Академик Б.Раушенбах о Боге
- Многие серьезные ученые считают, что материализм, которому нас учили, это чепуха! Многое свидетельствует об осмысленности мироздания, о том, что мироздание - не случайное собрание молекул. Если допустить случайность, то выводы будут такими страшными, что хоть вешайся! Пантеизм в средневековье был вежливой формой атеизма, когда считали, что Бог разлит всюду, то Его как такового вроде бы и нет. Современные представления об осмысленности мироздания - это вежливая форма религиозности в материалистическом мире... (...)
- Во все времена моей жизни мне была весьма неприятна антирелигиозная пропаганда, я всегда считая ее чушью и болел за религию. У меня всегда вызывал омерзение атеизм советского типа - западного я не знаю, там, наверное, все выглядит приличнее. В царской России тоже были неверующие, свои Базаровы, их никто не истреблял, хотя многие и не одобряли. Но никакой Базаров не мог вызвать лично у меня такого отвращения, какое вызывали воинствующие безбожники советских времен, в подавляющей большинстве абсолютно безграмотные и неоправданно агрессивные ©
- Итак, я умирал и понимал, что умираю. Это было не страшно, даже чем-то приятно. Я совершенно не боялся смерти, хотя, если посмотреть со стороны, лежал, как говорится, в полной отключке. Вся работа на самом деле происходила во мне, там.
Вначале сутки, двое, час или полчаса, не знаю сколько, я был в прострации, в полной черноте. Потом началось долгое и мучительное, страшно неприятное ощущение кавардака: какие-то люди ходят и ходят, чуть ли не задевая меня и очень раздражая. Да что же это творится, думаю, чего они ходят, мне это противно, так противно! И вдруг люди зашагали как бы в шеренгах, появился некий порядок, потом они вообще исчезли, и я обнаружил, что пошел сам. Шагнул и в то же мгновение увидел, что если пойду этой дорогой, то умру, и я стал выбирать, что делать. Ясно понимал, какой передо мной выбор, твердо знал это и не боялся. Видел перед собой коридор, который тянулся куда-то вдаль, там, в конце, брезжил свет, и я заколебался: может быть, мне пойти туда? Потому что справа было нечто непривлекательное, неопрятное, как я понимал, но в той стороне была жизнь. А коридор выглядел чистым, светлым, приятным, в глубине его сняло то ли голубое небо, то ли что-то в этом духе. И все-таки я повернул направо, в кавардак, где была жизнь.
Я пережил нечто похожее на то, что пережили герои Раймонда Моуди, американского писателя, автора книги «Жизнь после смерти». Не буквально, но очень многое у меня совпало с их ощущениями, хотя читал я эту книгу гораздо позже тех событий, о которых рассказываю сейчас. То, что со мной происходило, происходило до чтения и не было мне внушено доктором Моуди, однако происходило именно по его схеме, то есть я вписался туда, в этот ряд. Выбрал. И почувствовал себя живущим.
Позже я снова провалился. Но уже по-другому, это была болезнь. Нормальная болезнь, где я не выбирая между жизнью и смертью. А в тот момент я выбрал Жизнь.
Все это происходило, видимо, уже после операции на почке. Я очень хорошо помню и тот мучительный беспорядок, и ту тягостную муть, и ту беспорядочно снующую толпу людей. Но когда появилась возможность выбора между Жизнью и Смертью, я решился… Забавные переживания.
Возвращаться к жизни было не противно. Я бы сказал, что и уход туда, в светлый коридор, казался не то чтобы приятным, но ничего сверхъестественного в нем не было, он был нормален, не вызывал чувства отвращения. У меня лично не вызывал. У других это бывает, и они об этом пишут, в частности, в книге Моуди.
Слава Богу, что я ничего не знал об этом до операции. И у меня осталось такое ощущение, что я походил по тому свету и вернулся на этот. Чтобы доиграть свою игру.
