Александр Цыбулевский (1928 - 1975, Тбилиси)
Александр Цыбулевский (1928 - 1975, Тбилиси)
В интернет-просторах найден был ранее мне неизвестный поэт Александр Цыбулевский. Но найдено было так мало при большом количестве потраченного времени, что мне показалось, что имеет смысл это найденное куда-то поставить, чтобы стояло. Вдруг кто-нибудь еще будет искать?..
Здесь безоценочная подборка, я не отбирала тексты. Просто - что нашла.
* * *
Вновь дерево Иудино в цвету
Очутится над улочкой крутою.
Присядет чинно дева на тахту,
Окрашенную всякий год тутою.
А под балконами наклон горы,
Чреватые подвалами панели.
Дворы, дворы. Неведомые цели
Поэзии. Еще, еще дворы.
Кинто
И голова кинто среди булыжин -
Бритоголовых полчищ мостовой.
И звук шарманки влажный, гулевой
Собою упоен или пристыжен.
Застигнуто последнее мгновенье
В глазах открытых мертвой головы.
Шарманки равномерное круженье,
Сквозная тень колеблемой листвы.
Вот два текста, полная подборка с указанием источников и биографическая справка под катом.
P.S. Если правообладатели скажут снять произведения - сниму тотчас.
* * *
Опавших листьев ворох прелый
Передохнув, перемахнув...
Вдруг женский локоть загорелый
Явила бабочка, порхнув.
Но расцепившееся слово
Иным движением полно:
Оно несчастием здорово
И только радостью больно.
* * *
Джвари в ржанье лошадей,
Зеленеют круто скаты.
Эти лошади крылаты,
Словно стая лебедей.
Ангел, Джвари стерегущий,
Дай взойти на этот скат:
Слышать шелест или жующий
Звук, умноженный стократ.
* * *
Вновь дерево Иудино в цвету
Очутится над улочкой крутою.
Присядет чинно дева на тахту,
Окрашенную всякий год тутою.
А под балконами наклон горы,
Чреватые подвалами панели.
Дворы, дворы. Неведомые цели
Поэзии. Еще, еще дворы.
* * *
Шар земной и Хлебников бездомный,
Без него - бездомный шар земной.
Есть кому и некому напомнить
Эту связь бессвязности самой.
Кинто
И голова кинто среди булыжин -
Бритоголовых полчищ мостовой.
И звук шарманки влажный, гулевой
Собою упоен или пристыжен.
Застигнуто последнее мгновенье
В глазах открытых мертвой головы.
Шарманки равномерное круженье,
Сквозная тень колеблемой листвы.
* * *
Зачем мы ходим по гипотенузе,
Где белые трамваи с низким лбом!
Что делать в них приятельнице музе,
Прописанной в пространстве голубом?
Соленый, сладкий пух, налет загара.
Но это не произносимо вслух.
Берут в полет пролеты Авлабара,
Где с адской серой смешан банный дух.
Что делаешь, что делаю? Взираю.
Седеющий пульсирует висок.
А я пишу стихи, зачем - не знаю.
Стихи, стихи, как некий адресок.
* * *
Рисую вечные картины.
Арба тихонько проплыла:
Повез старик свои кувшины,
Огромные, как купола.
Я так люблю все эти вещи:
Ни взять, ни дать; ни дать, ни взять.
Но говорят - яснее, резче
Мне надо все переписать.
Дом - деревянное строенье.
Кружение листвы и лиц.
Реальность и воображенье -
В дому меж ними нет границ.
Им лирика владеть могла бы,
Но эпоху причастен он,
Рассчитаны его масштабы
Для свадеб и для похорон.
Просвечивают половицы -
Там снизу светится очаг.
Бесшумные отроковицы
Бесшумный устремляют шаг.
Гостеприимства шепот ветхий
И лень узнать - при чем тут мы.
Всю ночь протягивают ветки
К окну фонарики хурмы.
Перепечатка из журнала «Русский клуб», №5, май 2007, стр. 48
___________________________________________________
* * *
Что ты можешь знать заранее?
Жди развязки и молчи.
Окна желтые в ночи.
Что там - поезд Пиросмани?
Три вагона, три свечи.
Хочешь проездной билет
От Гелати до Баграти,
От Баграти до Гелати,
Сроком годный на сто лет?
* * *
Спор «Поэта и Толпы» -
Спор, затеянный однажды, -
Не решен. Колышет лбы
Пламя свеч. Стоят и жаждут.
Жаждут - требуют судьбы.
Зря себя не береги:
Это все равно известное -
Свечи в кованых подсвечниках
И чеканные шаги.
