стамбульский родственник дарит им свою машину: ведь дети быстро растут, не успеешь оглянуться, а сын уже большой, тут ему и машина.
Сам брат-друга-соседа когда-то работал таксистом, только теперь уже лет пятнадцать не водит - здоровье не то, а машина стоит себе без дела, прекрасная машина, чего ж добру пропадать. Но молодому отцу тоже не с руки всё бросить и из Алании в Стамбул мчаться. Вот возьмут немецко-турецкие молодые машину, посадят стариков и покатят себе потихоньку, заодно и машину перегонят - всем хорошо, и дело сделано.
Из уважения к соседям и всем их родственникам, а также из соображений бережливости вариант был принят. Вести машину предстояло, естественно, немцу.
Несмотря на то, что немец от дармовой машины многого не ожидал, открывшейся действительностью он был поражён изрядно. Во-первых, машина жрала бензин, что саранча посевы. Но выше шестидесяти не разгонялась, хоть плачь. С другой стороны, оно и к лучшему, что не быстро ехали, потому что тормоза в этой колымаге срабатывали по настроению, из-за чего сидевший на почётном штурманском месте дедушка несколько раз чуть ветровое стекло клюкой не высадил. Плюс ещё колёса приходилось через каждую сотню километров подкачивать - но это уже совсем мелочи. Главное, что доехали, пусть и нескоро.
Вот, наконец, и Алания. Избавившись от машины, устроились в рекомендованном счастливым отцом отеле, где парикмахером работает зять соседей троюродной сестры непонятно кого - тут я тоже в этих турецких взаимосвязях запуталась, потому что как раз того парикмахера я знаю. Кстати, вот и он сам, вернее, его руки, взгляните:
Aus Irinafreckles
Это он моего мужа огнём бреет, изверг. А всякими забавными историйками ему страх заговаривает. И я тоже слушаю, а как же.
Конечно, подробностей мы не спрашиваем, и в какое время случилось то свадебное путешествие, нам неизвестно. Может, год назад, а, может, и все десять. Но думается мне, что когда б не параллельно с нашим приездом. Потому что видела я несколько раз по утрам, как выходит из дальней калитки сухощавый горбоносый старик с ворсистым рулоном под мышкой и движется к морю, мерно постукивая зонтиком-тростью по каменным плиткам тротуара. Вслед за ним бодрая старушка шуршит ярко-голубым купальным костюмом, закрывающим тело от макушки до пят - вроде очень просторного комбинезона, с козырьком на капюшоне.
На берегу старик аккуратно пристраивает меж песка и камней раскрытый зонт, расстилает под ним коврик, устраивается там, подогнув колени, и сидит часами недвижнo. Старушка же, надев громадные оранжевые ласты, заходит в море. Сперва вскрикивая и поёживаясь, потом всё смелее и глубже, подальше от беспокойного прибоя. Несколько раз я почти сталкивалась с ней, огромным поплавком мерно покачивающейся на волнах в непромокаемом купальнике мусульманского образца.
Накупавшись, старушка выходит на берег и садится на коврик рядом со своим молчаливым спутником. Иногда к ним присоединяется ещё одна пара - невысокая хрупкая брюнетка со смеющимися глазами и белобрысый увалень, усыпанный конопушками. Между собой молодые говорят по-немецки.
Авиабилеты на Стамбул кусались, потому молодые полетели в Измир. Там, отдохнув денёк-другой, вдохновляемые погодой и любовью, купили билеты на автобус до Стамбула, чтобы по пути посмотреть страну. Удобно устроились на передних сидениях, отрегулировали свежие струйки кондиционированного воздуха и томно поцеловались. Жизнь сулила только прекрасное.
Уже перед отправлением в автобус заглянул черноволосый парень и, что-то прокричав, затолкнул в салон женскую фигурку, с ног до головы замотанную в тёмное. Водитель гаркнул в ответ, двери закрылись, тканевой кокон занял своё место, автобус тронулся.
