Текст был написан очень давно, всяко больше 10 лет назад, вероятно,, до пнрестройки.
Паскаль бы многое постиг,
увидь он и услышь,
как пьяный мыслящий тростник
поет "шумел камыш"
И.Губерман
Романс, его слова, текст, обращается не только к разуму, логике, но и к подсознательному человека. Возможно даже, что к подсознательному в большей степени.
Хотя это все тот же текст, но восприятие идет различным образом. Сюжет, конкретные факты - это для сознания. Восприятие на уровне подсознания ориентируется на то, что не всегда имеет значение для понимания сюжетного смысла.
В начале всегда есть обращение, захватывающее внимание. Логически это интерпретируется как обращение к невидимому или далекому собеседнику, любимому или любимой, другу, но интимное "ты" или другие формы грамматики, обращенные ко второму лицу, подсознание воспринимает как непосредственное обращение к нему лично.
"Не уходи, побудь со мною..."
Создается ощущение разговора напрямую со слушателем, лишенного какого-то либо промежуточного, чужого присутствия, участия. Восприятие осуществляется тем более непосредственно, что жанр как бы маскирует интимный разговор под некий художественный образ, за которым можно спрятаться, изобразив эстетическое чувство. Действительно, такие слова, произнесенные прозой в реальной жизни предполагают высокую степень доверия или открытости собеседников.
"Ведь я давно тебя люблю.
Своею лаской огневою
И обожгу, и утомлю..."
Непосредственное обращение к глубинам подсознания требует, кроме персонализации слушающего, обязательное эмоциональное вовлечение, важность и ценность обращенных к нему слов.
По-видимому, необходимо признать, что многие люди, в среднем, испытывают в норме некоторую эмоциональную недостаточность, нехватку источников эмоций. Эта недостаточность для своего удовлетворения приводит (или является одной из причин) к естественной и полезной для человека деятельности - поиска новых событий, исследовательской активности, к тому, что называлось "активной жизненной позицией" или "шила в заду не утаишь". Если жизнь долго не эмоциогенна, то мозг, для того, чтобы хотя бы как-нибудь обеспечить минимум эмоций, снижает порог восприятия, что приводит к избыточной сентиментальности, когда сильные эмоции вызываются незначительными событиями или явлениями. Есть романсы, которые не блещут красотами текста - но простенький, даже примитивный, текст, точно выстроенный по законам жанра, берет за душу.
Исходная настройка на поиск эмоций при их дефиците способствует более глубокому (со)переживанию того эмоционального заряда, который есть в романсе.
Поскольку сюжет текста романса воспринимается подсознанием как культурная маска непосредственного обращения к человеку, то начинается некоторая редакция текста, отсечение того, что является "культурным довеском" от того, что выбирается как "личное обращение". Текст может быть обращен к человеку другого пола, возраста, статуса, но всегда находится что-то созвучное слушающему. Такая селекция производится в зависимости от конкретных психологических установок и проблем слушателя. Если это, например, человек, у которого нереализован его социальный потенциал, он не удовлетворен своим положение в обществе, он будет подсознательно нацелен на решение этой проблемы. Он будет акцентироваться и получать удовлетворение от того, что герой, например, жалуется и просит поддержки и сочувствия. Оказывая сочувствие и, одновременно, зная, что сам он не находится в такой тягостной ситуации, слушатель возвышается на фоне лирического героя романса как более удачливый и более сильный, может как бы похлопать его по плечу. В собственных глазах такой человек на несколько минут становится более могущественным и значимым, чем обычно, что может быть своеобразной микро-тренировкой для реальной жизни. В другом случае, например, неразделенной любви, у слушателя может быть ощущение, что слова любви обращены к нему лично, что он тоже любим, что он тоже избран из многих, хотя бы в этот момент этим голосом, и он получает возможность передохнуть от того стереотипа несчастья, к которому он привык, и увидеть, что это не единственно возможная форма существования (самоощущения).
"Гори, гори моя звезда,
Гори, гори лучами светлыми.
