6 июля (25 июня по ст. стилю) 1796 года родился великий князь Николай Павлович, будущий император
Наши русские цари несли бремя власти, как тяжкий Крест. Николай Первый очень долго отказывался от наследования, не находя в себе достаточных сил для такого Креста. И те, кого русские Самодержцы назначали на ответственные посты, воспринимали это, как тяжкий труд и ответственность перед Богом, Царем и Народом. Столыпин перед смертью, когда его застрелил жид Богров (а перед этим 10 покушений), последним усилием воли перекрестил Царя, понимая, какая его ждет тяжелая ноша и сколько они ещё не доделали из задуманного.
Там, где деньги - там дьявол. Родина требует себе служения настолько жертвенно чистого, что малейшая мысль о личной выгоде омрачает душу и парализует работу © Пётр Аркадьевич Столыпин
А "демократичекие" выскочки-временщики, зная, что они калифы всего лишь на час, пытаются нахапать за это время как можно больше. Больше их ничто не волнует.
Дочь Николая Первого Ольга Николаевна оставила такие воспоминания об отце:
"Он любил спартанскую жизнь, спал на походной постели с тюфяком из соломы, не знал ни халатов, ни ночных туфель и по-настоящему ел только раз в день, запивая водой. Чай ему подавался в то время, как он одевался, когда же он приходил к Мама, то ему подавали чашку кофе с молоком. Вечером, когда все ужинали, он опять пил чай и иногда съедал соленый огурец. Он не был игроком, не курил, не пил, не любил даже охоты; его единственной страстью была военная служба.
Его любимой одеждой был военный мундир без эполет, протертый на локтях от работы за письменным столом. Когда по вечерам он приходил к Мама, он кутался в старую военную шинель, которая была на нем еще в Варшаве и которой он до конца своих дней покрывал ноги. При этом он был щепетильно чистоплотен и менял белье всякий раз, как переодевался. Единственная роскошь, которую он себе позволял, были шёлковые носки, к которым он привык с детства".
Из беседы императора Николая I с маркизом А. де Кюстином
«<…> - Одно верно, Ваше Величество: любопытство мое перед приездом в Россию имело среди главных причин желание близко увидеть государя, имеющего столь великую власть над людьми.
- Русские добрый народ, но надобно еще сделаться достойным править ими.
- Ваше Величество постигли лучше любого из своих предшественников, что именно подобает России.
- В России еще существует деспотизм, ибо в нем самая суть моего правления; но он отвечает духу нации.
- Вы останавливаете Россию на пути подражательства, Ваше Величество, и возвращаете к самой себе.
- Я люблю свою страну и, мне кажется, понимаю ее; поверьте, когда невзгоды нашего времени слишком уж донимают меня, я стараюсь забыть о существовании остальной Европы и ищу убежища в глубинах России.
- Дабы припасть к истокам?
- Именно так! Нет человека более русского сердцем, чем я. Скажу вам одну вещь, какой не сказал бы никому другому; но именно вы, я чувствую, поймете меня.
Тут император умолкает и пристально глядит на меня; я, не отвечая ни слова, слушаю, и он продолжает:
- Мне понятна республика, это способ правления ясный и честный, либо по крайней мере может быть таковым; мне понятна абсолютная монархия, ибо я сам возглавляю подобный порядок вещей; но мне непонятна монархия представительная. Это способ правления лживый, мошеннический, продажный, и я скорее отступлю до самого Китая, чем когда-либо соглашусь на него.
- Ваше Величество, я всегда рассматривал представительный способ правления как сделку, неизбежную для некоторых обществ и некоторых эпох; но, подобно всякой сделке, она не решает ни одного вопроса, а только отсрочивает затруднения.
Император, казалось, ждал, что скажу я дальше. Я продолжал:
- Это перемирие, что подписывают демократия и монархия в угоду двум весьма низменным тиранам - страху и корысти; длится оно благодаря гордыне разума, упивающегося красноречием, и тщеславию народа, от которого откупаются словами. В конечном счете это власть аристократии слова, пришедшей на смену аристократии родовой, ибо правят здесь стряпчие.
- В ваших речах много верного, сударь, - произнес император, пожимая мне руку. - Я сам возглавлял представительную монархию*, и в мире знают, чего мне стоило нежелание подчиниться требованиям этого гнусного способа правления (я цитирую дословно). Покупать голоса, развращать чужую совесть, соблазнять одних, дабы обмануть других, - я презрел все эти уловки, ибо они равно унизительны и для тех, кто повинуется, и для того, кто повелевает; я дорого заплатил за свои труды и искренность, но, слава Богу, навсегда покончил с этой ненавистной политической машиной. Больше я никогда не буду конституционным монархом. Я слишком нуждаюсь в том, чтобы высказывать откровенно свои мысли, и потому никогда не соглашусь править каким бы то ни было народом посредством хитрости и интриг. <…>»
*Я сам возглавлял представительную монархию… - император имеет в виду свое правление Царством Польским в 1825-1830 гг., когда, в соответствии с конституцией 1815 г., дарованной полякам императором Александром I, в Польше действовал собственный парламент - Сейм, состоящий из двух палат.