"Это его сестра Фатьма. В Стамбуле её встретит мама, а до прибытия туда водитель пообещал присмотреть за девушкой," - пояснила немецкая турчанка своему немецкому мужу. "До чего же милая, патриархальная страна, все друг другу доверяют и помогают," - думал муж, понимающе кивая и любуясь на череду магазинчиков за окном.
Занималось утро. Городские улицы с крошечными радугами над поливочными шлангами уже сменились разнообразно-похожими складами, автозаправками и прочими пейзажами, когда слегка придремавший немец вздрогнул от предвкушения беды: стоявшая около водительской кабины европейски одетая девушка чем-то не вписывалась в окружающую идиллию. Она строго и недовольно выговаривала водителю за что-то, нервно перекладывала большой узел из руки в руку, порою вскрикивая и резко дёргаясь.
"Чужие языки нередко звучат пугающе, да и манеры у здешних людей иные," - успокоил себя немец и отвернулся было к окну, но тут кто-то большой и мягкий душно навалился на него со спины. Охватив небольно локти и плечи, накинул мешок на голову, чем лишил нашего немца всяческого обзора.
Автобус кидало из стороны в сторону, пассажиры возмущённо галдели. Связанный немец безуспешно дёргался, ощущая чьи-то руки всё ближе к своему горлу. Личная физическая несвобода, почти полная темнота и глухо доносящиеся снаружи гортанные крики вселяли ужас.
Когда, после небольшой борьбы, немецко-турецкая жена освободила своего мужа от связующих его пут, выяснилось, что никакого нападения не было. Бурно спорящая с водителем девушка в узких брючках оказалaсь Фатьмой, нуждавшейся в присмотре. Строгие верхние одежды она сперва сняла и держала при себе, свернув узлом. A потом швырнула в запале, попав ими ненароком в сидящих неподалёку - кто ж виноват, что там был как раз тот самый немец, да ещё и расслабившийся не ко времени.
Теперь Фатьма требовала выпустить её из автобуса, призывая всевозможные кары на голову сопротивляющегося шофёра и осыпая бранью сочувствующих ему пассажиров. "Куда ты здесь пойдёшь, посмотри, пустая дорога, - безэмоционально переводила немцу жена. - Подожди до ближайшей остановки, всего полчасика, там тебя выпущу, а тут мне даже и остановиться негде, понимаешь, запрещено."
Страсти постепенно утихли. Фатьма, собрав тряпьё, удалилась к задним рядам, движение автобуса выровнялось. Интернациональное семейство задвинуло шторку на окне и склонилось друг к другу головами, смежив веки. Солнце ползло к зениту, автобус нёсся к Стамбулу, нервно дребезжал о стекло замочек чьей-то сумки, радио ныло о любви, увлекательное путешествие продолжалось.
В ближайшем городке атобус был встречен полицией: ушлый водитель исхитрился сделать звонок. Проверив документы, полицейские развели руками - девушке двадцать два года, она вполне вменяема. Bидимых причин для её задержания или принудительного сопровождения нету, только частная договорённость, но что с того. Диалог между законом и моралью продолжался долго и закончился победой закона. Фатьма ушла по своим делам, водитель для вида немного посокрушался, пассажиры облегчённо вздохнули. Правда, один из них явно нервничал, поглядывая на часы и бормоча что-то о Стамбуле, но на него никто не обращал внимания.
Уже совсем затемно въехали в Стамбул, где на автовокзале молодожёнов должен был встречать турецкий дедушка. Наш герой ринулся было к выходу, чтобы там подхватить на руки юную жену и, несомненно, тем самым приятно удивить восточного родственникa. Но не тут-то было. Навстречу ему по ступенькам почти взлетела невысокая плотно сбитая женщина, мимоходом больно пихнула остолбеневшего немца локтем в подреберье, быстро огляделась и тоненько завопила: "Фатьмааа! Ах-тах-тах-тах, Фатьмааа!" - "Должно быть, это и есть мама той странной девушки," - подумалось немцу.
