СМИ. Режиссер Владимир Мирзоев - интервью

May 13, 2010 02:52



Режиссер Владимир Мирзоев: Надо избавиться от страха перед всем чужим

Привычное клише об "утечке мозгов" из России мешает нам увидеть, что из России не только уезжают, но в нее и возвращаются. С опытом жизни в других культурах, со стереоскопическим взглядом. Известный режиссер Владимир Мирзоев - человек с таким опытом. Журналист Елена Яковлева - специально для "Известий" - говорила с ним о том, почему культура гибнет позднее всего, почему не надо бояться чужого и почему российская действительность не театральна.

известия: Владимир Владимирович, культура вещь прочная или слабая?

владимир мирзоев: Шесть лет прожив в Италии и Канаде, я понял: культура выживет вместе с тараканами. Если уж отдельному человеку пропасть невозможно, уплыв в это море в утлой лодчонке...

и: Зачем вы уезжали?

мирзоев: Для меня это было приключение - интересное и опасное, сложное и пугающее, и прекрасное. Я бы от этого опыта ни за что не отказался.

и: Тишайшая, сверхцивилизованная Канада стала для вас джунглями?!

мирзоев: Дело не в том - тихая страна или нет, а в том, что это другая культура. В тридцать пять ты вдруг начинаешь учить язык, у тебя языковой инструмент как у годовалого младенца. И этот невероятный разрыв между твоей способностью артикулировать и твоим же интеллектом очень многое показывает.

и: Что?

мирзоев: Сначала кажется, что почва уходит из-под ног, ты теряешься. Как улитка без домика - всё непонятно, никакой защиты. Ведь здесь мы живем, не понимая по-настоящему, как нас все подпирает. Не только родственные и дружеские связи, но и язык, архитектура. И вдруг - раз! - и ты слизняк. Очень пугающее чувство. А потом, постепенно, начинаешь понимать, что опора - в тебе. И это - твоя культура, твоя вера. Она усиливается, держит тебя изнутри. Ты вдруг понимаешь, что из твоей первоначальной духовной сущности, как из зернышка, опять может вырасти целое дерево...

Чем я там занимался? Была создана театральная компания, мы сделали за четыре года пятнадцать работ. Стал снимать документальное кино - началось мое увлечение кинематографом, ставшее позже второй профессией.

и: В каком состоянии, вернувшись, вы обнаружили российское общество?

мирзоев: Катастрофическое состояние наших дорог, раздолбанная инфраструктура, неспособность развивать не то что высокие - любые технологии, всё это, конечно, связано с немодернизированным менталитетом. Мы ходим по краю - между традиционной культурой и культурой модерна. И всё никак не можем перейти в следующий цивилизационный цикл - современность.

и: Разве люди на улицах не вполне современны? Никто не ходит в сарафанах и кокошниках.

мирзоев: Человек традиционной культуры внешне может выглядеть современным. Но быть при этом суеверным, мифологизирующим реальность. Он не доверяет современным институтам - в том числе институтам демократии. Он склонен жить узкосемейным кругом и думать в пределах ареала семьи или клана. Мы вот все говорим: коррупция, коррупция, надо ее победить. А как ее победишь, если суть коррупции в том, что люди таскают деньги домой. Обеспечивают семью, стараются построить несколько домов, отправить детей учиться за границу. Работать для семьи - это понятно, а вот работать для страны - это уже идеализм. Ну а уж на всё человечество - вообще абстракция, пустая затея...

Восстановление семьи - вроде бы важная вещь, это медленное выздоравливание страны после тоталитарной эпохи. Но семейный эгоизм оказался для страны фатальным. Сама номенклатура не доверяет государству, люди считают, что нужно зубами держаться за личное, семейное. Как они торопятся, бедные, изо всех сил. Успеть украсть, создать благосостояние - для себя и своих потомков, чтобы, когда опять жахнет, семья перебралась куда-нибудь - в Европу, в Америку.

