"Идти в шеренге наступающей..."
Эти маленькие литературные зарисовки,словно кадры из какого-то старого фильма,всплывают в моей памяти и я вдруг понимаю,что жила совершенно в другую эпоху,настолько нереальную по сегодняшним меркам,как-будто это было время динозавров и все это было не со мной.
Хотя,наверно где-то еще носят портреты руководителей партии и правительства...)))
Опубликовано 03.09.2013 09:14
Автор: Наталья Резник
Портреты
Нам дали по портрету. Таня сразу спросила:
- Куда их сдавать?
- Да как с Дворцовой выйдете, там будут собирать.
Мы взяли по портрету и пошли. Мы их несли сначала лицами вниз - так было удобнее. Лица цеплялись друг за друга и за наши ноги.
- Блин, - сказала Таня, - вот рожи! Мешают идти.
Портреты дали не всем. Многие шли с пустыми руками или небольшими флажками и радовались жизни.
Мы подняли рожи вверх и немножко ими пофехтовали, чтобы развлечься. Но тут нас одернули: мол, все-таки школьное имущество.
- Члены политбюро чтоб были на палках, - сказала завуч. - Если отвалятся, кто их будет назад подвешивать?
Пока колонна двигалась вперед, Таня не переставала ругаться и говорить, что вообще непонятно, зачем портретов больше одного, если они все равно одинаковые, как из инкубатора.
- Ты своего члена хоть знаешь? - говорила Таня. - Вот именно: в политбюро все члены на одно лицо.
Потом мы наконец вышли с Дворцовой, нас понесла толпа, и к тому времени, как мы оказались на Невском, портретов уже не собирали. Мы пошли с портретами по Невскому. На нас оглядывались.
- Все, - сказала Таня, - я своего дальше не понесу. Меня с ним домой не пустят.
Она прислонила портрет в подземном переходе лицом к стене.
Я никак портрет оставить не могла, потому что он был не мой и его следовало вернуть в школу.
- Дура ты, - сказала Таня. - Как ты его утром в школу потащишь? Тебя же в психушку заберут.
Мне было очень страшно думать о том, что придется идти утром по улице с портретом, я всегда боялась выделяться, я даже боялась приходить в белом переднике, если не была уверена, что остальные не перепутают.
Но все неожиданно кончилось хорошо. Я поставила портрет в коридоре около тумбочки с обувью. Наша соседка по коммунальной квартире, выйдя вечером из комнаты, налетела на портрет и с криком "грабители!" упала вместе с портретом на тумбочку, сломав и то и другое.
Потом она вызвала участкового, обвинив нашу семью в провокации. Но это уже совсем другая история.
“Коммунисты, вперед!”
Сначала Ленка упала в обморок. Вместе со знаменем. Они менялись в своей знаменной группе каждые пятнадцать минут. Очередные пятнадцать минут Ленка не выдержала. Торжественное собрание продолжалось уже полтора часа. Дышать в спортзале было нечем. Дедушка-орденоносец произносил речь. У него, наверно, была тяжелая жизнь, и он привык обходиться без кислорода. Завуч сделала страшные глаза и прошипела: "Знамя! Пионерское знамя не должно лежать на полу!" Знаменосец покрепче Ленки подхватил знамя, а мы начали вытаскивать Ленку из зала за спиной дедушки. На выходе мы стукнули ее головой о косяк двери, и завуч опять заволновалась. Но дедушка ничего не заметил и продолжал говорить, что вся надежда на нас, молодое поколение, и мы должны нести и крепить и защищать Родину, как Александр Матросов. Мы вынесли Ленку из зала и посадили ее на пол. Следом за нами выбежала наша Татьяна Николаевна. От удара о косяк Ленка пришла в себя, открыла глаза и сказала:
- Можно я пойду домой?
- Домой ей надо! - сказала Татьяна Николаевна. - Домой! А как раньше пионеры? Вот Валя Котик бы держался до конца!
- Я тоже держалась до конца, - сказала Ленка.
Я спросила:
- Может, я Лену домой отведу?
- Ты что, Полякова, с ума сошла! - сказала Татьяна Николаевна. - Ты же ведущая. А кто у нас будет читать "Коммунисты, вперед!" со сломанным микрофоном?
