игры патриотов
До сих пор у меня смешанные мысли и чувства от этого проекта. До сих пор я не могу сформулировать для себя ответы на вопросы, которые задала мне эта игра. Наверное, я бы продолжила метаться и тянуть с отчетом, но я вижу отчеты других игроков, я ощущаю бурю, которая поднимается во мне при прочтении этих отчетов. Я понимаю, что не могу дальше тянуть.
Нужно написать. Для тех, кто был рядом со мной по эту сторону баррикад. Для тех, кто видит ситуацию с той стороны. Для мастеров, которые вложили в этот проект все и даже немного больше - так, что у них сейчас даже эмоций не осталось. Для себя самой - чтобы найти, наконец, точку опоры и идти дальше.
Мой отчет будет непоследователен, эмоционален и некатегоричен - потому, что эта история, этот кусок чужой, но принятой как своя собственная, жизни еще надолго оставит для меня вопросы и чувства, к которым я буду обращаться каждый раз, когда в сводке новостей услышу о том, что где-то люди убивают друг друга.
Пожалуй, начнем.
Часть первая. Техническая.
Про мастеров
За 14 лет, которые я играю в ролевые игры, это была первая игра, на которой я не заметила ни одного мастерского косяка. Ни одного. Я не говорю, что их не было. Но я их не заметила. При всей своей обычной внимательности и дотошности. Для меня это высшая оценка. Ребята, вы сделали супер-игру. Это уже профессионализм, как ни крути. Не хочу даже говорить про модели, АХЧ, прогрузы, идеи. Просто профессионально - и все. То, что вы круты, я знала и раньше. Теперь вы - эксперты, и за советами я пойду к вам. Это была одна из трех лучших игр в моей жизни. И самая безукоризненная. Спасибо.
Про идею
Когда мы в первый раз с Машей заговорили о моей роли на эту игру, Маша предложила мне быть одной из глав Шинн Фейн. «Нужно будет договариваться», - сказала Маша. Я понимала, что предложение мне подходит, но мне хотелось попробовать немного другое. Я вспомнила персонажа по имени Игла из «Статского советника». «Вот это, - сказала я. - Я буду членом ИРА. Но не фанатиком, не агрессивным быдлом, а человеком сознательным, который пришел к этому из-за личной драмы. Могу отвечать за пропаганду. Но, если надо, могу и бомбу подложить». «Не вопрос», - сказала Маша.
Про реальность
Незадолго до игры я засомневалась. Скажу прямо - я не хотела ехать. Всем известные события в соседней стране настолько сильно перекликались с предлагаемыми обстоятельствами, что меня начало воротить от всей этой темы. Но я решила все-таки поехать. Во-первых - потому что это была ТА САМАЯ мастерская группа. Во-вторых - потому что это был вызов комфортной позиции «страуса», закопавшего голову в песок, и всем «диванным войскам» сразу. В-третьих - потому что туда собиралось огромное количество людей, которых я уважаю и люблю. Это событие просто нельзя было пропустить. Никак.
Про роль
Так появилась Лиан МакБарен - дочь владельца табачной лавки, профессор литературы, декан закрытого университета Лондондерри, основатель Клуба любителей ирландской поэзии, секретарь католического прихода отца МакЛеннана, подруга профсоюзного лидера Томми Ханнауэя, официальный член партии Шинн Фейн.
Лиан МакБарен - дочь, сестра, тётя, добрая соседка, пекущая по утрам оладушки, поющая вечерами песни на гэльском и водящая дружбу с соседской девчонкой Мойрой Драмм.
Лиан МакБарен, на глазах у которой полтора года назад человек в форме констебля убил ее жениха Алана Ханнауэя.
Лиан МакБарен, которая, разделив свое горе по Алану с его братом Лиамом, вступила в ИРА и отсудила у англичан мыловарню, взяв под опеку двух племянников Пита и Марти О'Брайенов.
Лиан МакБарен - женщина из Богсайда.
Часть вторая. Лирическая.