и: Журналисты пишут о ваших психоэнергетических тренингах с актерами. Допустим, я актриса и по своему духовному выбору категорически отказываюсь заниматься медитациями. Вы меня выводите из спектакля? Выгоняете из театра? Почему многие говорят о современном театре как о некой духовной секте?

мирзоев: Это чье-то не в меру разыгравшееся воображение. У меня нет постоянной труппы и постоянного места работы. Заниматься тренингом, прыгая с ветки на ветку, переходя из одного театра в другой, по большому счету невозможно. Мы делаем кое-какую разминку, но это всё.

И не нужно путать жизнь в Церкви и жизнь на сцене. Часто цитируют Станиславского, что "театр - это храм". Но не стоит забывать - это метафора. Религия и искусство рождаются из одного корня, но затем расходятся, как ветви растущего дерева. Согласитесь, было бы глупо ради одной ветки отпиливать другие.

и: Что происходит с актерами, которые прикасаются к необычному философско-духовному опыту, и зрителями, которые с ними идентифицируются? Вы вводите актера и зрителя в духовно-психологическую практику, по отношению к которой не выработался культурный консенсус.

Театр - это исследование. Мы исследуем не только текст, драматургию, авторский замысел, но и себя самих - свое естество, душу, интеллект
мирзоев: Допустим, этот "консенсус" тоже не по щучьему велению возникает. Достаточно вспомнить, как относились клирики к театру времен царя Алексея Михайловича... Хотя нет, лучше зайдем с другого боку. Вот когда актер N играет Раскольникова или Рогожина, духовный опыт, который он приобретает, полезен или опасен для него?

и: Полезен. Не обязательно себя идентифицировать с героем... Мне очень близка мысль, что Дух Святой живет не только в религиозном, но и в искусстве. Но каждый раз надо задаваться вопросом, какой все-таки дух живет в том или ином искусстве. "Испытывайте духов, от Бога ли они".

мирзоев: Когда я ставлю спектакль, я свою веру не снимаю и не вешаю на вешалку, как номерок. Нет, я остаюсь человеком христианской культуры, и для меня это немаловажное обстоятельство. Я выбираю тексты, небезразличные к этой теме. На этом фундаменте я строю свои взаимоотношения с актерами.

А точки гибели есть в любом пространстве, потому что это пространство человеческого. Поскольку человек из рая изгнан, он изначально несет в себе гибель. Он смертен не только физически, в нем, еще живом, может умереть сознание, совесть, добрая воля, сама человечность. Мы же видим это вокруг себя, да и исторических примеров предостаточно. И нужно - не других людей, а себя любимого отслеживать каждую секунду, вопрошая: ты жив или уже того-с, мертвее мертвого? Ты еще человечен или уже пересек роковую черту?

Театр - это исследование. Мы исследуем не только текст, драматургию, авторский замысел, но и себя самих - свое естество, душу, интеллект.

и: Совершая прохождение через чужие культуры, не боитесь увлечься строительством Вавилонской башни?

мирзоев: Думаю, насущная задача российской цивилизации - сохранив себя, потерять наконец страх перед чужим. Чужое перестает страшить, когда ты понимаешь, что твоя культура нерушима. А она действительно нерушима - язык держит всё здание. И настолько он надежен, а культура настолько мощна, что бояться, что нас кто-то растворит в себе или уничтожит самим фактом соприсутствия, глупо...

Да, так получилось, что английский сегодня стал новой латынью, а по-русски люди на планете говорят всё меньше. Если мы не хотим с этим смириться, нужно поумерить имперскую спесь и тратить деньги на культуру. С помощью мягкой силы можно вернуть ускользающее влияние.

и: Если говорить о вашем языке, то нельзя не спросить о Максиме Суханове. Он ведь больше, чем ваш ведущий актер? Он приносит в театр такой... расширенный список чувств. Многие критики подчеркивают в его эмоциональной палитре глумливость, например.

