"Появление "Воццека" - это очень полезная вещь. Не только для музыкантов, но и для зрителей."
В СПб сейчас премьера "Женщины без тени"! А у нас - интервью гг. Чернякова и Курентзиса о премьере "Воццека". Поехать в Питер не смогла, читаю прессу.
Попыталась привести самые "говорящие" цитаты Курентзиса Т., но это оказалось невозможно: без контекста они еще более одиозны (это эвфемизм), чем внутри текста. Оставила только одну, вынесенную в заглавие, но она на совести "Ъ", т.к. именно с этой фразы начинается текст Курентзиса Т.
Высказывания же г-на Чернякова в ноябре 2009 года практически не изменились с августа 2006. Отличие нынешних от сделанных перед премьерой его ЕО в БТ лишь в некоторой заботе о том, чтобы не распугать публику, - и в смелом заявлении о первичности в опере партитуры.))
"В моих намерениях при постановке не было чего-то провокационного, чего от меня ждут, - сказал Черняков. - Я хотел сделать спектакль максимально искренним и глубоким, мы старались найти особую естественность происходящего".
- 2006 год
Д. Черняков - 2009:
Вопрос: если бы ваш "Воццек" был фильмом, какой бы слоган у него мог быть, как вам кажется?
Д.Ч. : Хочется сказать "как страшно жить". Но боюсь распугать публику.
... этот пресловутый, даже одиозный "маленький человек", о котором столько сказано. Это же клише. ... я должен в этом спектакле историю рассказать так, как ее представляю я.
Так, мне кажется, правильнее: ты действуешь абсолютно искренне и весь арсенал своих умений прикладываешь на пользу произведению, а не пытаешься действовать по каким-то придуманным лекалам. В конце концов вне зависимости от качества и таланта моей работы и работы дирижера главным героем премьерного вечера станет все-таки партитура Альбана Берга. - 2009 год
Имеем ли мы право после 60 с лишним лет существования постановки "..." предложить новое прочтение? Да, имеем, мы это право реализуем....А.В.
Интервью г-на Курентзиса журналу ОГОНЕК
Т. Курентзис:
- Как бы вы назвали появление "Воццека" в афише Большого театра: это культуртрегерский жест, попытка "догнать" западную практику или что-то еще?
- Появление "Воццека" - это очень полезная вещь. Не только для музыкантов, но и для зрителей. Сейчас у многих есть ощущение, что современная опера - это что-то маргинальное, не для всех, что-то слишком уж новое, хотя фундамент ее закладывался еще в начале ХХ века, и главным тут был, конечно, "Воццек". В нем нет привычной эпики, всяких, условно говоря, вагнеровских лебедей - всего того, что привычно для европейской оперы романтизма. Она и по хронометражу небольшая, но действие очень сконцентрировано, причем в основном в диалогах. Если бы "Воццека" не было, в опере не было бы движения. Получилось бы, что кино, скажем, смогло сделать шаг вперед, а опера почему-то нет. Так что для России это появление "Воццека" - действительно шанс встроиться в международный контекст. А то в провинции сейчас сами представляете себе, какое отношение к опере и к оперной культуре - на афишах "Тоски" Пуччини приходится писать "Флория Тоска", потому что иначе люди скажут: нет, на тоску не пойдем.
- И тем не менее вы именно "Воццеком" предполагаете изменить российское отношение к оперной культуре, в то время как в Большом не идут даже такие базовые вещи, как, скажем, "Травиата"?
- Театры, где можно послушать "Травиату", в России все-таки есть. "Воццек" не идет нигде, хотя это не просто гениальная музыка: он ведь для России был, может быть, даже более важным, чем для Германии. Понимаете, Россия все адаптирует на свой лад. Возьмите, скажем, классический балет конца XIX века и русский балет после Дягилева - это совершенно другое искусство, причем авангардное, хотя понятно, что корни у него европейские. Так и с "Воццеком". Без него очень многие вещи непонятны - у Денисова, Шнитке. Естественно, у Шостаковича. Его "Леди Макбет Мценского уезда", лучшую российскую оперу ХХ века, я думаю, можно даже назвать русским "Воццеком". И если хотя бы в Москве был бы опыт 4-5 постановок "Воццека", мне кажется, люди не только по-другому бы слушали оперу, всякую оперу, но и лучше понимали и современное искусство, и современную режиссуру.
- А музыкантам "Воццек" чем именно полезен?
- Это очень хорошая школа - почувствовать и пропустить через себя то напряжение, которое там есть и в ритме, и в интонациях. После этого у музыканта гораздо осознаннее будет звучать все что угодно, даже, не знаю, "Лебединое озеро".