Вечер
Суета. Много странной бесполезной суеты. Есть дела по дому, но уже зовут на собрание Шинн Фейн. Что там? Неинтересно. После смерти Алана совсем неинтересно. Вы - беззубы. Вы ничего не можете изменить. Как назло Бернадетт Девлин вцепилась мертвой хваткой и не отпускает. Что нужно сделать? Ладно, завтрашний день разберет, кто из нас прав. Племянники пошли варить мыло. Не только мыло, я полагаю. В «Горбут Гусь» - бои. Гарри - прекрасен, кто бы сомневался в моем брате. Уложил в нокдаун соперника вдвое тяжелее. Не зря поставила на него. Голос сорван, 50 фунтов - в семейный бюджет. У соседей - посиделки. Песни и танцы. Гэлик. Никто не стесняется. Богсайд - наша территория, наш дом. На том и стоим.
Утро
Опять суета. Всех накормить. Большая семья, а ты - в ответе. Сестра - с утра на радио. Все расходятся по делам. Часы затишья - сиди, делай самокрутки из отличного табака - нам нужны деньги. Пришел полицейский. Инспектор. Задавал вопросы по делу Алана. Разворошил затихшие чувства спустя полтора года, но хотя бы выслушал - будет ли толк? Митинги, демонстрации. Собирай голоса - это нужно. Кому? Поймешь скоро. А пока ходи, говори, объясняй, доказывай.
Приехал Епископ. Радость! Огромная радость - он направит, он укажет путь, скоро месса. Подходят свои, из булочной. Нужно организовать госпиталь в Богсайде. «Отец МакЛеннан, можно с вами поговорить?». Много работы.
Кладбище. Привет, Алан. Я помню тебя. Сегодня вечером я буду читать стихи Йейтса в «БлэкБук». Ты так их любил. Я решила, прочитаю и твои. Я никогда не забуду тебя и того, что с тобой сделали.
День
Епископ и его спутница убиты. Месса превращается в похороны. Отец МакЛеннан читает проповедь и предлагает проводить тела крестным ходом. «А пойдемте через протестантский квартал, пусть видят, как нас много!». Мы идем. Читаем молитвы. Церемония приходит к площади, где констебли избивают лежащего на земле человека. Крики. Ругань. Газ - в лицо старику и женщинам. Выстрелы в воздух из пулемета. Паника. Полицейские дубинками разгоняют людей с площади…
Вечер
Богсайд. Дом. Прошли выборы. Мэр - наш. Наша заслуга, наш повод не пускать в ход крайние меры. Надежда. Люди стоят на крыльце, разговаривают, пьют, шутят. В конце концов, мы просто хотим работать и жить.
Выстрелы. Сразу и много. Тотальный обстрел. Женщин прячут в дома. В доме темно и очень страшно. Там, на крыльце - наши мужчины, защищают наш дом и нас. Пулемет бьет без остановки. Господи, как же страшно…
Открывается дверь. Вносят тело. «Марти убит». Господи, почему?!! Мы не были близки, но он - моя кровь, мой родной человек, мой маленький, глупый мальчик, попавший в водоворот, безотцовщина… Я не успеваю подойти к Марти. Дверь снова открывается. «Гарри… Ранение в грудь». На пол мешком сваливают Гарри. В груди - страшная дыра, из которой хлещет кровь. Хватаю последнюю белую рубашку в доме. В темноте хорошо видно, как белая ткань впитывает кровь.
Из-за стены изредка доносятся голоса ребят - моих соседей. Вот Томми - что-то командует, и слышен грохот опрокидываемых стульев. Я зажимаю рану на груди брата и смотрю в его побелевшее лицо. Липкая кровь растекается по моим рукам. Гарри бьется в конвульсиях и начинает закрывать глаза. «Гарри!!! Не смей! Не засыпай, смотри на меня! Смотри на меня!!!». Канонада не прекращается ни на секунду. Я не могу вспомнить ни строчки из молитвы. Господи, как же страшно…
В комнату врывается врач, делает перевязку. «Времени мало, его нужно доставить в госпиталь!». На улице крики. Выстрелы смолкают. Мы выносим Гарри. Коридор. Никто не стреляет. Я должна быть здесь, но я должна быть с Гарри. Мы бежим к госпиталю в секунды тишины, ожидая, что вот-вот снова начнутся выстрелы. По нам. Но нас пропускают, и мы уходим в госпиталь. Надежда.