мирзоев: Мы живем в мире, где этика размыта чрезвычайно. В мире смещенных полюсов, изнаночных смыслов. Находимся как бы внутри вечного карнавала, не вполне отдавая себе в этом отчет. И как в этой ситуации быть искусству? Учить публику, постоянно напоминать, что есть настоящие ценности? Получится сплошная дидактика, театр превратится в иллюстрированную педагогическую поэму.

Но Максим, как любой большой артист, очень точно маркирует пространство нарушенной этики, ценностей, потерявших свою определенность. Он это пространство обнажает, если хотите, демистифицирует.
и: Назовете еще такого уровня актеров?

мирзоев: Сейчас скажу - Сережа Маковецкий, но при этом забуду Володю Симонова, и ему станет обидно. Никто из друзей и знакомых не обижается только когда говорю про Суханова - махнули рукой, привыкли.

и: Однажды вы говорили, что театр сегодня занял нишу идеологии.

мирзоев: В постсоветской реальности ощущается острый дефицит идей и идеологий. А театр кое-что ненавязчиво компенсирует. И не только потому, что со сцены звучат высокие слова (классический текст - это всегда концентрация важнейшего опыта поколения), театр - это место встречи всего общества. Здесь собираются люди из разных страт, конфессий, люди разных статусов. Скажите, где еще школьник может встретить премьер-министра?

и: У вас есть прекрасное высказывание: зритель - как влюбленная в себя женщина или античные боги: никогда не знаешь, чего от него ждать. Но если все-таки посмотреть на него сухим социологическим взглядом, ваш главный зритель - средний класс?

мирзоев: Нет, в театр приходят разные люди. В конце концов билеты на галерку можно купить за 50-100 рублей. Далековато, конечно, но если спектакль хорош, он и туда "добивает". Поэтому я бы не сказал, что к нам приходит "средний класс". Думаю, основное зрительское ядро все-таки интеллигенция, но это - процентов 10-15 аудитории. Поэтому мы стараемся выбирать многослойные тексты, в которых есть внятная история. У нас были попытки бессюжетных спектаклей, но нашей публике все-таки трудно воспринимать чистую поэзию.

и: Недавно у одного молодого режиссера прочитала: МХАТ создавался как буржуазно-демократический театр психологической достоверности. Почему в начале XX века у буржуазии был запрос на психологическую достоверность, а теперь вдруг у нее любовь к "новой драме" - запрос на чернуху и тяга к снятию табу?

мирзоев: Не думаю, что "новая драма" - искусство для среднего класса. Эту публику туда заносит ветром моды. По-моему, это нормальное левацкое искусство. Оно - очевидный контрапункт буржуазному, зацикленному на материальном благополучии обществу.

Что касается табу: чем больше цензуры, тем больше искусства, которое пытается ее компенсировать... До тех пор пока нецензурная брань воспринимается как табуированная, с этим будут играть - с энтузиазмом и даже пафосом. Если будут табуированы политические партии, будут играть с запрещенными идеями. Я не играю с нарушением табу - мне это неинтересно.

и: Театральность присутствует в нашей жизни, политике, истории?

мирзоев: Если бы! Если бы человек мог по-детски наивно оценить свою жизнь, отказаться от бесконечной серьезности, от "чувства собственной важности", как говорили древние. Если бы он подходил к жизни как "человек играющий", я думаю, мы избежали бы очень многих бед.

Я думаю, если бы в современной России - не только в культуре, но и в политике, в бизнесе - было больше игры, театра, который не притворяется чем-то другим, мы все были бы более коммуникабельны, лучше бы слышали и чувствовали друг друга. Просто были бы счастливее. Но - увы: любая игра предполагает честное соперничество, а его наша постсоветская номенклатура боится как огня.

"Известия" 10:54 12.05.10 - http://www.izvestia.ru/culture/article3141736/

Владимир Мирзоев, интервью, Максим Суханов, СМИ, Сергей Маковецкий, персоны

Previous post Next post
Up