«Сегодня я - гений»... Александр Блок
"Двенадцать"
ч.2
Любовь Менделеева и Александр Блок
Сегодня нам это очень хорошо известно, - вещие сны Блока сбылись.
Позывы желудочно-генитальной сферы души, по бесовскому наваждению, трансформировавшиеся в мечты о социально-экономическом рае, привели к царству смерти и тотального насилия. Что, увы, неизбежно, поскольку чревная сфера души - и есть сфера смерти (свидетель - Бахтин).
Красногвардейцы (петьки) идут бороться с буржуями - с тем «старым миром», который, как им кажется, есть зло. Но они ведь и сами буржуи, поскольку являются носителями той самой демонической стихии, с которой вышли бороться.
«Старый мир» - «пес безродный» (и «голодный») - тут как тут, идет с ними (и в них) и дразнит их соблазнительным призраком счастливого будущего, в котором на деле могут воплотиться только их животные похоти. Они, впрочем, воюют и с бесами в себе, они по ним даже стреляют. Но диалектика тут такова, что, целя в брюхо присущей человеку буржуазности (которая движет и эту революцию), Петька убивает свой идеал - и Россию, и революцию.
Не стоит отождествлять галлюцинирующего Петьку, живущего в душе Блока, с самим Блоком. Петька еще мог написать некоторые пассажи статьи «Интеллигенция и революция». Блок же, «в согласии со стихией», написал поэму о гибели надежд на революционное преображение человека.
«БЛОЧЬЯ ЖЕНА»
Явления Прекрасной Дамы еще до прихода призрачного «белого» сопровождались у Блока подчас дурными предчувствиями: «Но страшно мне: изменишь облик Ты». А после прихода «белого» речь идет уже и о знании: «Знал - изменится она». Кажется, автор успел хорошо узнать характер своего Арлекина. Еще бы: «Я ждал под окнами в тени, // Готовый гибнуть и смеяться. // Они ушли туда - одни - // Любить, мечтать и целоваться». И разумеется, когда «за бледной Коломбиной бежал звенящий Арлекин», «обманутый Пьеро» чувствовал себя несчастным. И «проходил с мечтой о чуде, томимый похотью чужой», когда ему «мнился неотступный друг». Но все-таки - кто это? Какой-то реальный соперник?
Таковой неизвестен. А вот сумасшедшая влюбленность в Любу Менделееву, особенно обострившаяся в начале 1902 года, отлично известна. «Бестрепетно неподвижное Солнце Завета», «земное воплощение пресловутой Пречистой Девы или Вечной женственности» - вот как обозначается Менделеева в письмах Блока (правда, не отправленных адресату). И это не какие-нибудь там фигуральные выражения - это вера, установка, руководство к действию. Это было смертельно серьезно и имело последствия (о чем и предупреждал Владимир Соловьев: «Перенесение плотских, животно-человеческих отношений в область сверхчеловеческую есть величайшая мерзость и причина крайней погибели»). Дело в том, что «ноуменальная» сущность (каковой Блок назначил Любовь Дмитриевну) или «фантастическая фикция» (как сама она называла представления Блока о ней) не ест, не пьет и не вступает в интимные отношения. А Менделеева всего этого, естественно, очень хотела. И даже весьма искусно разжигала Блока (а потом и Белого), который ведь тоже не из одного только звездного эфира состоял - разжигался. И вскоре и женился на «неподвижном Солнце».
Из эмпирей религиозно-мистической части души Блока (той, что сформировалась в детстве путем сугубо женского воспитания и в дальнейшем нашла опору в соловьевстве) естественные человеческие страсти (проявления вожделеющей, нижней, инстинктивной части души самого же Блока) виделись чем-то чуждым и даже враждебным. Между этими двумя частями души наметился раскол. Вот почему субъект, которому являлись «неизреченные» женственные образы, вдруг стал обнаруживать в тех же видениях «другого» - демонического, похотливого, счастливого соперника, с которым Прекрасная Дама видений стремилась улизнуть, оставляя платонического воздыхателя в мистическом тумане и томлении «похотью чужой». Нехорошо, но надо иметь в виду, что этот счастливый соперник - сам же Блок, его страстный порыв, встающий, как «призрак беззаконный, зеркальной гладью отражен» (имеются и стихи, написанные от имени этого призрака).