А потом стекло музея,
Неприкосновенный след,
Женщина средь ротозеев
И простреленный жилет.
Туфель стоптанных домашних
Не касается нога,
По качанию ромашек
След уходит за снега.
Встать над собственною темой
В чем-то, как бы не всерьез, -
Это-то и, видно, Демон
Творчества. Но Дале - сквозь.
Кинофильмы, ленты, гримы,
Слепки слухов и мольбы.
Повторим неповторимый
Спор «Поэта и Толпы»?..
* * *
Единственное чтение - Дюма!
Что может быть волнительней и ближе,
Чем сцена, где прощается с Парижем
Граф Монте-Кристо с ближнего холма.
Он видит мельтешение огней
И ждет от неба знака или вести.
А крест все тягостнее и трудней
Переступившей все границы мести.
Не той эпохи несколько минут -
Куда - откуда грозовая нота,
Все штрих один определяет тут,
И красный свет, как при проявке фото.
И вечен холм над городом, где кто-то
Прощается навек. А кони ждут.
* * *
Это главное, не главное.
и дано, и не дано.
Это вдруг уходит в давнее
В даль раскрытое окно.
Это Блок и быт Италии
В час скрещения ночной.
Это музыки реалии -
Отвлеченной, неземной.
Это признаки осенние
В самый летний, летний зной..
Воскресенье. Воскресение...
Разве просто - выходной?
* * *
Глаза мои тебя не увидали,
Преград нагромоздил строитель-век.
Зачем бетона столько, столько стали?
Достаточно закрытых было век.
* * *
А нелюбовь моя вещает -
Ей вдруг беда любви ясна.
Бессонницей так освещает
Таинственную сущность сна.
Еще свободен и с любою
Зло различаю от добра
Еще я не задет любовью
Но белый локоть у ребра...
перепечатка из журнала http://blagoroden-don.livejournal.com
___________________________________________________
ЦЫБУЛЕВСКИЙ Александр Семенович (1928, Ростов-на-Дону, - 1975, Тбилиси), русский поэт, прозаик, литературовед. В 1930 г. семья переехала в Тбилиси, здесь Цыбулевский окончил среднюю школу. В 1947 г. поступил на филологический факультет Тбилисского университета. В 1948 г. был арестован и приговорен к десяти годам заключения в лагерях за «недонесение» на студенческую подпольную организацию «Молодая Грузия». В 1956 г. был освобожден, в 1957 г. реабилитирован Военной коллегией Верховного Суда СССР. В 1959 г. окончил Тбилисский университет. В 1961-75 гг. заведовал фотограмметрической лабораторией Института востоковедения АН Грузии. Увлекался фотоискусством - в Тбилиси состоялись две выставки его фоторабот.
В 1964 г. подборка стихотворений Цыбулевского была опубликована в «Литературной газете». В 1967 г. в Тбилиси был издан поэтический сборник «Что сторожат ночные сторожа» (редактор Е. Евтушенко, вступительная статья С. Чиковани). Наряду с пейзажной лирикой, поэтическими размышлениями о литературе и искусстве, в сборнике представлены автобиографические стихи с явно «крамольным оттенком» (стихотворения «Мне помнится, и я когда-то...», «Когда рассвет - сквозь ставни - тощий...»). Стихи и проза Цыбулевского публиковались в альманахе «Дом под чинарами» (Тбилиси, 1969, 1970, 1972, 1974, 1975).
В 1973 г. в Тбилиси вышел сборник Цыбулевского «Владелец шарманки» (стихи и проза), в который вошла повесть «Хлеб немного вчерашний», посвященная экспедиции в Дагестан. В повести имеются отдельные еврейские мотивы (например, о национальной гордости горских евреев). В 1974 г. Цыбулевский защитил диссертацию «Переводы поэм Важа Пшавела О. Мандельштамом, Б. Пастернаком, М. Цветаевой, Н. Заболоцким» (издана отдельной книгой «Русские переводы поэм Важа Пшавела», Тбилиси, 1974). Этой же теме посвящено эссе Цыбулевского «По ту сторону подстрочника» (1974), которое вызвало огромный интерес в литературной среде. Критик Е. Сидоров писал о Цыбулевском в «Литературной газете»: «Две его книги... стихотворения и эссе, повести и рассказы... открывают оригинальный, редкой нравственной чистоты художественный мир».
После смерти Цыбулевского были изданы повесть «Левкина история» (журнал «Родина», №40, Иер., 1982), сборник прозы и стихов «“Левкина история” и другие произведения» (Иер., 1984), сборник стихотворений «Ночные сторожа» (М., 1989).