- Вы с певцами тоже лично занимаетесь по отдельности?
- А как же, дирижер должен это делать, он должен точно знать, что он может получить от каждого. С оркестрантами, естественно, тоже нужно репетировать много, очень много, и бывает неприятно, когда не хватает помещений или когда оркестрант говорит: "Я не могу репетировать, мне нужно играть балет "Чиполлино" или там "Тщетную предосторожность"". Наверно, в организационном смысле Большому нужны какие-то перемены. Он мог бы, например, отказаться от огромного количества штатных солистов и иметь дело со сравнительно небольшой командой, как в ансамблевых театрах, приглашая по необходимости певцов со стороны.
- Руководству Большого по силам эти перемены, как вы думаете?
- Да, сейчас в Большом отличное руководство, и, поверьте, я это говорю не просто потому, что вот меня позвали дирижировать. Иксанов ведь мог бы и просто сидеть на своем месте, вообще ничего не предпринимая. А теперь есть еще и Леонид Десятников, человек, не включенный ни в какие интриги, джентльмен, который на вещи смотрит с этакой дендистской отстраненностью. И в результате в смысле режиссуры, например, репертуар у театра сейчас буквально на все вкусы - есть Черняков, есть Серебренников, есть Анатолий Васильев.
- Вы ведь давно хотели именно с Черняковым поставить "Воццека"?
- Да, мне кажется, это вещь именно для него. Он ее воспринимает как русский человек, с этим типично русским ощущением уязвимости, травмированности, хрустальной жалости. У него получилось очень психологичное и очень конкретное при этом прочтение, все внимание зрителя сосредотачивается на взаимодействии персонажей, всякая абстракция, гротеск, сюрреализм убраны. Отсюда и сосредоточенность на интерьерах в сценографии. Во всем этом нет того убийственного холода, который есть в немецкой оперной режиссуре, где все в конечном счете строится на эгоистичном расчете: вот у меня есть желание спровоцировать публику, и только поэтому я буду это свое радикальное решение раскручивать. Это дешево. "А если бы Черняков хотел бы сделать именно что-то провокационное во что бы то ни стало, у него была бы масса других вариантов. Например, "Воццек" в Древнем Египте. С пирамидами, жрецами и так далее, как "Аида". Вот это была бы провокация." - Т. Курентзис.
То ли смеяться, то ли плакать: "Появление "Воццека" - это очень полезная вещь. Не только для музыкантов, но и для зрителей." Эх, не ценят в СПб своего гения.
Попыталась привести самые "говорящие" цитаты Курентзиса Т., но это оказалось невозможно: без контекста они еще более одиозны (это эвфемизм), чем внутри текста. Оставила только одну, вынесенную в заглавие, но она на совести "Ъ", т.к. именно с этой фразы начинается текст Курентзиса Т.
Высказывания же г-на Чернякова в ноябре 2009 года практически не изменились с августа 2006. Отличие нынешних от сделанных перед премьерой его ЕО в БТ лишь в некоторой заботе о том, чтобы не распугать публику, - и в смелом заявлении о первичности в опере партитуры.))
"В моих намерениях при постановке не было чего-то провокационного, чего от меня ждут, - сказал Черняков. - Я хотел сделать спектакль максимально искренним и глубоким, мы старались найти особую естественность происходящего".
- 2006 год
Д. Черняков - 2009:
Вопрос: если бы ваш "Воццек" был фильмом, какой бы слоган у него мог быть, как вам кажется?
Д.Ч. : Хочется сказать "как страшно жить". Но боюсь распугать публику.
... этот пресловутый, даже одиозный "маленький человек", о котором столько сказано. Это же клише. ... я должен в этом спектакле историю рассказать так, как ее представляю я.
Так, мне кажется, правильнее: ты действуешь абсолютно искренне и весь арсенал своих умений прикладываешь на пользу произведению, а не пытаешься действовать по каким-то придуманным лекалам. В конце концов вне зависимости от качества и таланта моей работы и работы дирижера главным героем премьерного вечера станет все-таки партитура Альбана Берга. - 2009 год
Имеем ли мы право после 60 с лишним лет существования постановки "..." предложить новое прочтение? Да, имеем, мы это право реализуем....А.В.
Интервью г-на Курентзиса журналу ОГОНЕК
Т. Курентзис:
- Как бы вы назвали появление "Воццека" в афише Большого театра: это культуртрегерский жест, попытка "догнать" западную практику или что-то еще?