При таком рассмотрении какая-то конкретная «блочья жена» (как называла Менделееву Гиппиус) уже как бы даже и вообще ни при чем. Ведь сценарий, изложенный «на страницах тайной книги», вовсе и не предполагает никакой конкретной женщины, а предполагает только - что «изменится она». Но эта измена Коломбины, переход ее от платонического Пьеро к похотливому Арлекину - дело внутреннее. Собственно, этот треугольник - только структура в душе. Место на вершинах его может занять кто (и что) угодно.
«ТОЛСТОПУЗЫЕ МЕЩАНЕ»
Эта структура работает также и в социально-политической проекции. На место Коломбины можно подставить Россию. Получится все та же трансформация идеала. Сначала: «Русь, она и в снах необычайна», «о, Русь моя! Жена моя!». А потом - «пальнем-ка пулей в Святую Русь» (и немедленно убивают Катьку). И наконец, уже предсмертное: «Слопала-таки поганая, гугнивая, родимая матушка Россия, как чушка - своего поросенка». Интеллигентские бредни романтического Пьеро и в социальной плоскости оборачиваются полным разочарованием: Россия, как толстомордая Катька, отдается в руки похотливых ванек, а революционная попытка вырвать ее из этих объятий оборачивается кровавой катастрофой.
Чем же, однако, оказывается Арлекин (еще одна вершина душевного треугольника Блока) в социальной плоскости? Да просто желудочно-генитальной стихией, спроецированной в социальную сферу, - буржуазностью, тем, что более всего было ненавистно Блоку в начале 1918 года. В Дневнике от 5-го января (первый набросок статьи «Интеллигенция и революция»), рассуждение о музыке революции заканчивается упреком к интеллигентам: «Как буржуи, дрожите над своим карманом». И сразу вдруг, как пояснение: «В голосе этой барышни за стеной - какая тупость, какая скука: домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают (курсив мой. - О. Д.). Когда она наконец ожеребится? Ходит же туда какой-то корнет». Ванька?
Кстати, к вопросу «о музыке». В буржуазных «фортепианах» Блоку слышатся мотивы пушкинских «Бесов». И это - за два дня до начала писания поэмы. Но подобного рода записи о соседях часто повторяются в Дневнике того периода. Да еще - с приговорками, типа: «Отойди от меня, сатана, отойди от меня, буржуа». В таком контексте становится очень значительной ругань ревнивого визионера Петьки при его первом появлении в поэме: «Ну, Ванька, сукин сын, буржуй, мою попробуй, поцелуй!» Ванюха тут, видите ли, сразу и «сукин сын» (то есть «пес»), и «буржуй». Но ведь это же - та самая парочка, которую красногвардейцы вскоре встретят на метафизическом «перекрестке» истории, где «старый мир», стоя за «безмолвным, как вопрос», буржуем, решает «загадку» «России - Сфинкса».
Эдиповская коллизия русской революции разрешается тем, что «пес» присоединяется к красногвардейцам, после чего они начинают наблюдать привидение, очень похожее на то, что давно являлось Блоку как Арлекин. Замечательно, что Блок еще в «Балаганчике» представил эту демоническую фигуру как вождя масс. Там, ближе к концу, на сцену выходит Хор факельщиков (аналог ночного дозора «Двенадцати»), взывающий: «Где ты, сверкающий, быстрый, пламенный вождь!» Далее ремарка: «Арлекин выступает из хора, как корифей». Это ведь буквальное изображение воплощения воли коллектива (как и в «Двенадцати»). А вот и звуковой ряд этого воплощения: «По улицам сонным и снежным я таскал глупца за собой». То есть Пьеро, видящего сны наяву. А вот и пробуждение (пророчество о нем из 1906 года): Арлекин «прыгает в окно. Даль, видимая в окне, оказывается нарисованной на бумаге. Бумага лопнула… На фоне занимающейся зари стоит, чуть колеблемая дорассветным ветром, - смерть». (Она же Коломбина). Пьеро причитает: «Куда ты завел?»