Перепечатка с http://www.druzya.com
___________________________________________________
В интернет-просторах найден был ранее мне неизвестный поэт Александр Цыбулевский. Но найдено было так мало при большом количестве потраченного времени, что мне показалось, что имеет смысл это найденное куда-то поставить, чтобы стояло. Вдруг кто-нибудь еще будет искать?..
Здесь безоценочная подборка, я не отбирала тексты. Просто - что нашла.
* * *
Вновь дерево Иудино в цвету
Очутится над улочкой крутою.
Присядет чинно дева на тахту,
Окрашенную всякий год тутою.
А под балконами наклон горы,
Чреватые подвалами панели.
Дворы, дворы. Неведомые цели
Поэзии. Еще, еще дворы.
Кинто
И голова кинто среди булыжин -
Бритоголовых полчищ мостовой.
И звук шарманки влажный, гулевой
Собою упоен или пристыжен.
Застигнуто последнее мгновенье
В глазах открытых мертвой головы.
Шарманки равномерное круженье,
Сквозная тень колеблемой листвы.
Вот два текста, полная подборка с указанием источников и биографическая справка под катом.
P.S. Если правообладатели скажут снять произведения - сниму тотчас.
* * *
Опавших листьев ворох прелый
Передохнув, перемахнув...
Вдруг женский локоть загорелый
Явила бабочка, порхнув.
Но расцепившееся слово
Иным движением полно:
Оно несчастием здорово
И только радостью больно.
* * *
Джвари в ржанье лошадей,
Зеленеют круто скаты.
Эти лошади крылаты,
Словно стая лебедей.
Ангел, Джвари стерегущий,
Дай взойти на этот скат:
Слышать шелест или жующий
Звук, умноженный стократ.
* * *
Вновь дерево Иудино в цвету
Очутится над улочкой крутою.
Присядет чинно дева на тахту,
Окрашенную всякий год тутою.
А под балконами наклон горы,
Чреватые подвалами панели.
Дворы, дворы. Неведомые цели
Поэзии. Еще, еще дворы.
* * *
Шар земной и Хлебников бездомный,
Без него - бездомный шар земной.
Есть кому и некому напомнить
Эту связь бессвязности самой.
Кинто
И голова кинто среди булыжин -
Бритоголовых полчищ мостовой.
И звук шарманки влажный, гулевой
Собою упоен или пристыжен.
Застигнуто последнее мгновенье
В глазах открытых мертвой головы.
Шарманки равномерное круженье,
Сквозная тень колеблемой листвы.
* * *
Зачем мы ходим по гипотенузе,
Где белые трамваи с низким лбом!
Что делать в них приятельнице музе,
Прописанной в пространстве голубом?
Соленый, сладкий пух, налет загара.
Но это не произносимо вслух.
Берут в полет пролеты Авлабара,
Где с адской серой смешан банный дух.
Что делаешь, что делаю? Взираю.
Седеющий пульсирует висок.
А я пишу стихи, зачем - не знаю.
Стихи, стихи, как некий адресок.
* * *
Рисую вечные картины.
Арба тихонько проплыла:
Повез старик свои кувшины,
Огромные, как купола.
Я так люблю все эти вещи:
Ни взять, ни дать; ни дать, ни взять.
Но говорят - яснее, резче
Мне надо все переписать.
Дом - деревянное строенье.
Кружение листвы и лиц.
Реальность и воображенье -
В дому меж ними нет границ.
Им лирика владеть могла бы,
Но эпоху причастен он,
Рассчитаны его масштабы
Для свадеб и для похорон.
Просвечивают половицы -
Там снизу светится очаг.
Бесшумные отроковицы
Бесшумный устремляют шаг.
Гостеприимства шепот ветхий
И лень узнать - при чем тут мы.
Всю ночь протягивают ветки
К окну фонарики хурмы.
Перепечатка из журнала «Русский клуб», №5, май 2007, стр. 48
___________________________________________________
* * *
Что ты можешь знать заранее?
Жди развязки и молчи.
Окна желтые в ночи.
Что там - поезд Пиросмани?
Три вагона, три свечи.
Хочешь проездной билет
От Гелати до Баграти,
От Баграти до Гелати,
Сроком годный на сто лет?
* * *
Спор «Поэта и Толпы» -
Спор, затеянный однажды, -
Не решен. Колышет лбы
Пламя свеч. Стоят и жаждут.
Жаждут - требуют судьбы.
Зря себя не береги:
Это все равно известное -
Свечи в кованых подсвечниках
И чеканные шаги.
А потом стекло музея,
Неприкосновенный след,
Женщина средь ротозеев
И простреленный жилет.
