Явление святой Хедвиг
Автор нижеследующего рассказа - КЛАБУНД (настоящее имя - Альфред Геншке; 1890, Кросно-Оджаньск, Польша - 1928, Давос, Швейцария) - немецкий лирик, романист, драматург, переводчик японской и персидской поэзии. Для его поэзии, как и для прозы, характерна страсть к эксперименту, сочетающаяся с даром понимания чужой литературной традиции, использование в своем творчестве мотивов иноязычной литературы.
В рассказе "Явление святой Хедвиг" набожный монах внезапно обнаруживает в себе то, что расценивается им как дьявольское наваждение, оскорбительный вызов благочестию. Но бессмысленно бороться с тем, что древнее культуры...
В одной городской библиотеке хранится старинный фолиант, обтянутый свиной кожей, содержание которого гораздо менее любопытно, чем художественное оформление. Переплетчик, уничтоживший немало старинных манускриптов, не подозревая об их ценности, использовал эти манускрипты для изготовления некоторых деталей, необходимых в работе. Он и эту книгу лишил множества страниц, дабы сэкономить свиную кожу.
Но рукопись, созданную одним монахом, все же еще можно прочесть. Особенно интересны отдельные места из посланий апостолов Петра и Павла, чьи портреты, выдержанные в золотистых, голубых и красных тонах, были искусно вплетены в заглавные буквы.
Прежде всего, в портретах святых пленяла их телесная красота, которой они - что удивительно для апостолов - были наделены с избытком. Присмотревшись внимательно, можно прийти к поразительному открытию - лики посланников Бога несли на себе странную печать женской миловидности и нежности: на вытянутых аскетичных, стилизованных телах святых шаловливо, как цветки лилий на стебельках, раскачивались две чудные девичьи головки. А вот и другое открытие: изображение апостолов есть не что иное как портреты одной и той же девушки.
В середине XV века в здешнем францискианском монастыре жил набожный и ученый брат Теодор. Ему было всего двадцать девять лет, но ученость его была столь велика, что имя его было всегда на устах не только жителей этого города, но и округи. Поэтому и поручил ему настоятель монастыря выполнить рукописную копию библии, которой монастырю так не хватало.
Теодор с усердием принялся за работу. Тонким и острым пером он написал Евангелие от Матфея, потом от Марка, Луки, Иоанна, но когда через несколько месяцев он перешел к посланиям апостолов Петра и Павла (а между тем наступила весна), он почувствовал тревогу, работа застопорилась и продвигалась с большим трудом, медленно, подобно ленивому ручью.
Сквозь зарешеченные окна кельи его взгляд вместе с птицами отрешенно улетал в ясное серебристое небо, а губы, хотя и шептали молитвы, казалось, были готовы с упоением запеть мирские, весенне-греховные песни.
Однажды, когда Теодор намеревался вывести изысканную "П" апостола Павла, он перевел свой тоскующий взгляд на решетку - и испугался.Так как увидел Марю - самую красивую девушку города, дочь моряка, весело шагающую в утреннем солнце. Марю, из-за которой моряки и солдаты всаживали друг другу с проклятиями ножи под ребра, и все же ни один из них не мог похвастать ее благосклонностью.
Молодой клирик поднялся со скамьи и стал беспокойно ходить по узкой и темной келье. Однажды он уже встречал Марю в переулке, и сейчас - так ему во всяком случае показалось - ее глаза, темные проворные глаза, как гусеницы карабкались по монастырской стене, будто что-то искали. Или кого-то...
Кровь прилила к бледному, аскетичному лицу францискианца. А если то, что искали глаза Мари, был он?! Возмущенный, он отогнал прочь греховную мысль, но она настойчиво возвращалась. Монах пал в молитве на колени и обратился к Божьей матери, и она явилась ему. Правда, ее лик сиял, как лик Мари и соблазнительно смеялся.
Вздохнув, Теодор поднялся и принялся за работу. Но когда он заключил в заглавную букву серебристо-голубого с красным апостола Павла, из голубой рясы святого ему приветливо кивнуло лицо Мари.
Брат Теодор молился всю ночь напролет, - но ночь была так чувственно тепла, какими бывают иногда весенние ночи, в которых уже робко трепещет лето. И в молитву с силой вторглось воспоминание о Маре, ее походке, ее тонких руках. Никогда в его сознании так настойчиво и отчетливо не возникала женщина. Он решил - ему послано искушение дьявола в образе Мари, маленькой дочери моряка. Не решится ли в этом искушении его судьба? Он не хотел сдаваться, он боролся... Неделю. Четырнадцать дней...И каждый день мимо монастыря проходила Маря, и ее темные глаза, как гусеницы, проворно карабкались по стене монастыря и искали что-то. Или кого-то...
Чтобы ускользнуть от нее, он попросил настоятеля отправить его с проповедью по деревням. Наконец, поздним вечером, разбитый, уставший душой и телом, он возвратился в монастырь. Прошло еще две недели, но в его душе по- прежнему сиял образ Мари. Однажды он шел между ивами по прибрежным лугам, недалеко от города. Вдруг...Он вздрогнул. Перед ним из мокрого тумана вырастало видение. Это была Маря. Он хотел бежать, но видение крепко держало его. Он хотел осенить себя крестом, но оно уничтожило крест...И тогда Теодор безвольно скользнул в его руки.
"Вот как бывает с монахами, - писал летописец, - которые хоть раз оступились. И если сначала это были кроткие домашние и монастырские животные, то потом они превращаются в диких львов."
Однажды ночью брат Теодор даже отважился пробраться в сад у дома Мари. Они стояли под липой, нежно обнявшись, когда появился месяц, а с ним толпа бегущих от дома, кричащих и жестикулирующих людей. Давно в головы родителей Мари закралось подозрение. Люди хотели навалиться с дубинками и палками на святого любовника, у которого от страха сердце ушло в пятки. И тогда выступила вперед Маря и крикнула, как могут кричать лишь воодушевленные священным гневом люди: "Падайте на колени и молитесь - мне явилась святая Хедвиг." И все пали ниц (глупость всегда нуждается в энергичной команде, чтобы тотчас ей повиноваться), а ряса удаляющегося в серых сумерках францискианца действительно была подобна женскому платью (никому не могло прийти в голову, что возлюбленным Мари будет монах). И он издали поднял руку и благословил ее.
С тех пор святая Хедвиг стала являться Маре чаще и более откровенно.