- Появление "Воццека" - это очень полезная вещь. Не только для музыкантов, но и для зрителей. Сейчас у многих есть ощущение, что современная опера - это что-то маргинальное, не для всех, что-то слишком уж новое, хотя фундамент ее закладывался еще в начале ХХ века, и главным тут был, конечно, "Воццек". В нем нет привычной эпики, всяких, условно говоря, вагнеровских лебедей - всего того, что привычно для европейской оперы романтизма. Она и по хронометражу небольшая, но действие очень сконцентрировано, причем в основном в диалогах. Если бы "Воццека" не было, в опере не было бы движения. Получилось бы, что кино, скажем, смогло сделать шаг вперед, а опера почему-то нет. Так что для России это появление "Воццека" - действительно шанс встроиться в международный контекст. А то в провинции сейчас сами представляете себе, какое отношение к опере и к оперной культуре - на афишах "Тоски" Пуччини приходится писать "Флория Тоска", потому что иначе люди скажут: нет, на тоску не пойдем.
- И тем не менее вы именно "Воццеком" предполагаете изменить российское отношение к оперной культуре, в то время как в Большом не идут даже такие базовые вещи, как, скажем, "Травиата"?
- Театры, где можно послушать "Травиату", в России все-таки есть. "Воццек" не идет нигде, хотя это не просто гениальная музыка: он ведь для России был, может быть, даже более важным, чем для Германии. Понимаете, Россия все адаптирует на свой лад. Возьмите, скажем, классический балет конца XIX века и русский балет после Дягилева - это совершенно другое искусство, причем авангардное, хотя понятно, что корни у него европейские. Так и с "Воццеком". Без него очень многие вещи непонятны - у Денисова, Шнитке. Естественно, у Шостаковича. Его "Леди Макбет Мценского уезда", лучшую российскую оперу ХХ века, я думаю, можно даже назвать русским "Воццеком". И если хотя бы в Москве был бы опыт 4-5 постановок "Воццека", мне кажется, люди не только по-другому бы слушали оперу, всякую оперу, но и лучше понимали и современное искусство, и современную режиссуру.
- А музыкантам "Воццек" чем именно полезен?
- Это очень хорошая школа - почувствовать и пропустить через себя то напряжение, которое там есть и в ритме, и в интонациях. После этого у музыканта гораздо осознаннее будет звучать все что угодно, даже, не знаю, "Лебединое озеро".
- Вы с певцами тоже лично занимаетесь по отдельности?
- А как же, дирижер должен это делать, он должен точно знать, что он может получить от каждого. С оркестрантами, естественно, тоже нужно репетировать много, очень много, и бывает неприятно, когда не хватает помещений или когда оркестрант говорит: "Я не могу репетировать, мне нужно играть балет "Чиполлино" или там "Тщетную предосторожность"". Наверно, в организационном смысле Большому нужны какие-то перемены. Он мог бы, например, отказаться от огромного количества штатных солистов и иметь дело со сравнительно небольшой командой, как в ансамблевых театрах, приглашая по необходимости певцов со стороны.
- Руководству Большого по силам эти перемены, как вы думаете?
- Да, сейчас в Большом отличное руководство, и, поверьте, я это говорю не просто потому, что вот меня позвали дирижировать. Иксанов ведь мог бы и просто сидеть на своем месте, вообще ничего не предпринимая. А теперь есть еще и Леонид Десятников, человек, не включенный ни в какие интриги, джентльмен, который на вещи смотрит с этакой дендистской отстраненностью. И в результате в смысле режиссуры, например, репертуар у театра сейчас буквально на все вкусы - есть Черняков, есть Серебренников, есть Анатолий Васильев.
- Вы ведь давно хотели именно с Черняковым поставить "Воццека"?
- Да, мне кажется, это вещь именно для него. Он ее воспринимает как русский человек, с этим типично русским ощущением уязвимости, травмированности, хрустальной жалости. У него получилось очень психологичное и очень конкретное при этом прочтение, все внимание зрителя сосредотачивается на взаимодействии персонажей, всякая абстракция, гротеск, сюрреализм убраны. Отсюда и сосредоточенность на интерьерах в сценографии. Во всем этом нет того убийственного холода, который есть в немецкой оперной режиссуре, где все в конечном счете строится на эгоистичном расчете: вот у меня есть желание спровоцировать публику, и только поэтому я буду это свое радикальное решение раскручивать. Это дешево. "А если бы Черняков хотел бы сделать именно что-то провокационное во что бы то ни стало, у него была бы масса других вариантов. Например, "Воццек" в Древнем Египте. С пирамидами, жрецами и так далее, как "Аида". Вот это была бы провокация." - Т. Курентзис.
То ли смеяться, то ли плакать: "Появление "Воццека" - это очень полезная вещь. Не только для музыкантов, но и для зрителей." Эх, не ценят в СПб своего гения.