Естественно, Фатьмы в автобусе не обнаружилось, чем мама казалась очень недовольна. Загородив двери, она горячо укоряла водителя и всех пассажиров заодно. Водитель оправдывался, окружающие пытались его поддержать, но как-то вяло, и только один всё стучал согнутым указательным пальцем по циферблату, что-то возмущённо бормоча, но его слов не было слышно.
И тут пришла помощь извне - с улицы - седобородый старец в феске и с клюкой в руке. Мелкими шажочками на полусогнутых подкрался он со спины к гневливой матери и, угрожающе помахивая клюкой, звонким фальцетом поделился с нею некоторыми соображениями по поводу. Женщина обернулась, внимательно выслушала и явно впечатлилась, потому что покинула автобус и растворилась в толпе.
Вслед за ней из автобуса вышел не в меру раскрасневшийся водитель и благодарно обнял старика. Пассажиры зааплодировали. "Это мой дедушка, милый. А его слова - можно, в этот раз я не стану их тебе переводить?" - с любовью улыбалась нашему немцу его жена. Не успев ответить, немец оказался в неожиданно крепких и совсем не старческих объятьях. Что-то защипало в покрасневших от нахлынувших чувств арийских глазах. Стамбульские фонари расплывчато качались, луна перемигивалась со звёздами, где-то чуть повыше фески прерывисто мелькало лицо нервного пассажира.
Ослабив хватку, дедок молча развернулся и, бойко разгоняя клюкой бродячих котов, рванул куда-то вдаль. Немец направился было к уже открытому багажнику автобуса, но был остановлен чуть не в землю кланявшимся всё тем же нервным попутчиком. Странный турок озабоченно ворковал, закатывая глаза и заламывая руки. Вокруг быстро собралась толпа. Люди живо реагировали на речь нервного. Кто кивал головой, кто сокрушённо цокал языком. Вернулся старик в сопровождении носильщика с тележкой.
Из перевода жены немец понял, что из-за Фатьмы и её родни автобус пришёл в Стамбул с серьёзным опозданием. Впрочем, об этом он и раньше догадывался. Новостью же было то, что нервный пассажир из-за этого опоздания не успел на рейс другого автобуса, билет на который он купил заранее. И теперь, чтобы не потерять немалые для него деньги, ему нужно доказать, что опоздал он не по своей вине. А водитель не хочет обеспечивать ему такие доказательства - ведь тогда водителя оштрафуют за опоздание, да ещё и пассажиру он из своего кармана билет должен будет оплатить за здорово живёшь. Потому надо идти на вокзал всем миром свидетельствовать, чтобы всё разрешилось по справедливости. И тут наш немец как иностранец - весьма серьёзный аргумент. То есть, без его присутствия дело может и не столь гладко пройти.
Обсуждение закончилось уверенным кивком дедушки. Носильщик свистнул пару коллег, и вся компания в сопровождении полных чемоданами тележек направилась к зданию автовокзала. Переговоры продолжались почти до утра, и, в конце концов, турецкая бюрократия не выдержала напора социума. А ещё через несколько минут новобрачные под предводительством деда попали в тёплые, терпко пахнущие чабрецом, заботливые руки бабушки.
Минули сутки, другие, третьи. Стамбул радовал глаз и лечил нервы. Семейная жизнь двух поколений протекала безоблачно. Но пришла пора и снова в путь. В планах была Алания, которую очень советовали немцу колеги по работе. Неожиданно старики выразили желание сопроводить молодую пару. Автобусный опыт повторять не хотелось. Стали прицениваться к арендуемым машинам, но подходящего варианта всё не находилось.
Однажды вечером в доме появился гость. Не столь почтенного возраста, как дедушка с бабушкой, но всё ж и немолодой. Он рассказал множество историй, похоже, смешных (на всякий случай, непонимающий немец подхохатывал тоже), выпил несчётное количество пузатеньких мензурок обжигающе горячего чая, многажды отказался от настойчиво предлагаемых хрустких рогаликов, у порога долго обнимался со стариками и ушёл, оставив пару ключей на шнурке с тяжёлым брелком - синего стекла глазастой каплей. Позже немцу пояснили, что это был двоюродный брат жены лучшего друга шурина соседей, живущих через три дома.