Туфель стоптанных домашних
Не касается нога,
По качанию ромашек
След уходит за снега.
Встать над собственною темой
В чем-то, как бы не всерьез, -
Это-то и, видно, Демон
Творчества. Но Дале - сквозь.
Кинофильмы, ленты, гримы,
Слепки слухов и мольбы.
Повторим неповторимый
Спор «Поэта и Толпы»?..
* * *
Единственное чтение - Дюма!
Что может быть волнительней и ближе,
Чем сцена, где прощается с Парижем
Граф Монте-Кристо с ближнего холма.
Он видит мельтешение огней
И ждет от неба знака или вести.
А крест все тягостнее и трудней
Переступившей все границы мести.
Не той эпохи несколько минут -
Куда - откуда грозовая нота,
Все штрих один определяет тут,
И красный свет, как при проявке фото.
И вечен холм над городом, где кто-то
Прощается навек. А кони ждут.
* * *
Это главное, не главное.
и дано, и не дано.
Это вдруг уходит в давнее
В даль раскрытое окно.
Это Блок и быт Италии
В час скрещения ночной.
Это музыки реалии -
Отвлеченной, неземной.
Это признаки осенние
В самый летний, летний зной..
Воскресенье. Воскресение...
Разве просто - выходной?
* * *
Глаза мои тебя не увидали,
Преград нагромоздил строитель-век.
Зачем бетона столько, столько стали?
Достаточно закрытых было век.
* * *
А нелюбовь моя вещает -
Ей вдруг беда любви ясна.
Бессонницей так освещает
Таинственную сущность сна.
Еще свободен и с любою
Зло различаю от добра
Еще я не задет любовью
Но белый локоть у ребра...
перепечатка из журнала http://blagoroden-don.livejournal.com
___________________________________________________
ЦЫБУЛЕВСКИЙ Александр Семенович (1928, Ростов-на-Дону, - 1975, Тбилиси), русский поэт, прозаик, литературовед. В 1930 г. семья переехала в Тбилиси, здесь Цыбулевский окончил среднюю школу. В 1947 г. поступил на филологический факультет Тбилисского университета. В 1948 г. был арестован и приговорен к десяти годам заключения в лагерях за «недонесение» на студенческую подпольную организацию «Молодая Грузия». В 1956 г. был освобожден, в 1957 г. реабилитирован Военной коллегией Верховного Суда СССР. В 1959 г. окончил Тбилисский университет. В 1961-75 гг. заведовал фотограмметрической лабораторией Института востоковедения АН Грузии. Увлекался фотоискусством - в Тбилиси состоялись две выставки его фоторабот.
В 1964 г. подборка стихотворений Цыбулевского была опубликована в «Литературной газете». В 1967 г. в Тбилиси был издан поэтический сборник «Что сторожат ночные сторожа» (редактор Е. Евтушенко, вступительная статья С. Чиковани). Наряду с пейзажной лирикой, поэтическими размышлениями о литературе и искусстве, в сборнике представлены автобиографические стихи с явно «крамольным оттенком» (стихотворения «Мне помнится, и я когда-то...», «Когда рассвет - сквозь ставни - тощий...»). Стихи и проза Цыбулевского публиковались в альманахе «Дом под чинарами» (Тбилиси, 1969, 1970, 1972, 1974, 1975).
В 1973 г. в Тбилиси вышел сборник Цыбулевского «Владелец шарманки» (стихи и проза), в который вошла повесть «Хлеб немного вчерашний», посвященная экспедиции в Дагестан. В повести имеются отдельные еврейские мотивы (например, о национальной гордости горских евреев). В 1974 г. Цыбулевский защитил диссертацию «Переводы поэм Важа Пшавела О. Мандельштамом, Б. Пастернаком, М. Цветаевой, Н. Заболоцким» (издана отдельной книгой «Русские переводы поэм Важа Пшавела», Тбилиси, 1974). Этой же теме посвящено эссе Цыбулевского «По ту сторону подстрочника» (1974), которое вызвало огромный интерес в литературной среде. Критик Е. Сидоров писал о Цыбулевском в «Литературной газете»: «Две его книги... стихотворения и эссе, повести и рассказы... открывают оригинальный, редкой нравственной чистоты художественный мир».
После смерти Цыбулевского были изданы повесть «Левкина история» (журнал «Родина», №40, Иер., 1982), сборник прозы и стихов «“Левкина история” и другие произведения» (Иер., 1984), сборник стихотворений «Ночные сторожа» (М., 1989).
Перепечатка с http://www.druzya.com
___________________________________________________