Д.ф.н. Шушунова С.В. сравнивает разных писателей, поддержавших ту или иную сторону в Гражданской войне 1918-1922 гг. и выявляет т.о. образ врага в их представлении, а так же литературное воплощение конечных целей войны. Упомянутые поэты и прозаики были непосредственными участниками Гражданской войны либо членами их семей.
Слова З. Н. Гиппиус, вынесенные в заглавие этой статьи, начинают ее стихотворение «Божий суд» и передают характерное для современников переживание Гражданской войны 1918-1922 гг. как события, принципиально отличного от других войн и конфликтов. Гражданская война неизменно входит в историю испытавших ее народов как национальная трагедия. Ничего подобного до этого Россия не знала. Один и тот же народ с редким ожесточением воевал за два разных государства, за два противоположных бытия.
Вывод однозначный: «белая» литература, по контрасту с «красной», содержит в себе потенциал национального единения. Иначе и не могло быть, коммунизм по своему существу интернационален, безличен и агрессивен ко всякой индивидуальности. Поэтому писатели «белого» лагеря нередко уподобляли красных Каину.
Характерны изначально ложь и красные методички, выворачивающие все смыслы наизнанку. Так, певец Красной армии Д. Бедный (Ефим Придворов), несмотря на свой атеизм, использовал тот же библейский образ Каина, но применительно к белым. Дьявол - обезьяна Бога.
Второй характерный момент: у красных писателей преобладает коллективистское, классовое, ширмассовое сознание, поэтому центральное место занимает образ безмозглой «революционной массы», которая берет не умом, а наглостью, силой и количеством, в то время как у белых в качестве доминанты представлена небывалая трагедия человеческой личности в условиях раскаленного хаоса; тем самым литература белого лагеря следовала христианской, гуманной традиции, в русле которой на протяжении многовековой истории России создавались лучшие образцы национального искусства.
Третья типичная характеристика: красные агитационные тексты резко отличаются от «белых» многочисленными призывами не просто победить, а непременно убить противника, прежде всего это призывы к уничтожению людей по социальному признаку, но к смерти приговариваются и «социально близкие» люди, если те поддерживают противников революции:
- губи, души, топи, дави их, бей, смерть гадам, коли штыками гниду! ©
Красный победитель стоит на плакатах, буквально попирая ногами горы истерзанных трупов, как на одной из обложек журнала «Безбожник у станка» (художник и редактор Д.С.Моор). То есть, буквально убийства, ненависть и террор красные организовали поточным методом.
- Я по трупам голодных и нищих / Проберусь в терема богачей ©
Примечательно, что глагол «губить» и выражение «идти по трупам» имеют в русском языке негативные коннотации. В использовании подобной лексики для характеристики «своей» стороны заключен, на первый взгляд, парадокс. Объяснить его можно либо тем, что авторы подобных сочинений стремились имплицитно дискредитировать власть большевиков (а из контекста видно, что это не так), либо тем, что данные тексты опираются на иную, не свойственную прежней русской культуре (и потому не успевшую отразиться в языке) систему этических оценок. В этой новой системе духовно-нравственных координат ненависть и беспощадность занимает то почетное место, которое раньше принадлежало милосердию.
По контрасту, в литературе белого лагеря этические оценки традиционные Милость к врагу подчеркнута, например, в прославляющей СевероЗападную армию Н. Н. Юденича мемуарной повести А. И. Куприна «Купол святого Исаакия Далматского» (1928), где белый генерал внушает подчиненным: «Война не страшна ни мне, ни вам. Ужасно то, что братьям довелось убивать братьев. <...> Пленному первый кусок» [14, с. 77]. Жалостью к погибшим красноармейцам (т. е. воинам вражеской армии) исполнены стихотворение М. И. Цветаевой «Ох, грибок ты мой, грибочек.» (1920) и финал рассказа И. С. Шмелёва «Гунны» (1927).
Четвертая типичная разница: у красных безумный грабеж как «право» на чужое, зависть, растоптанные нормы человеческого общежития и вседозволенность. Если Бога нет, то все можно.
И наоборот, по словам И. С. Шмелёва, белые вели борьбу «за право оставаться человеком», «за Божественный Образ в человеке». Белое движение предстает как защита не какого-либо политического устройства или социальной системы, а фундаментальных духовных и нравственных ценностей, без которых невозможна подлинно человеческая жизнь.