Когда я впервые рассказывал о своей «смерти» жене и детям, то поймал себя на том, что улыбаюсь, вот что интересно. Я пережил никогда не испытанное мною раньше ощущение, выбирая между жизнью и смертью. И выбрал грязный, неопрятный закуток за поворотом, жизнь. За мной в тот момент снаружи (выбирал-то я все это внутри!) наблюдали дети, врачи считали, что я эту ночь не переживу - без сознания, на кислороде, под капельницей… Я пережил. Я выжил! Это само по себе уже чудо. Но больше мне ничего подобного не пригрезилось. То есть не было дано второго шанса, я как бы уже выбрал окончательно. Повторяю, трудно сказать, сколько времени продолжался мой выбор, может быть, минуту, может быть, несколько часов. Знаю только, что мучительно хотелось что-то понять, о чем-то спросить, но сам вопрос ускользая от меня - какое смутное, беспокойное чувство!
Сначала я, после того как пришел в себя, не придал всему этому никакого значения, решил, что бредил, хотя бред этот больше не повторялся. А когда гораздо позже, летом, уже дома, мне дали прочитать книгу Моуди, я многое понял задним числом. Автор собрал удивительные данные о предсмертном сознании людей, и я не сомневаюсь, что именно так все с ними и было. Особенно уверен сейчас, когда сфотографировали душу, уходящую из тела.
Я видел этот снимок, повторенный в газете «Знание мира», которую издает Фонд Рериха. Женщина лет тридцати пяти скончалась под ножом хирурга, и случайно находившийся в операционной фотограф, снимая процесс операции, запечатлел на пленке уход ее души, в женском, кстати, облике. Может быть, это кому-то покажется шарлатанством, но ведь и у нас проводятся исследования в этом направлении, просто они не афишируются, и уже удалось обнаружить, что в момент смерти человек скачком теряет вес.
Специалисты утверждают, что снимок, сделанный в Германии, не подделка, фотография подлинная, это уже доказано. Ну а дальше что хотите, то и думайте. Фотографическая пленка ведь не поддается внушению, и если о людях можно сказать: они себе это внушили, вообразили, им показалось, привиделось, то о фотопленке так не скажешь, она дура, она не понимает, внушают ей или нет, просто зафиксировала факт: вот, пожалуйста, душа удаляется от тела, душа, которую, кстати, никто из присутствующих в операционном зале не заметил. Много людей было вокруг, а никто ничего не увидел. Дело в том, что фотопленка может зафиксировать то, чего не видит глаз, и наоборот. Если взять длины волн, которые воспринимаются глазом и пленкой, то они не совпадают, сильно смещены относительно друг друга. Многое, что видит глаз, недоступно фотопленке, многое, что может «схватить» пленка, не «схватывает» глаз: рентген, например. Или: при фотографировании красный цвет на обычной пленке не проявляется, мы его видим, а пленка - нет. Это опять-таки известный факт, много раз сравнивалась чувствительность глаза и пленки, имеются и кривые этих сравнений. И знаменательно, что немцы случайно обнаружили на фотоснимке душу - это как с обратной стороной Луны: все знали, что она есть, но никто не видел, пока ее не удалось сфотографировать.
(...)
После того как меня искромсали, мне все-таки не кажется, что я психологически изменился. Например, если и изменилось отношение к жизни, то я не чувствую. Вряд ли мое впечатление ошибочно. Я не могу, скажем, ходить так же стремительно, как раньше, но в моем мировоззрении никаких существенных изменений не произошло, если не считать, что теперь я верю в существование души, ибо есть целый ряд факторов, которые говорят о том, что душа материальна. И если человек в момент смерти, как я уже говорил, скачком теряет вес, то какой-то кусочек материн от нас улетает. И оказалось, ее можно увидеть, уже обнаружен выход материн, ее свечение зафиксировала камера фотоаппарата. Но ведь камера-то способна зафиксировать лишь что-то материальное! Нобелевскую премию можно дать за такую, я бы так сказал, визуализацию души! Считаю, что без высшего начала (а существование души не может не быть свидетельством высшего начала) жизнь настолько омерзительна, что лучше не жить. Если нет ничего высокого, идеального в нашем существовании, то это не для меня.
Постскриптум - Борис Раушенбах
Книгу воспоминаний академик Борис Викторович Раушенбах писал свободно, «растекаясь мыслию по древу», что, по его словам, характеризует манеру написания мемуаров. Манера эта продиктована самой жизнью действительного члена Российской Академии наук, лауреата Ленинской и Демидовской премий...
azbyka.ru