Вошедшая в классику русского и советского искусства художница родилась в семье сенатора, тайного советника Петра Остроумова. В ее мемуарах есть такие слова: «Мой отец нам много раз говорил, что он нас не может обеспечить на будущее, что он нам дает хорошее образование, а зарабатывать на жизнь мы должны будем сами. Моя сестра Соня окончила консерваторию, Лиля окончила Высшие женские курсы по химии». Главным источником вдохновения для Остроумовой-Лебедевой всегда был родной Петербург. Сама художница позднее напишет: «Он в альбоме, в моих вещах был несказанно красив и своей красотой подкупал всех. Я поняла когда-то его «душу», и с тех пор он, покорив меня, отдал себя в мою власть. Для моего искусства он стал источником моего вдохновения...«
После революции не эмигрировала, не в силах расстаться с Россией. Во время блокады не покинула осажденный Ленинград, с болью и отчаянием наблюдала за тем, как уходили в мир иной ее близкие и знакомые: «Умерло одновременно три наших художника... Мне тяжело. Мне грустно. Я скоро буду стоять одна, и около меня никого (!) из моих однолеток, товарищей, друзей...»
Мысль о расставании с дорогим домом казалась ей невыносимой. «На каждом предмете, на каждой вещи, мебели покоились глаза моего драгоценного мужа. Все мне в этой квартире его напоминает. Если я уеду, то как будто совсем, второй раз его потеряю... Они мне предложили, если я сегодня дам им согласие, послезавтра на самолете отправить меня в Москву и там устроить меня в хорошую санаторию. Я отказалась. Я им сказала: «Что я там буду делать? Без архива, дневников, без всякого нужного материала... А потом, дав мне пожить две недели в санатории, попросить меня удалиться? Куда? Чем жить? Так долго жить и страдать в Ленинграде, чтобы перед самым его освобождением покинуть его! Я не могу жить и не работать! Сидеть в санатории среди чужих людей и только пить и есть! А дальше что? Нет! Нет! Я отказалась»
В 1946-м Шапорина записывает в дневнике: 20 мая. 18-го был 75-летний юбилей Анны Петровны. Народу была толпа, толпа, настроенная ласково и тепло. Много приветствий, адресов. Хорошо говорил Лозинский. Я не помню точно его слов, но приблизительно было сказано следующее: «Вы поставили на большую высоту три рода искусств, и мы равно восхищаемся всеми тремя. Искусство живописи и гравюры, искусство слова, искусство жизни». Очень смешно, но трогательно прочел свои стихи один из представителей резиновой промышленности, читал с пафосом, почти танцуя.
Когда я подошла к А.П., она шёпотом меня спросила: «Вы довольны? Я довольна».
На другой день по телефону она мне сказала: «Я думала, что умру после юбилея. Перед отъездом в музей я помолилась, прося Бога вразумить меня, и была совершенно спокойна, когда приехала, и теперь чувствую себя прекрасно».
Открытки с запечатленными художницей видами Северной столицы издавались даже в тяжелые в годы Великой Отечественной.
В СССР дети партноменклатуры и крупных чиновников назывались мажоры. Безбедная жизнь им была обеспечена уже с пеленок. Как и сегодня их потомкам.
Типичный сенатор, который вышел из КПСС, вступил в ЕР, нажил на «управлении» миллионы и пристроил деток за границей - сенатор Россель, бывший губернатор Свердловской области. Уже
в 2009 г., по сведениям опубликованной налоговой декларации, доход Росселя составил 22,47 миллиона рублей, в его собственности находились тогда два земельных участка (нет, неет, не по 10 соток!), дом, баня и два автомобиля. Сегодня, надо полагать, он приумножил. Его детки давно живут за границей, иногда наезжают в Ебург, чтобы проверить тут свои активы, и тут же отправляются обратно в Германию или Великобританию.
Немногим от этого сенатора отличаются все прочие, разве что в деталях. Стоит только набрать в поисковике
«Я в Рашку не вернусь» и выпадает такое!..