Ночь
Гарри спасают. Господи, благослови всех докторов, что под пулями рискуют своей жизнью, спасая жизни других! Нас укрывают монахини. Я понимаю, что Гарри спасен и пробираюсь в обход к мыловарне. Там Пит. «Научи меня варить» - «Мыло?» - «Нет, не мыло» - «Тетя, не надо тебе этого…» - «Марти мертв. Ты не справишься один… Начинай!». В мыловарне накурено и жарко. Пит, мой любимый племянник, почти что мой сын, мой «медвежонок», с повзрослевшим за одну ночь лицом учит меня делать бомбу. Я умею учиться. Теперь я знаю, как. Мы вместе собираем бомбу и уходим домой. Считать выживших и оплакивать павших.
Утро
Завтрак - по привычке. Место Марти пустует. Пит берет тело Марти и мы идем на кладбище. Скромная панихида. Кто-то из семьи должен сказать слово. Все молчат и ждут. Ждут меня. Ком в горле. «Марти, твоя смерть не будет напрасной. Я клянусь!». Уходим. Опять суета. Митинги. Демонстрации. Пусто…
Из полицейского участка приходят люди. Говорят, что не будут требовать разоружения Богсайда, если выдадут членов ИРА. Вместе с Мойрой идем к суперинтенданту взглянуть на их списки. Уже у полицейского участка незаметно скидываю в кусты из сумки коктейль Молотова, захожу. Руки трясутся. Мое имя может оказаться первым в списке - значит, так тому и быть. Нет. Требуют выдать десяток человек, из которых часть погибла уже вчера. Но в списке - Пит. Уходим.
День
Пит, смущаясь, знакомит со своей невестой. Иудейка. Какая разница? Я давно поняла, то, что происходит сейчас - это не вопрос религии или национальности, это вопрос политики. Я прихожу к Голдманам на празднование свадьбы, оно же - шаббат. Красивое застолье, красивая пара, мирные разговоры. Нужно произнести тост от семьи жениха. Пит и Гарри смотрят на меня. Я говорю. Говорю от сердца. О том, что сейчас чувствую острее всего. О том, что Богу - не важно, каким именем называют его, он объединяет праведников. И вижу согласие, понимание. Вижу, что люди готовы идти за этой идеей. Надежда.
Потом, наконец-то, матч по гэльскому футболу, который так старался организовать отец МакЛеннан. Зеленое поле, синее небо, парни играют в футбол, зрители болеют, пьют сидр и пиво, разговаривают, шутят. Среди них есть и протестанты и англичане. Вот молоденький врач-англичанин встает и присоединяется к одной из команд. Болельщики скандируют «Богсайд! Богсайд!». И все смеются и все рады - ведь в любом случае победит Богсайд, раз играют мужики Богсайда. Мир. Тишина. Спокойствие. Ради этого все. Ради таких вот редких минут. И только Пит, залегший в кустах с автоматом и в черном берете ИРА, напоминает, что у нас продолжается война. За что? За эти редкие минуты счастья.
Водоворот закручивает меня все глубже. Выборы, акции, митинги… Возвращаюсь в Богсайд. На крыльце дома меня находит Баша - жена Пита. Вся в черном и в его черном берете. Она говорит, что Пита убили. Пока я где-то ходила, его уже успели отпеть и похоронить… Словно в забытьи, я обнимаю ее и мертвым голосом говорю слова успокоения, она уверяет, что готова на все, чтобы отплатить за смерть любимого. Я словно смотрю на саму себя год назад. Я не готова принимать происходящее и ухожу.