Ты у меня одна заветная,
Другой не будет никогда..."
Интересно то, что происходит своеобразная самонастройка на наиболее значимые фрагменты текста, один и тот же текст может восприниматься разными людьми в разных аспектах. Примером такого рода может быть то, что люди, знающие на слух текст романса "Отвори потихоньку калитку..." часто поют: "Не забудь потеплее накидку..." вместо "потемнее", хотя из следующей строки "Кружева на головку надень", уточняющей предыдущую, абсолютно ясно, что кружева теплыми быть не могут. Тут таинственность и даже некоторая рискованность поведения той, к кому обращаются лирический герой, не принимается как модель собственного поведения, а предъявляется желание быть объектом чьей-то личной заботы, демонстрируется недостаток получаемого тепла в реальной жизни.
Очень часто люди чувствуют себя одинокими в своих проблемах, рисуя образы окружающих как более благополучные и устойчивые.
"Никто меня не понимает,
Рассудок мой изнемогает,
И молча гибнуть я должна"
(это, конечно, не романс, но в тему).
Само отождествление себя со страдающим лирическим героем поддерживает и укрепляет человека - он уже не одинок, не единственный в своей беде.
"Выхожу один я на дорогу,
Предо мной кремнистый путь блестит..."
С помощью романса происходит преодоление эмоциональной изоляции. Известно, что территориальная изоляция, особенно длительная, может приводить к тяжелым изменениям в психике. Существуют специальные исследования, посвященные преодолению эффекта вынужденной изоляции и снижения круга общения у людей, работающих вахтовым методом, у космонавтов, полярников. Эмоциональная изоляция, возникшая в ситуации без искусственного ограничения общения, представляет собой специальную проблему тем более, что формальные возможности для общения у человека остаются в прежнем объеме. Наличие такой изоляции означает существование психологической проблемы, требующей специального внимания. Человек, накопивший боль, горечь, отчаянье, может выплеснуть их, снизить уровень накала собственных страстей, слушая романсовое пение.
Проблемы недостаточного, неполноценного или формального общения существовали всегда, и сейчас они не исчезли, если не усугубились. Романс предоставляя близкого, доверительного собеседника, создает акт общения, необходимый не только одиноким людям, но и тем, кто не умеет строить отношения, не может преодолеть скованность или смущение, учит открытому и достойному выражению своих чувств.
При рассмотрении воздействия романса на психику человека, как механизма воздействия на подсознание, становится понятной его психотерапевтическая роль. Это демонстрация принципиальной возможности общения, показ возможности ситуации, отличной от стереотипа, привычного для человека и разрушающего его. Человеку дается дополнительная опора в этом мире, позволяющая продвинуться в собственной реализации.
Несмотря на свои достоинства, романс не может быть универсальным "лекарством" всем страждущим и жаждущим, хотя бы потому, что, если слишком углубляться в него, есть опасность "наркотизации", когда артифициальные эмоции заменяют поиск истинных. Впрочем, эта проблема существует для всех терапевтических методов вообще.
Однако в подтверждение позитивной функции романса "в деле освобождения личности человека", его функции "антизомбирования" можно привести тот факт, что новой Советской власти романс был неугоден. Не случайно после революции, особенно в 20-30-е годы, с романсом шла борьба как с "пережитком капитализма", и первая волна подъема интереса к нему совпадает с хрущевской оттепелью.
Хотя, как говорят, "свято место пусто не бывает" и в некоторой степени психологическую роль романса заменяли и совмещали другие песенные жанры. На роль проводника свободы в первую очередь претендует бардовская (авторская) песня. Она имеет собственную экологическую нишу и от романса отличается главным образом поэтизацией и популяризацией романтики:
"Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях, встречусь я с тобою...",
те есть отказом от собственных желаний не из-за непреодолимых препятствий, как в романсе, а из-за проявлений жертвенности. Тут нет драматизма, а есть некая поэтическая грусть. В этом смысле психологическую роль авторской песни можно считать половинчатой, с одной стороны она дает возможность человеку отдохнуть от проблем, в чем-то проявить свободомыслие, а в другой романтическое обожествление жертвенности, отказа от своих личных интересов в пользу безликого общества готовило людей к признанию ими возможности распоряжаться государством их судьбами и жизнями. Для многих людей эмоционально такое пение ассоциируется с ностальгией по ушедшей молодости:
"Когда мы были молодыми
И чушь прекрасную несли..."