Куда? Сегодня нам это очень хорошо известно, ибо вещие сны Блока сбылись. Позывы желудочно-генитальной сферы души, по бесовскому наваждению, трансформировавшиеся в мечты о социально-экономическом рае, привели к царству смерти и тотального насилия. Что, увы, неизбежно, поскольку чревная сфера души - и есть сфера смерти (свидетель - Бахтин). Красногвардейцы (петьки) идут бороться с буржуями - с тем «старым миром», который, как им кажется, есть зло. Но они ведь и сами буржуи, поскольку являются носителями той самой демонической стихии, с которой вышли бороться. «Старый мир» - «пес безродный» (и «голодный») - тут как тут, идет с ними (и в них) и дразнит их соблазнительным призраком счастливого будущего, в котором на деле могут воплотиться только их животные похоти. Они, впрочем, воюют и с бесами в себе, они по ним даже стреляют. Но диалектика тут такова, что, целя в брюхо присущей человеку буржуазности (которая движет и эту революцию), Петька убивает свой идеал - и Россию, и революцию.
В общем, не стоит отождествлять галлюцинирующего Петьку, живущего в душе Блока, с самим Блоком. Петька еще мог написать некоторые пассажи статьи «Интеллигенция и революция». Блок же, «в согласии со стихией», написал поэму о гибели надежд на революционное преображение человека.
Олег Давыдов, http://www.peremeny.ru/column/view/977/
Начало: http://irin-s27.livejournal.com/513298.html
ч.2
Любовь Менделеева и Александр Блок
Сегодня нам это очень хорошо известно, - вещие сны Блока сбылись.
Позывы желудочно-генитальной сферы души, по бесовскому наваждению, трансформировавшиеся в мечты о социально-экономическом рае, привели к царству смерти и тотального насилия. Что, увы, неизбежно, поскольку чревная сфера души - и есть сфера смерти (свидетель - Бахтин).
Красногвардейцы (петьки) идут бороться с буржуями - с тем «старым миром», который, как им кажется, есть зло. Но они ведь и сами буржуи, поскольку являются носителями той самой демонической стихии, с которой вышли бороться.
«Старый мир» - «пес безродный» (и «голодный») - тут как тут, идет с ними (и в них) и дразнит их соблазнительным призраком счастливого будущего, в котором на деле могут воплотиться только их животные похоти. Они, впрочем, воюют и с бесами в себе, они по ним даже стреляют. Но диалектика тут такова, что, целя в брюхо присущей человеку буржуазности (которая движет и эту революцию), Петька убивает свой идеал - и Россию, и революцию.
Не стоит отождествлять галлюцинирующего Петьку, живущего в душе Блока, с самим Блоком. Петька еще мог написать некоторые пассажи статьи «Интеллигенция и революция». Блок же, «в согласии со стихией», написал поэму о гибели надежд на революционное преображение человека.
«БЛОЧЬЯ ЖЕНА»
Явления Прекрасной Дамы еще до прихода призрачного «белого» сопровождались у Блока подчас дурными предчувствиями: «Но страшно мне: изменишь облик Ты». А после прихода «белого» речь идет уже и о знании: «Знал - изменится она». Кажется, автор успел хорошо узнать характер своего Арлекина. Еще бы: «Я ждал под окнами в тени, // Готовый гибнуть и смеяться. // Они ушли туда - одни - // Любить, мечтать и целоваться». И разумеется, когда «за бледной Коломбиной бежал звенящий Арлекин», «обманутый Пьеро» чувствовал себя несчастным. И «проходил с мечтой о чуде, томимый похотью чужой», когда ему «мнился неотступный друг». Но все-таки - кто это? Какой-то реальный соперник?