Кладбище. Я сижу на земле и не могу остановиться рыдать. Я даже не пытаюсь. Ведь пока я плачу - я не делаю ничего другого… Но рано или поздно слезы высыхают. Я прекрасно знаю, где лежат три бомбы, одну из которых я собрала вместе с Питом прошлой ночью. Я знаю, как их завести и куда положить. Я иду за ними.
По дороге меня встречает Лиам и, понимая, что происходит, пытается меня остановить. У дома меня встречает Томми и тоже пытается меня остановить. Но я не слышу их. Я обращаюсь ко всем жителям Богсайда, собравшимся на крыльце нашего дома. Я обращаюсь к ним и вкладываю в свои слова весь свой гнев и всю свою боль. Они слушают и молча идут за оружием.
Вечер
Я направляюсь за бомбой, но меня останавливает Баша. В ее руках какая-то бумажка. Смотрю. Справка. Беременна. Ребенок Пита. Господь не дает мне времени даже осмыслить эту новость. В Богсайд приходят парламентеры. Говорит прокурор. Я вижу лицо очень уставшего человека, который даже не надеется, что его услышат. Это даже уже не политика. Тогда что это?
Он предлагает решение. Оно, конечно же, не нравится парням Богсайда. Я смотрю в их лица и понимаю, что сегодня ночью они все умрут. Каждый из них.
В каждом из них я вижу Алана, Марти, Пита. Над каждым из них я вижу скупую надпись могильной плиты. И что-то меняется. Сразу и вдруг. Не понимая себя, я снова обращаюсь к ним. Но в этот раз я предлагаю сделать все, чтобы выжить. Хотя бы попытаться. Парни недоумевают, спорят, сомневаются. Томми, на которого обращены все взгляды, качает головой: «Как скажешь. Если ты считаешь, что нужно пойти на это, я соглашусь, мы пойдем и наденем эту пидорскую форму, сдадим оружие. Но, если завтра они придут, чтобы перестрелять всех нас…».
Томми не успел договорить. Прямо в этот момент раздались выстрелы в нашу сторону. В спину прокурора и констеблей. «Наш выбор сделали за нас! - крикнул Томми. - Оружие к бою!». Я не ушла в этот раз. Здесь Гарри, Томми, Лиам, другие ребята. За нашими спинами, в соседнем доме, Мойра прячет женщин и детей. Я взяла в руки автомат, который накануне ночью дал мне Пит, и принесла из нашей комнаты мешок с коктейлями Молотова.
Ночь
Господи, мне уже не страшно, я готова ко всему. Но если ты еще веришь в нас так, как мы верим в тебя... Дай нам шанс…
Часть третья. Эпилог.
На этой игре со мной произошло много всего, но про одно точно стоит еще сказать. Всю игру я собирала бобы. Чертовы бобы! Практически все бобы католиков-ирландцев были собраны мной. И только в моей власти было решить пустить их на идею ИРА или на идею Шинн Фейн, поскольку я состояла в обеих этих организациях. Но только один мешок - малая толика - ушел в ИРА, те, собранные на крыльце моего дома в Богсайде, после смерти Пита. Многие игроки говорят, что ИРА мало себя проявляло, было «не настоящим». У меня для этих людей есть, что сказать.
Знаете, ребята, вы забываете, что ИРА - это не просто три каких-то буквы. За ними стоят люди. Настоящие, живые. Со своими судьбами, историями, сомнениями. Никто не является абсолютным злом или абсолютным добром от рождения. Я попыталась влезть в шкуру человека, который многое принял от жизни, и потому его решения не были столь однозначны. Никто из нас не хотел насилия ради насилия. И когда нам шли на встречу - мы опускали оружие. А когда истребляли без разбора - ощетинивались и давали отпор.
