Свѣтлой Памяти Императора Великомученика Николая II
Свѣчинъ В.В. / Свечин В.В. Свѣтлой Памяти Императора Великомученика Николая II. Париж, 1933 год.
Из воспоминаний В.В.Свечина, бывш. Флигель Адъютанта Е.И.В.
От автора: "Глаза нашего незабвенного Государя были необыкновенны. Он унаследовал их от своей Августейшей матери. Всякий, кто хоть раз в жизни видел Государыню Императрицу Марию Феодоровну, помнил Ее глаза и всякий, кто, хоть на одно мгновение, ощутил на себе обаятельность их взоров, - хранил об них неизгладимую память. Недаром же все, приближавшиеся к Государю, невольно подчинялись чарам Его глаз; преданных и верных слуг они ласкали и ободряли, врагов, зачастую, обезоруживали, а, если некоторые лица, с зачерствелым и недоступным добрым порывам сердцем, оставались равнодушными к их благотворным лучам, то нередко бывали случаи, когда лучи эти, запав неожиданно в души людей, казавшихся безнадежно враждебными, вызывали в них чудодейственную перемену, подобную той, какую вызывают лучи весеннего солнца в занесенных снегами равнинах России. Таких случаев было немало в жизни Императора Николая II, но о них знали лишь немногие. Да позволено же будет мне спасти от забвения один из них, который особенно ярко иллюстрирует вышесказанное и о котором до сих пор никто не поведал."
Svechin_Svetloy_Pamyati_Imperatora_Novomuchenika_N.pdf
vk.com
Интересно, что портрет Пушкина, описанный Гоголем, совпадает с тем портретом, который нам остался в воспоминаниях современников о Николае Втором:
«Пушкин, - писал Н.В. Гоголь в статье, написанной и опубликованной еще при жизни поэта, - есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русской человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет. В нем русская природа, русская душа, русской язык, русской характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла. Самая его жизнь совершенно русская. […] Он при самом начале своем уже был национален, потому что истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа. Поэт даже может быть и тогда национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа, когда чувствует и говорит так, что соотечественникам его кажется, будто это чувствуют и говорят они сами. […] Сочинения Пушкина, где дышит у него русская природа, так же тихи и безпорывны, как русская природа. Их только может совершенно понимать тот, чья душа носит в себе чисто русские элементы, кому Россия родина…»