Таковой неизвестен. А вот сумасшедшая влюбленность в Любу Менделееву, особенно обострившаяся в начале 1902 года, отлично известна. «Бестрепетно неподвижное Солнце Завета», «земное воплощение пресловутой Пречистой Девы или Вечной женственности» - вот как обозначается Менделеева в письмах Блока (правда, не отправленных адресату). И это не какие-нибудь там фигуральные выражения - это вера, установка, руководство к действию. Это было смертельно серьезно и имело последствия (о чем и предупреждал Владимир Соловьев: «Перенесение плотских, животно-человеческих отношений в область сверхчеловеческую есть величайшая мерзость и причина крайней погибели»). Дело в том, что «ноуменальная» сущность (каковой Блок назначил Любовь Дмитриевну) или «фантастическая фикция» (как сама она называла представления Блока о ней) не ест, не пьет и не вступает в интимные отношения. А Менделеева всего этого, естественно, очень хотела. И даже весьма искусно разжигала Блока (а потом и Белого), который ведь тоже не из одного только звездного эфира состоял - разжигался. И вскоре и женился на «неподвижном Солнце».
Из эмпирей религиозно-мистической части души Блока (той, что сформировалась в детстве путем сугубо женского воспитания и в дальнейшем нашла опору в соловьевстве) естественные человеческие страсти (проявления вожделеющей, нижней, инстинктивной части души самого же Блока) виделись чем-то чуждым и даже враждебным. Между этими двумя частями души наметился раскол. Вот почему субъект, которому являлись «неизреченные» женственные образы, вдруг стал обнаруживать в тех же видениях «другого» - демонического, похотливого, счастливого соперника, с которым Прекрасная Дама видений стремилась улизнуть, оставляя платонического воздыхателя в мистическом тумане и томлении «похотью чужой». Нехорошо, но надо иметь в виду, что этот счастливый соперник - сам же Блок, его страстный порыв, встающий, как «призрак беззаконный, зеркальной гладью отражен» (имеются и стихи, написанные от имени этого призрака).
При таком рассмотрении какая-то конкретная «блочья жена» (как называла Менделееву Гиппиус) уже как бы даже и вообще ни при чем. Ведь сценарий, изложенный «на страницах тайной книги», вовсе и не предполагает никакой конкретной женщины, а предполагает только - что «изменится она». Но эта измена Коломбины, переход ее от платонического Пьеро к похотливому Арлекину - дело внутреннее. Собственно, этот треугольник - только структура в душе. Место на вершинах его может занять кто (и что) угодно.
«ТОЛСТОПУЗЫЕ МЕЩАНЕ»
Эта структура работает также и в социально-политической проекции. На место Коломбины можно подставить Россию. Получится все та же трансформация идеала. Сначала: «Русь, она и в снах необычайна», «о, Русь моя! Жена моя!». А потом - «пальнем-ка пулей в Святую Русь» (и немедленно убивают Катьку). И наконец, уже предсмертное: «Слопала-таки поганая, гугнивая, родимая матушка Россия, как чушка - своего поросенка». Интеллигентские бредни романтического Пьеро и в социальной плоскости оборачиваются полным разочарованием: Россия, как толстомордая Катька, отдается в руки похотливых ванек, а революционная попытка вырвать ее из этих объятий оборачивается кровавой катастрофой.