Кроме того, "наркотическое" действие этих песен на некоторых людей, замена реальной жизни выражено существенно сильнее, чем у романса, что выражалось в большом количестве страстных, если не сказать фанатических любителей этого жанра, наличие разветвленных организаций, клубов, ежегодных фестивалей с кумирами, традициями и пр. Я сама люблю эти песни, но не могу не согласиться с Игорем Губерманом:
"Служа истории внимательно,
меняет время цену слова;
сейчас эпоха, где романтика
звучит как дудка крысолова."
Другим жанром, выполняющим позитивную психологическую роль, был и есть русский рок. Помните ли Вы, с каким трудом он пробивался на эстраду?.. Рок имеет свои безусловные достоинства, но и недостатки, связанные с избыточной авторитарностью. Это достаточно сложный, разноплановый жанр, чтобы определять особенности его воздействия на психику слушателей несколькими словами.
Тексты советских "официальных" песен (торжественные, комсомольские, пионерские) были призваны формировать общественный настрой, общественное эмоциональное единство, чувство патриотизма, героизма. Нет никакого сомнения, что это была одна из форм пропагандистской работы. Так же как и романсы, они тоже ориентируются не только на рациональное, осознанное восприятие, но и на подсознательное. В отличие от романсов, в текстах этих песен обращаются обычно к человеку, как к части "мы", приписывая ему лично те цели, которые имеет общество:
"Есть традиция добрая в комсомольской семье:
Прежде думай о Родине, а потом о себе".
Это "мы" заведомо выделяется из всего общества как лучшая его часть.
"Мы юные кавалеристы и про нас
Былинники речистые ведут рассказ."
"Взвейтесь кострами синие ночи,
Мы пионеры, дети рабочих"
Тут нет никакой культурной маски, обращение идет в лоб, с наибольшим напором. Как эмоциональные знаки используются беспроигрышные понятия "Родина", "мать", "Отчизна"... Хотя из-за избыточной эксплуатации смысл этих слов стал утрачиваться, превращаться в безликие и бессмысленные шаблоны, для многих людей старшего поколения он еще важен.
В таких песнях как эмоциональная значимая идея выступает демонстрация единения человека с могущественным большинством, иллюзия повышения собственной значимости не лично, а как части, "винтика" колосса. Это уже не тренировка к позитивным изменениям в жизни, а внедренный в сознание образ, который фиксируется в виде стереотипа, фиксация тем более жесткая, что обеспечивается навязанной шкалой ценностей. Ценности здесь уже не житейские, а всей мощью пропаганды обожествляемые, сверхценные (вспомним хотя бы поклонение мумии Ленина как языческому идолу):
"Мы смело в бой пойдем за власть Советов,
И как один умрем в борьбе за это".
Собственные жизненные задачи уходят на второй план, творческий рост и раскрытие способностей подразумевается возможным только тогда, когда это нужно "Родине, Партии". Возникает феномен жизни, отложенной на потом:
"Все еще впереди, все еще впереди!"
Поскольку чувствительным к такому внедрению (как, впрочем и к воздействию романса) является человек, имеющий проблемы с общением, понятно, что эти проблемы не решаются, ибо партнерских отношений, как в случае романса, тут нет, а есть искажение отношения между "я", "ты" и "мы", увеличение "мы" за счет редукции "ты" и слияние его с "я". Такая ситуация считается деградацией психики, возвращением в ювенальное состояние с внедрением чужого управляющего сознания, фактически форма зомбирования. "Мы, мы, все вместе, как один..." - и уже горячая кровь ударяет в голову и "мы" готовы с шашкой наголо со всем порывом, всеми силами, не рассуждая, только вперед и вперед, с непоколебимой верой в святое дело, а кто уж подвернется... Внедренный стереотип, занимая бывшее вакантное место, существованием своим не позволяет добиваться изменений в жизни и создавать образ, соотнесенный с реальностью. Такой стереотип, зомбируя человека, существенно упрощает его жизнь снимая проблему выбора. Иллюзия собственной значимости в контексте сверхценного "мы" плоха не только тем, что закрывает или тормозит реальный рост, но и тем, что предполагает реализацию человека только в конкретных направлениях, определенных пропагандой. И с возрастом мы не становимся мудрее, а только ожесточеннее.
