-
так писали В.Брюсов и А.Блок о себе и своей эпохе. Именно кастрированный Демон = скопец / большевик, по Блоку = подлинный символ революции. Все это не выдумки современных литературоведов, а факты истории, которые до недавнего времени, правда, трудно было переварить.
23 июля 1948 г. ...А.А. (прим. - Ахматова) показала мне один курьезный документ. Ее знакомая, работающая в этом архиве, списала для нее выдержку из письма матери Александра Блока матери Георгия Иванова, в котором она очень сожалеет, «что Саша не хочет полюбить А. Ахматову».
«Есть молодая очень красивая и очень талантливая поэтесса, Анна Ахматова, печальная девушка. Хотя у ней есть уже ребенок». Тут она приводит строки:
Слава тебе, безысходная боль -
Умер вчера сероглазый король…
Я не помню точно текста, но она кончает тем, что Саша от нее отвертывается, т. к. не любит печальных, ему нравятся веселые, увлечен Кармен.
«Я хотела вам это показать, - сказала А.А., - потому что, кроме вас, никого не осталось из тех, кто меня знал в те годы, помнит “Бродячую собаку”». Чудовищно, что мать мечтает о любовнице женатому сыну и рекомендует замужнюю женщину.
«Печальная девушка, хотя у нее есть уже ребенок… Я была замужем, вышли уже “Четки”, я была окружена…».
Такая характеристика А.А. совсем ни на чем не основана. Я встречалась с ней, кажется, только в «Бродячей собаке» - Ахматова всегда имела вид царицы, Прекрасной Дамы, окруженной своим двором, влюбленными рыцарями. Отнюдь не имела печального вида. Я совсем не знаю, кто «Сероглазый король», каковы были отношения между А.А. и Блоком, сама же она говорит, что в ту пору, когда было написано это письмо, она встречалась с Блоком раз пять, а мать его видела всего раз. Рассказала о гибели поэтессы Елизаветы Кузьминой-Караваевой. Она жила в Париже, постриглась в [католические] монахини. Во время войны ей было разрешено посещать немецкие концлагеря. [В лагере] она обменялась платьем с одной еврейкой, приговоренной к смерти; та ушла, а Кузьмина-Караваева была повешена [на следующий день].
Такой поступок ум даже не может охватить.
А.А. знала Лизу Пиленко с юных лет. Пиленки были соседями по имению Гумилевой, матери Николая Степановича, у нее даже сохранилась карточка, где они вместе, когда им было по 20 лет.
Ребенок, о котором пишет мать Блока, несчастная Гаянэ, не была дочерью Д.В. Кузьмина-Караваева. Брак этот был фиктивным, это знали все.
Рассказала А.А., что Н.С. Тихонов написал роман (или просто книгу), героем которого является Тито. В Кремле прочли, нашли, что печатать этого нельзя, т. к. Тито плохо себя ведет, но, впрочем, чтобы Тихонов за себя не боялся (?!).
Не помню, по какому поводу, А.А. сказала: «Нас с вами не надо учить любви к своей родине, а теперь учат». - «И хорошо, что учат, - сказала я, - это лучше, чем либеральное: чем хуже, тем лучше - нашей интеллигенции времен Японской войны». На это А.А.: «Наши либералы после Цусимы послали поздравительную телеграмму микадо. Тот поблагодарил и порадовался тому, что они не его подданные».
***
Снаружи - прекрасный фасад, роскошные декоры, дизайны, наряды, культурные этикеты и прочие этикетки внешней жизни, а внутри - демонский, тлетворный дух, разрушение и смерть.
ОПАЛЕННЫЙ АДОМ (10) ОПАЛЕННЫЙ АДОМ (11) ОПАЛЕННЫЙ АДОМ (12) ОПАЛЕННЫЙ АДОМ (13) ОПАЛЕННЫЙ АДОМ (17) ОПАЛЕННЫЙ АДОМ (18) - ...вместо отчета обвинительный акт против Николая II © А.Блок
ОПАЛЕННЫЙ АДОМ (19) ОПАЛЕННЫЙ АДОМ (20) - ...С.Я. Штрайх, перемежая ложь с затаенной правдой, отмечал, чем оказался ценен Блок разрушителям России: «Умело использовать такой глубоко драматический материал, как документы о конвульсиях издыхающего царизма не всякому под силу. А.А. Блок […] выбрал почти одно только типичное для характеристики отжившего строя, отверг все анекдотическое, все пестро глумящее, все бульварно-манящее».
С тех пор подобные оценки стали общим местом советской историографии определенного сорта. Поставив данный ему талант на службу врагам подлинной России, Александр Блок превратил вброшенные в свое время разрушителями на потеху толпе фантомы в типичное, превратив ложь в правду, способствуя долговечности морока.