Чем же, однако, оказывается Арлекин (еще одна вершина душевного треугольника Блока) в социальной плоскости? Да просто желудочно-генитальной стихией, спроецированной в социальную сферу, - буржуазностью, тем, что более всего было ненавистно Блоку в начале 1918 года. В Дневнике от 5-го января (первый набросок статьи «Интеллигенция и революция»), рассуждение о музыке революции заканчивается упреком к интеллигентам: «Как буржуи, дрожите над своим карманом». И сразу вдруг, как пояснение: «В голосе этой барышни за стеной - какая тупость, какая скука: домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают (курсив мой. - О. Д.). Когда она наконец ожеребится? Ходит же туда какой-то корнет». Ванька?
Кстати, к вопросу «о музыке». В буржуазных «фортепианах» Блоку слышатся мотивы пушкинских «Бесов». И это - за два дня до начала писания поэмы. Но подобного рода записи о соседях часто повторяются в Дневнике того периода. Да еще - с приговорками, типа: «Отойди от меня, сатана, отойди от меня, буржуа». В таком контексте становится очень значительной ругань ревнивого визионера Петьки при его первом появлении в поэме: «Ну, Ванька, сукин сын, буржуй, мою попробуй, поцелуй!» Ванюха тут, видите ли, сразу и «сукин сын» (то есть «пес»), и «буржуй». Но ведь это же - та самая парочка, которую красногвардейцы вскоре встретят на метафизическом «перекрестке» истории, где «старый мир», стоя за «безмолвным, как вопрос», буржуем, решает «загадку» «России - Сфинкса».
Эдиповская коллизия русской революции разрешается тем, что «пес» присоединяется к красногвардейцам, после чего они начинают наблюдать привидение, очень похожее на то, что давно являлось Блоку как Арлекин. Замечательно, что Блок еще в «Балаганчике» представил эту демоническую фигуру как вождя масс. Там, ближе к концу, на сцену выходит Хор факельщиков (аналог ночного дозора «Двенадцати»), взывающий: «Где ты, сверкающий, быстрый, пламенный вождь!» Далее ремарка: «Арлекин выступает из хора, как корифей». Это ведь буквальное изображение воплощения воли коллектива (как и в «Двенадцати»). А вот и звуковой ряд этого воплощения: «По улицам сонным и снежным я таскал глупца за собой». То есть Пьеро, видящего сны наяву. А вот и пробуждение (пророчество о нем из 1906 года): Арлекин «прыгает в окно. Даль, видимая в окне, оказывается нарисованной на бумаге. Бумага лопнула… На фоне занимающейся зари стоит, чуть колеблемая дорассветным ветром, - смерть». (Она же Коломбина). Пьеро причитает: «Куда ты завел?»
Куда? Сегодня нам это очень хорошо известно, ибо вещие сны Блока сбылись. Позывы желудочно-генитальной сферы души, по бесовскому наваждению, трансформировавшиеся в мечты о социально-экономическом рае, привели к царству смерти и тотального насилия. Что, увы, неизбежно, поскольку чревная сфера души - и есть сфера смерти (свидетель - Бахтин). Красногвардейцы (петьки) идут бороться с буржуями - с тем «старым миром», который, как им кажется, есть зло. Но они ведь и сами буржуи, поскольку являются носителями той самой демонической стихии, с которой вышли бороться. «Старый мир» - «пес безродный» (и «голодный») - тут как тут, идет с ними (и в них) и дразнит их соблазнительным призраком счастливого будущего, в котором на деле могут воплотиться только их животные похоти. Они, впрочем, воюют и с бесами в себе, они по ним даже стреляют. Но диалектика тут такова, что, целя в брюхо присущей человеку буржуазности (которая движет и эту революцию), Петька убивает свой идеал - и Россию, и революцию.
В общем, не стоит отождествлять галлюцинирующего Петьку, живущего в душе Блока, с самим Блоком. Петька еще мог написать некоторые пассажи статьи «Интеллигенция и революция». Блок же, «в согласии со стихией», написал поэму о гибели надежд на революционное преображение человека.
Олег Давыдов, http://www.peremeny.ru/column/view/977/
Начало: http://irin-s27.livejournal.com/513298.html