Запутавшись в столь сложных отношениях родства, немец понял лишь одно: машина для поездки в Аланию у них теперь есть. Причём платить за эту машину ничего не надо. Потому что у этого брата-друга-соседа в Алании есть тоже какой-то родственник, дальний, но очень ему дорогой, у которого - слава аллаху! - родился сын. А до того семь девочек, ну просто каждый год, одна за другой. И вот теперь, чтобы добавить радости в семью новорождённого, стамбульский родственник дарит им свою машину: ведь дети быстро растут, не успеешь оглянуться, а сын уже большой, тут ему и машина.
Сам брат-друга-соседа когда-то работал таксистом, только теперь уже лет пятнадцать не водит - здоровье не то, а машина стоит себе без дела, прекрасная машина, чего ж добру пропадать. Но молодому отцу тоже не с руки всё бросить и из Алании в Стамбул мчаться. Вот возьмут немецко-турецкие молодые машину, посадят стариков и покатят себе потихоньку, заодно и машину перегонят - всем хорошо, и дело сделано.
Из уважения к соседям и всем их родственникам, а также из соображений бережливости вариант был принят. Вести машину предстояло, естественно, немцу.
Несмотря на то, что немец от дармовой машины многого не ожидал, открывшейся действительностью он был поражён изрядно. Во-первых, машина жрала бензин, что саранча посевы. Но выше шестидесяти не разгонялась, хоть плачь. С другой стороны, оно и к лучшему, что не быстро ехали, потому что тормоза в этой колымаге срабатывали по настроению, из-за чего сидевший на почётном штурманском месте дедушка несколько раз чуть ветровое стекло клюкой не высадил. Плюс ещё колёса приходилось через каждую сотню километров подкачивать - но это уже совсем мелочи. Главное, что доехали, пусть и нескоро.
Вот, наконец, и Алания. Избавившись от машины, устроились в рекомендованном счастливым отцом отеле, где парикмахером работает зять соседей троюродной сестры непонятно кого - тут я тоже в этих турецких взаимосвязях запуталась, потому что как раз того парикмахера я знаю. Кстати, вот и он сам, вернее, его руки, взгляните:
Aus Irinafreckles
Это он моего мужа огнём бреет, изверг. А всякими забавными историйками ему страх заговаривает. И я тоже слушаю, а как же.
Конечно, подробностей мы не спрашиваем, и в какое время случилось то свадебное путешествие, нам неизвестно. Может, год назад, а, может, и все десять. Но думается мне, что когда б не параллельно с нашим приездом. Потому что видела я несколько раз по утрам, как выходит из дальней калитки сухощавый горбоносый старик с ворсистым рулоном под мышкой и движется к морю, мерно постукивая зонтиком-тростью по каменным плиткам тротуара. Вслед за ним бодрая старушка шуршит ярко-голубым купальным костюмом, закрывающим тело от макушки до пят - вроде очень просторного комбинезона, с козырьком на капюшоне.
На берегу старик аккуратно пристраивает меж песка и камней раскрытый зонт, расстилает под ним коврик, устраивается там, подогнув колени, и сидит часами недвижнo. Старушка же, надев громадные оранжевые ласты, заходит в море. Сперва вскрикивая и поёживаясь, потом всё смелее и глубже, подальше от беспокойного прибоя. Несколько раз я почти сталкивалась с ней, огромным поплавком мерно покачивающейся на волнах в непромокаемом купальнике мусульманского образца.
Накупавшись, старушка выходит на берег и садится на коврик рядом со своим молчаливым спутником. Иногда к ним присоединяется ещё одна пара - невысокая хрупкая брюнетка со смеющимися глазами и белобрысый увалень, усыпанный конопушками. Между собой молодые говорят по-немецки.