Об этом зомбировании жестоко, но точно сказал Игорь Губерман
"Запетыми в юности песнями,
другие не слыша никак,
живет до скончания пенсии
счастливый и бодрый мудак."
Хорошо, если счастливый, строки эти писались в начале перестройки...
Конечно, единение нации необходимо, и особенно в случае всеобщей опасности, и мы с благодарность и трепетом вспоминаем
"Вставай, страна огромная,
Вставай, на смертный бой",...
Сейчас существует проблема отсутствия идеи, объединяющей нацию и, соответственно, отсутствия песен, которые бы воспринимались для сплочения, для воспевания этой истинной идеи, а не как новая форма тотального обмана. И какие же общие ценности есть сейчас у нас? Наверное это одна из форм расплаты за многолетний обман, за длительную культивацию образа врага в нашем сознании. Хотя реальная жизнь преподносит различные примеры, но кажется мне, что есть особый смысл в утверждении, которое в моей жизни мне встречалось в разных местах, и как форма грузинской мудрости, и в Библии: "Не надо из друзей делать врагов, а надо из врагов делать друзей". Для этого не надо возвеличиваться над кем-то другим, кто не есть могущественное "мы", а относиться с уважением, признавая у любого другого с тобой равные права. Людям свойственно и необходимо объединяться, но не "против" кого-то, а "за". Впрочем, я отвлеклась.
Люди, имеющие собственные шкалы ценности, плохо поддавались воздействию патриотических агиток. Наличие собственного мнения никогда не нравилось властьпредержащим.
Как антитеза, но фактически в дополнение к "официальным" песням предлагались песни так называемого популярного жанра. Большая часть людей предпочитала и слушала (и слушает) "попсу", где тексты, как правило, не несут какой-либо нагрузки, кроме функции демонстрации голоса певца или развлечения слушателя, в лучшем случае эмоционального сопереживания.
"А ты такой холодный, как айсберг в океане..."
"Подари мне лунный камень, талисман моей любви..."
"Ты в кино с другими не ходи..."
Все упрощено, текст как таковой настолько примитивен, что непонятно зачем человеку так много извилин в мозгах и так много возможностей чувствовать, переживать богато и разно. Глупость уже не является недостатком, а становится синонимом лаконичности. Настоящей страсти тут уже нет, а есть, скорее, любование собой и своими чувствами. Фактически у лирического героя происходит демонстрация себя, своей проблемы как образца для подражания: "я такой значимый, что обо мне песни слагают, и проблемы мои суть мои достоинства". Все сводится к нескольким типичным ситуациям без детализации и разработки. Проблема слушателя таким образом не подводится к разрешению, а, сопоставляясь с песенной, получает дополнительный вес, ценность, огрубляется и так фиксируется. Стандартизированные люди, стандартизированные проблемы, стандартные пути манипуляции. Что ж, проблемными людьми проще управлять, чем свободными. Массовая культура, музыкальный ширпотреб и рассчитан на человека вообще, а не на человека в частности, на некую стандартную реакцию и, как петля обратной связи, создает стандартную реакцию. Еще немножечко зомбирования. От нас зависит, воспринимать это всерьез или как мелодичную "шумелку".
Конечно, всегда есть исключения, но как известно, исключения существуют, чтобы подтверждать правило. Просто судить только о крайних случаях.
А что же нам поют сегодня?
Изменялся мир, изменились и песни