ОПАЛЕННЫЙ АДОМ (21) ОПАЛЕННЫЙ АДОМ (22) - ...Блок определял тему очерка «Катилина» (перед первым его публичным чтением 19 мая 1918 г.) как «трагедию (!!!) римского большевизма накануне Рождества Христова» и «подразумевает под этим словом […] стихию большевизма, а не фракцию с[оциал]-д[емократической] партии». Показателен в этом смысле также и авторский подзаголовок очерка: «Страница из истории мiровой Революции».
Революционеру мешает чувственная страсть. […] Пол разрушает революцию. […] Свободная от желания, легкая и прекрасная, бывшая мужчина создаст новый мiр, в котором не будет женщин, пола и секса. […] В Катилине оскопленный развратник становится народным героем, “бледным предвестником нового мiра”. […] Чудовищный гибрид Аттиса и Катилины, скопца и большевика - финальный результат слияния социальной, религиозной и сексуальной политики, которое издавна волновало русские секты и русскую интеллигенцию.
ОПАЛЕННЫЙ АДОМ (23) ОПАЛЕННЫЙ АДОМ (24, окончание) - болезнь А.А. Блока (та, что до этого свела в могилу любимых поэтом Ф. Ницше и М. Врубеля) начала резко прогрессировать сразу же после окончания «Двенадцати», этой, по о. Павлу Флоренскому, «пределу и завершению блоковского демонизма», «переводу на смердяковский язык Иван-Карамазовского “все позволено”»
Запись Блока в дневнике,
январь 1919г.
п.с.
Пусть никто не говорит, что наших мыслей никто не видит: дескать, всё равно, что там у тебя на уме. Другой не видит твоих мыслей, но увидит то, к чему привели тебя мысли. Голова, забитая злобными мыслями, подобна ядерному реактору, источающему смертоносное излучение. Даже если такой реактор запрятать куда-то в пустыню, он всё равно причинит кому-нибудь вред. Рано или поздно его излучение на ком-либо скажется. И вот представьте, что люди ходят, как ядерные реакторы - клокочут злобой, негодованием. Время от времени кого-то прорвет, и тогда случается взрыв - в форме страшного преступления наружу выплескивается то, что накопилось внутри.
«Доколе будут гнездиться в тебе злочестивые мысли?» (Иер. 4: 14).
Из книги Генерала Ивана Касьяновича Кириенко (1881-1971)
«1613 г. От чести и славы к подлости и позору февраля 1917 г.» - Клевета росла, ширилась и ползла по простецкой Руси, как мор, как чума, все заражающие на своем пути. И эту клевету с хамским сладострастием смаковала часть нашей передовой знати и «интеллигенция». Страшно подумать о той неизмеримой низости, охватившей часть знати и «интеллигенцию». Люди, требующие к себе уважения, готовые вступиться за честь жены, матери, сестры и невесты, клеветали на ни в чем не повинную, высокоморальную Царскую Семью. Даже многие из профессуры, казалось бы, интересующиеся только наукой, и те с наслаждением зарывались в зловонное болото, стараясь даже в прошлом выискивать только все отрицательное и искажая историю, представляли всех Монархов в отрицательном виде. Образцом искажения, в партийных целях, истины и истории, является история, написанная профессором Милюковым и учебник истории для гимназий в Югославии Сухотина, - к прискорбию, одобренный русским учебным комитетом и разрекламированный «русской профессурой», взращивающей в детских душах русскую развесистую клюкву. Авторы сошли со сцены, но их растлевающие детские души учебники остались.
Мне рассказывали, что один из таких профессоров, в прежние годы, читая лекции о великой Русской Императрице, столько сделавшей для блага России, уснащал их скабрезными анекдотами, с вожделением выслушиваемыми стриженными курсистками. С честью, достойной последнего хама, он позорил честь усопшей женщины. И ни одна из русских девушек не осадила обнаглевшего профессора. За что и по чьей указке это делалось? У кого возможны такие постыдные явления, кроме русской передовой «интеллигенции»?
Вот в этой тлетворной атмосфере всеми травимая широкая офицерская масса, вопреки всему оставаясь верной Историческому Завету, вступила в Австро-Германскую войну.
Слово «знать» я определяю так: знать - это зараженная иностранным духом, прогрессивная часть служилых людей, оторвавшихся от Церкви, народной массы и крутившихся около Царского двора, распускавших сплетни о Царской Семье, гордившихся своими чинами, дворянством и происхождением. Один ее представитель, не сумевший воевать, но мечтавший о Престоле, говорил до революции, что «надо Императрицу заточить в монастырь». И эта греховная гордость послужила гибели России.
В. Мейерхольд в роли Пьеро. Рисунок Н. Ульянова