В качестве высшей ценности при этом утверждается бытие России. В советской поэзии 1910-1930-х гг. слово «Россия» при изображении Гражданской войны встречается почти не встречается, а если вдруг попадает, то обязательно с прилагательным «красная Россия».
По контрасту в литературе противоположного лагеря как важнейшая ценность постулируется не «белая Россия», а просто «Россия» как целостная историческая данность, без каких-либо политических и социальных делений.
Анализируя семиотику истории, Б. А. Успенский указал на отражение в названии «Белая армия» древнерусской традиции, согласно которой белый цвет был символом защиты православия. Защита православной Церкви от большевиков, которые с первых месяцев своего прихода к власти планомерно оскверняли святыни, убивали священников и монахов, действительно была одной из важнейших задач Белого движения. В «белых» агитационных текстах подчеркивалось тождество Родины (Отечества, Отчизны) и Святой Руси, например: «Великая Родина наша - Святая Русь гибнет» [4, с. 163]. Листовка, призывающая переходить в армию Врангеля, кончалась словами: «Да здравствует Святая Русь, Русь свободная, Русь Великая» [4, с. 357]. В художественной литературе «белого» лагеря защита России и защита христианства также нередко сливаются воедино.
Белогвардейцы! Черные гвозди В ребра Антихристу!
продолжение здесь:
https://cyberleninka.ru/article/n/eto-brattsy-voyna-ne-voennaya-grazhdanskaya-voyna-v-proizvedeniyah-krasnyh-i-belyh-pisateley красные - за Новый мировой порядок, за уничтожение тысячелетней, православной Святой Руси:
Для сравнения:
«русская» революция, ага.. М.Алигер умерла в канаве, а её сожитель придворный писатель Фадеев застрелился.
Мы много плачем, слишком много стонем,
Но наш народ, огонь прошедший, чист.
Недаром слово «жид» всегда синоним
С святым, великим словом коммунист.
Маргарита Алигер
лица НКВД
Историческая Россия, Бог, Царь и Отечество для красных - однозначный враг!
Член Крымревкома Ю. П. Гавен в 1920 г. вспоминал:
"...Считаю нужным напомнить, что я применял массовый красный террор еще в то время, когда он еще партией официально не был признан. Так, напр., в январе 1918 г. я, пользуясь властью пред. Севаст. Военно-Револ. Комитета, приказал расстрелять более пятисот офицеров-контрреволюционеров".
Бобков А. А. Разворот солнца над Аквилоном вручную. Феодосия и феодосийцы в русской смуте. Феодосия - Симферополь, 2008, с. 315.
Вот краткие зарисовки "с мест" различных очевидцев в конце 1917 - начале 1918 гг.:
«Какое путешествие! Всюду расстрелы, всюду трупы офицеров и простых обывателей, даже женщин, детей. На вокзалах буйствовали революционные комитеты, члены их были пьяны и стреляли в вагоны на страх буржуям. Чуть остановка, пьяная озверелая толпа бросалась на поезд, ища офицеров (Пенза - Оренбург)…
По всему пути валялись трупы офицеров (на пути к Воронежу)…
Я порядком испугалась, в особенности, когда увидела в окно, прямо перед домом на снегу, трупы офицеров, - я с ужасом рассмотрела их, - явно зарубленных шашками (Миллерово)…
Поезд тронулся. На этом страшном обратном пути, - какой леденящий сердце ужас! - на наших глазах, на перронах, расстреляли восемь офицеров. Мы видели затем, как вели пятнадцать офицеров, вместе с генералом и его женою, куда-то по железнодорожному полотну. Не прошло и четверти часа, как послышались ружейные залпы (Чертково). То же на ст. Волноваха и других…
Его вывели из вагона в помещение вокзала, разули и, оставив лишь в кальсонах, отвели в комнату, где находилось уже около 20 человек в таком же виде. Оказались почти все офицеры. Они узнали свою судьбу - расстрел, как это было в минувший день с пятьюдесятью арестованными (Кантемировка)».
Нестерович-Берг М. А. В борьбе с большевиками. Париж, 1936, с. 52-53, 113, 135, 137-138; Павлов В. Е. Марковцы в боях и походах за Россию. Т. 1. Париж, 1962, с. 32-33.