Генезис подлости в совдепии
- В то время огромное большинство русского народа радовалось отречению Императора от престола. По крайней мере я не встречал человека, который бы нашёл в себе мужество не приветствовать этого акта. Несколько иначе относились к отречению Михаила Александровича. Об этом многие сожалели, особенно военные, ибо без Императора на их глазах разрушалась армия. Большинство военных не верило в возможность победы над врагом. Уже в то время я не был ярым монархистом и не придавал факту отречения особого значения. Я верил в возможность существования России и при республиканском строе.
Особенно запомнилось мне одно заседание нашей комиссии, которое Кащеев объявил тайным. Мы все насторожились. Торжественно читается телеграмма за подписью Совета солдатских и рабочих депутатов из Петрограда, о существовании которого я впервые узнал из этого сообщения. Она гласила: «Бывший император Николай собирается бежать. Примите меры к его задержанию».
«Товарищи» переполошились, на них лица не было. Они предлагали сейчас же выставить усиленный контроль над проезжающими пассажирами и просили немедленно назначить чуть ли не целый батальон солдат на охрану вокзала.
На меня эта телеграмма тоже произвела сильное впечатление, и в эти минуты я впервые задал себе вопрос: «А что, если Император действительно бежит и на мою долю выпадет открытие места его пребывания?.. Выдам ли я его или нет?» И я должен был сознаться самому себе, что не только не выдал бы, но даже, несмотря на явную опасность, помог бы ему спрятаться.
Так, храм оставленный всё ж храм,
Кумир низверженный всё ж Бог (...)
Я был настроен нервно, и в ответ на выступления нескольких большевиков, начавших, по обыкновению, поносить имя Государя, называя его убийцей и дураком, я взял слово и обратился к хулителям со словами, произведшими впечатление разорвавшейся бомбы. Вся публика как-то отшатнулась от меня и застыла на местах. Я же при гробовом молчании сказал:
- Какое отношение имеет ваша пропаганда, направленная против несчастного узника, томящегося в Тобольске, к «Займу Свободы»? Я понимаю злостную и ложную пропаганду до момента отречения Монарха от престола. Как говорят, «цель оправдывает средства». Но теперь, когда Государь отрёкся от престола, не выговорив себе никаких прав и гарантий, эти разговоры только отрывают нас от насущных вопросов дня и производят совершенно отрицательное впечатление на слушателей, вызывая только чувства сожаления к Монарху, что и подтверждается паломничеством в Тобольске. Я бы просил господина председателя не допускать здесь посторонних разговоров, а держаться ближе к повестке дня.
Это, кажется, было единственное слово, сказанное в защиту Царя в Екатеринбурге.
В защиту же Государя, по слухам, выступил какой-то, очевидно, обезумевший офицер на одной из промежуточных станций между Пермью и Екатеринбургом. Он вдруг выскочил с шашкой в руках из здания вокзала с громким пением «Боже, Царя храни», бросился на солдат, находившихся на дебаркадере, и был убит на месте.
Не могу сказать, чтобы я чувствовал себя спокойно после этого неосторожного выступления. Несмотря на то, что на заседании оно прошло при полном молчании и без знаков протеста, я несколько дней опасался ареста.
=============
С первого дня революции в русском народе каленым железом выжигалась христианская закваска: честь, верность, благородство, правдивость, совесть, порядочность, любовь к ближнему своему, смирение и нравственная чистота . Красные богоборцы пытали и убивали за одно только служение Христу!
Взамен культивировались подлость... ненависть... предательство ... доносы... казнокрадство... извращения и гордыня... зависть и бессовестность... грабеж и убийства... Вместо кодекса чести русского офицера - бандитский идеал. Вместо Христа - демоны революции. И ложь, ложь, ложь без конца и без края!..
... отношение Ленина к небольшевистским отделениям движения было отношением военного стратега, для которого деморализация “врага” на войне является необходимым делом. Считается, что орудиями такой деморализации должны быть люди, лишенные сомнений и - что более важно - являющиеся профессиональными клеветниками. Новый интернационал стал плодить таких людей, как мух.
Зачем стараться завоевать лояльность какой-то партии или движения, когда большевикам гораздо легче разрушить его и создать на его руинах послушную секту, зависящую самим своим существованием от Коминтерна? Зачем обсуждать методы, честно противостоять разногласиям во мнениях, когда, имея за собой ресурсы всего государства, гораздо легче дискредитировать своих более грозных оппонентов, подкупить менее порядочных и более слабых? ©
Красные нелюди отличались особым изуверством ...
Апофеозом этого вселенского беснования стала установка памятников Иуде Искариотскому в Свияжске, Тамбове и Козлове.
За что Ленин с Троцким так не любили Каутского: « "Г о с у д а р с т в е н н о е р а б с т в о - таков был кульминационный пункт большевистского коммунизма. <...> Легкость, с которой большевизм проделал этот новый поворот, как, впрочем, и все свои прежние повороты, чрезвычайно характерна для его оппортунизма. Для него важно не осуществить определенные принципы, а лишь во что бы то ни стало удержаться у власти, и для этой цели он готов пожертвовать, не задумываясь, любым принципом"
К концу 20-х все прочно забыли о том, что у человека есть душа. Из таких документов становится ясно, как из трудолюбивого русского народа делали безвольное быдло.
Люди эти попали в такую муку, о которой читали когда-то в Житиях Святых (М.Пришвин).
1932 год. Вспоминает Тамара Андреевна Вакуленко, бывшая жительница ст.Полтавской: - Многие годы я носила боль в душе, не смея высказать ее вслух. Писать об этом очень трудно. Подсознательный страх жив и сейчас... Когда мою семью назначили к выселению, что могла взять с собой в дорогу мать четверых детей? На станции посадили в вагон, повезли на Урал. Ехали долго. В Свердловске рассортировали, кого куда: в Серов, Надеждинск, Березники, Алапаевск. Мы попали в болота Верхотуринского района. Привезли в барак без окон и дверей. Сырость. Гнус заедал. Нас перебрасывали из болота в болото больше трех месяцев. А потом больше полугода на одном месте жить не давали. У местных жителей вырабатывалось презрение к «врагам народа», в нас могли плевать, бросать камнями...