К слову о масках. Советская классика о советском народе
Из дневников Юрия Нагибина:
- Почти все советские люди - психические больные. Их неспособность слушать, темная убежденность в кромешных истинах, душевная стиснутость и непроветриваемость носят патологический характер. Это не просто национальные особенности, как эгоцентризм, жадность и самовлюбленность у французов, это массовое психическое заболевание. Проанализировать причины довольно сложно: тут и самозащита, и вечный страх, надорванность - физическая и душевная, изнеможение души под гнетом лжи, цинизма, необходимость существовать в двух лицах: одно для дома, другое для общества. Самые же несчастные те, кто и дома должен носить маску. А таких совсем не мало. Слышать только себя, не вступать в диалог, не поддаваться провокации на спор, на столкновение точек зрения, отыскание истины, быть глухим, слепым и немым, как символическая африканская обезьяна, - и ты имеешь шанс уцелеть.
- Советский человек - это непроходимый мещанин, мечтающий о полном наборе материальных благ, источник которых в медицине.
Филологический анализ выявляет собирательный Портрет Homo Soveticus в советской литературе. Селекция по-советски: двуличие, лицемерие, двоедушие. Маска одерживает победу над лицом ©
Одну семью арестованного москвича в 1937 - мать с ребятишками, милиционеры повезли на вокзал - ссылать. И вдруг, когда вокзал проходили, мальчишка (лет восьми) исчез. Милиционеры искрутились, найти не могли. Сослали семью без этого мальчишки. Оказывается он нырнул под красную ткань, обматывающую высокую разножку под бюстом Сталина, и так просидел, пока миновала опасность. Потом вернулся домой - квартира опечатана. Он к соседям, он к знакомым, он к друзьям папы и мамы - и не только никто не принял этого мальчика в семью, но ночевать не оставили! И он сдался в детдом… Современники! Соотечественники! Узнаёте ли вы свою харю? […]
Безопаснее было при Александре II хранить динамит, чем при Сталине приютить сироту врага народа…[…]
В обстановке многолетнего страха и предательства уцелевшие люди уцелевают только внешне, телесно. А что́ внутри - то истлевает. […]
Как остроумно сказал один поэт, не культ личности у нас был, а культ двуличности.
А.И. Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ». Ч. IV. Гл. 3.
Исаак Бабель так выражал творческое кредо советского пейсателя:
- О чем я говорил литераторам и кинематографистам, обращавшимся ко мне за помощью и советом? Говорил о так называемой теории «искренности», о необходимости идти по пути углубления творческой индивидуальности, независимо от того, нужна ли такая индивидуальность обществу или нет. «Книга есть мир, видимый через человека», - и чем неограниченнее, чем полнее раскрывается в ней человек, каков бы он ни был, тем выше художественные достоинства его произведений. Ни моральные, ни общественные соображения не должны стоять на пути к раскрытию человека и его стиля; если ты порочен по существу - то совершенствуй в себе порок, доводи его до степени искусства; противодействие общества, читателей должны толкать тебя на еще более упорную защиту твоих позиций, но не на изменение основных методов твоей работы…
Там же Бабель показывает, как предательство приобретает в совесткой реальности характер мистического культа:
- Беседы с Эйзенштейном 36-37-го годов - основной их стержень был в том, что Эйзенштейну, склонному к мистике и трюкачеству, к голому формализму, нужно найти такое содержание, при котором отрицательные эти качества не ослаблялись бы, а подчеркивались. Упорно, с потерей времени и значительных средств продолжалась работа над порочным «Бежиным лугом», где смерть пионера Павлика Морозова принимала характер религиозного, мистического, с католической пышностью поставленного действия.
