Леголас и эльфы Зеленолесья в Итилиэне
Автор Эйрена
Итилиен! Зеленые рощицы, серебряные ручьи, серые скалы... Красив ты и в солнечный день - и в лунную ночь, когда слышно только, как плещутся струи на выглаженных гранитных лбах, как запевает соловей в шелестящей листве... Ныне есть, кому вслушиваться в ночь Садов Гондора - не в ожидании битвы.
- Жизнь среди отравленных земель, - говорит эльф, фигура которого едва заметна в тумане.
- Родная земля, - отвечает человек, которого вовсе не видно, - блага для своих детей, отравлена она или нет.
Его голос резковат, но эльф и не думает обижаться.
- Прости мне необдуманные слова, Наместник. Я знаю, для тебя все уголки Гондора так же светлы и прекрасны, как для меня - чащи Зеленолесья.
Князь Итилиена улыбается в ответ.
- Нечего тут прощать... Идем, я должен показать тебе Водопад!
читать дальше
Водопад. Те, кто прожил годы под Тенью, кто научился скрываться в миртовых зарослях и среди высоких папоротников лучше эльфов, кто отдал все этой земле, называют его так. В Итилиене множество водопадов, но этот - особенный.
Словно льдинки или алмазы нанизаны на тончайшие нити серебряного шелка. Завеса сияет и переливается в свете полной луны, вода звенит, вода поет - хрустальная мелодия звучит в тишине, неслышимая уже за несколько шагов.
Мириады звезд сверкают в низком бархатно-черном небе, мириады бликов танцуют на водах рек и озер, глубокая изумрудная чернь перелесков переплетается с густой синью воздуха: вся страна раскинулась у ног своего сына и его гостя. На востоке изломанной бесцветной линией высятся горы, у подножья которых стоит прекрасный когда-то город, мертвый теперь; на западе земля всхолмилась, и где-то там блестит извилистая черта Великой Реки, а эльфийскому взору доступны, наверное, даже башни Осгилиата...
- Отравленные земли, - с тихой горечью повторяет человек, и эльф в смущении отводит взгляд. Но голос Наместника меняется, и в нем гордость сплавлена с безмерной любовью: - Затененные, оскверненные - ты видел статую на Перекрестке, а это лишь малая часть! - брошенные, они живы, они прекрасны, а станут еще прекраснее!
Леголас склоняет голову.
- Ты позволишь моему народу помочь?
Завеса вдруг гаснет, разом, и музыка превращается в простой шум падающей воды, почти заглушающий ответ Фарамира.
Эльфы и люди не сразу привыкают друг к другу: холодность и порой высокомерие одних, страх, обида и ревность других не позволяют довериться даже в обыденном разговоре; но постепенно все меняется.
Гондорцы восстанавливают дороги и древние заставы; лихолесцы просто живут рядом, и одно их присутствие, кажется, помогает травам расти выше и гуще, птицам и зверью рождаться здоровее, солнцу и луне светить ярче. Люди выслеживают последние отряды орков и южан, собирают ржавеющее на земле оружие, ставят кордоны на южной границе; эльфы расчищают больные леса, отводят русла ядовитых ручьев Моргула, гонят бегущую из Мордора нечисть.
Приезжает из Минас-Анора вестник.
Леди Арвен родила Государю сына! Принца назвали Эльдарионом, и, говорят, не понять, от матери он унаследовал взгляд или от отца.
Наместник лукаво поглядывает на жену и шепчет ей что-то, но Йовин только с улыбкой качает головой. Она давно уже не мечтает о таинственном страннике с Севера. Она давно уже не мечтает о сражениях и славе; не прутья клетки вокруг нее, но прекраснейший сад. Леди Рохана, что была прекрасна, но холодна подобно зимнему рассвету, ныне счастлива и спокойна...
По слову Наместника устраивают большой праздник. Ночь озаряется бесчисленными кострами, веселые голоса и смех звучат всюду. И взлетает над большой поляной песнь.
- Был зелен плющ, и вился хмель...
Певец недолго остается одиноким: и эльфы, и люди подхватывают напев.
- Этой весной все цветет с необычайной силой, - с улыбкой произносит Маблунг, отводя вьюнок, нежные бледно-желтые цветки которого тянутся к солнцу с темно-зеленого занавеса. Вьюнок пахнет медом - неудивительно, что вокруг вьются пчелы.
- В будущем году ты снова скажешь это, - отзывается Халмир. - Что ж, думаю, здесь подходящее место.
Невысокое скромное растение вскоре оказывается аккуратно посаженным в полутени на самой опушке. На вид и не скажешь, что совсем не королевские листья его обладают чудодейственной силой.
В ящике, что несет Маблунг, есть еще несколько делянок. В Средиземье ацелас встречается уже очень редко, но, по словам эльфов, в Итилиене он станет расти хорошо. Маблунг, вообще-то, уверен, что любая травка после прикосновения эльфа разрастется почище твоего сорняка; Халмир посмеялся бы такому утверждению. Гондорец и сам знает, что дело не только в том, какому народу ты принадлежишь, но забыть осторожное восхищение тяжело - да и нужно ли?
Маблунг смотрит сверху вниз на склоненную серебристую голову друга и, радуясь, что старые легенды вернулись, не может не думать: мы здесь все равно что бабочки, слишком короток наш век и долог эльфийский. Мы можем сидеть за одним столом и петь одни песни - но как долго он будет помнить меня, когда придет мой час?
Халмир поднимается с колен, отряхивает руки и улыбается человеку. Надо доделать начатое.
Многие эльфы, пришедшие с Леголасом, решили остаться в Садах Гондора. На год ли, на десять лет, или малыш Барахир, засыпающий под эльфийские песни, будет просить петь их собственному внуку? Пока ответ никому не известен, но Фарамир, стареющий, понемногу передающий власть Элборону, верит, что его давняя мечта сбылась, и свет больше не оставит Итилиен.