Ленка ушла. Я уже собиралась вернуться в зал, когда оттуда выскочила девочка в белом переднике и сообщила:
- Татьяна Николаевна, у новенькой припадок.
- Какой припадок?
- Пелипептический. То есть этот - лепилептический.
Мы вбежали внутрь. В третьем ряду зияло пустое пространство, дети жались друг к другу, а на двух упавших стульях корчилась в судорогах пионерка класса из четвертого. Она была гораздо легче Ленки, мы ее быстро унесли в учительскую, пока дедушка ветеран говорил:
- Государство дает вам все: бесплатное образование, бесплатную медицину, бесплатный труд…
В учительской Татьяна Николаевна кричала в трубку: "Школа!... Ребенок!.. День Победы!.. Приступ! Приступ у ребенка…"
- А ты назад иди! - заорала она на меня. - "Коммунисты вперед!"
Я успела вернуться, вручить дедушке причитавшиеся ему по сценарию цветы и прочитать "Коммунисты, вперед!"
Когда собрание закончилось, больной девочки в учительской уже не оказалось. Ее увезла "скорая". Татьяна Николаевна сидела одна, записывала что-то в блокнот и бормотала:
- Моду они взяли в обмороки падать! На следующий год никаких больных! А ты, Полякова, вот что, найди-ка какое-нибудь другое стихотворение про коммунистов к следующему году. Это уже слушать невозможно.
Через год мы вступили в комсомол, Ленка больше не носила пионерское знамя, и больную девочку перевели в другую школу. А мне пионервожатая подобрала новое стихотворение:
…
Идти в шеренге наступающей,
Как ни был бы огонь неистов.
Таков он был и есть, товарищи,
Моральный кодекс коммуниста.
Хорошие стихи. Главное - короткие.
Национальность Карла Маркса
Галина Васильевна сложила руки на животе, прямо под кружевным воротником, и продиктовала:
- Карл Маркс родился 5-го мая 1818 года в немецком городе Трире…
- А какую национальность писать? - быстро спросил Сенюшкин.
- Что? - не поняла Галина Васильевна
- Ну, имя, дату, место рождения записали, а как же национальность?
Галина Васильевна покраснела, но сделала вид, что не заметила вопроса, и продолжила:
- … в семье адвоката…
- Так какую национальность писать? - не унимался Сенюшкин.
Галина Васильевна покраснела еще больше и могла бы уже посоревноваться в яркости со свеклой. Все ждали. Галина Васильевна продолжала молчать, и видно было, что она мучительно размышляет над ответом. Назвать Маркса немцем Галина Васильевна не могла, поскольку и сама таковым его не признавала. Ответить "еврей" было нельзя по двум причинам. Во-первых, слишком сильно затянулась пауза. Если так долго пришлось молчать, значит, было, что скрывать, значит в том, что Маркс был евреем, крылось что-то постыдное, а ничего постыдного в этом вроде бы не было. Конечно, быть евреем хуже, чем быть немцем, но и не стыдиться же этого! В конце концов, хорошо, что Маркс не был чукчей. Во-вторых, произнести слово "еврей" во всеуслышание - это было просто неприлично, все равно что сказать при всем классе слово "жопа". И сказать такое о ком! О самом Марксе! Щеки у Галины Васильевны надулись, и на лице явно прочитывалась обида на Маркса: "Надо же, великий человек, и такая национальность!" В классе начали хихикать.
- Так какую национальность писать? - спросил Сенюшкин в третий раз.
Галина Васильевна выдохнула и произнесла скороговоркой:
- Где родился, ту национальность и пиши.
- Пишу. Карл Маркс, национальность - Трир, - немедленно откликнулся Сенюшкин под общий хохот.
А я подумала, как чудесно звучала бы эта национальность в марксовской биографии. "Карл Маркс, трир по национальности, родился в Германии…" или "Карл Маркс родился в семье немецких триров…" Простенько, элегантно и до того непонятно, что не вызывает никаких вопросов. И не торчит из текста красным указующим перстом: вот, мол, он кто на самом деле, хоть и родился в Германии. Говорят, Галина Васильевна после того, как мы закончили школу, перешла на преподавание истории средних веков и никакой другой. А я до сих пор в компании слово "еврей" произношу с усилием. Даже слово "жопа" дается мне легче. По крайней мере, на "жопу" почти никто не обижается.