И еще. Это чертовски сложно - играть, нет, на этой игре - быть человеком, который попал в подобные жизненные обстоятельства и, в силу своих возможностей, мог влиять на ситуацию. Чертовски сложно! Меня постоянно кидали из одной стороны в другую разные люди, разные ценности и ситуации. Маятник раскачивался все сильнее - и тем сложнее было принимать решения, от которых зависели жизни и судьбы других людей. И, тем не менее, это бесценный опыт, который я надеюсь никогда не пережить в реальной жизни.
Спасибо вам всем - мастерам, игротехам, игрокам - за эти несколько дней, сложившихся в настоящую жизнь. За те мысли и чувства, которые стали моими и останутся со мной навсегда. Впервые после игры у меня нет ни к кому претензий, только благодарности.
И отдельно, не могу просто не сделать этого, спасибо моей семье - Богсайду. Я мечтаю когда-нибудь вернуться в такое место, в котором не запирают двери, в котором каждый готов отдать последнее своему соседу, потому что он - брат. В котором есть, ради чего жить и ради чего умирать. Спасибо вам!
Ваша Лиан МакБарен. Дерри. Богсайд. 1972 год.
Нужно написать. Для тех, кто был рядом со мной по эту сторону баррикад. Для тех, кто видит ситуацию с той стороны. Для мастеров, которые вложили в этот проект все и даже немного больше - так, что у них сейчас даже эмоций не осталось. Для себя самой - чтобы найти, наконец, точку опоры и идти дальше.
Мой отчет будет непоследователен, эмоционален и некатегоричен - потому, что эта история, этот кусок чужой, но принятой как своя собственная, жизни еще надолго оставит для меня вопросы и чувства, к которым я буду обращаться каждый раз, когда в сводке новостей услышу о том, что где-то люди убивают друг друга.
Пожалуй, начнем.
Часть первая. Техническая.
Про мастеров
За 14 лет, которые я играю в ролевые игры, это была первая игра, на которой я не заметила ни одного мастерского косяка. Ни одного. Я не говорю, что их не было. Но я их не заметила. При всей своей обычной внимательности и дотошности. Для меня это высшая оценка. Ребята, вы сделали супер-игру. Это уже профессионализм, как ни крути. Не хочу даже говорить про модели, АХЧ, прогрузы, идеи. Просто профессионально - и все. То, что вы круты, я знала и раньше. Теперь вы - эксперты, и за советами я пойду к вам. Это была одна из трех лучших игр в моей жизни. И самая безукоризненная. Спасибо.
Про идею
Когда мы в первый раз с Машей заговорили о моей роли на эту игру, Маша предложила мне быть одной из глав Шинн Фейн. «Нужно будет договариваться», - сказала Маша. Я понимала, что предложение мне подходит, но мне хотелось попробовать немного другое. Я вспомнила персонажа по имени Игла из «Статского советника». «Вот это, - сказала я. - Я буду членом ИРА. Но не фанатиком, не агрессивным быдлом, а человеком сознательным, который пришел к этому из-за личной драмы. Могу отвечать за пропаганду. Но, если надо, могу и бомбу подложить». «Не вопрос», - сказала Маша.
Про реальность
Незадолго до игры я засомневалась. Скажу прямо - я не хотела ехать. Всем известные события в соседней стране настолько сильно перекликались с предлагаемыми обстоятельствами, что меня начало воротить от всей этой темы. Но я решила все-таки поехать. Во-первых - потому что это была ТА САМАЯ мастерская группа. Во-вторых - потому что это был вызов комфортной позиции «страуса», закопавшего голову в песок, и всем «диванным войскам» сразу. В-третьих - потому что туда собиралось огромное количество людей, которых я уважаю и люблю. Это событие просто нельзя было пропустить. Никак.
Про роль
Так появилась Лиан МакБарен - дочь владельца табачной лавки, профессор литературы, декан закрытого университета Лондондерри, основатель Клуба любителей ирландской поэзии, секретарь католического прихода отца МакЛеннана, подруга профсоюзного лидера Томми Ханнауэя, официальный член партии Шинн Фейн.
Лиан МакБарен - дочь, сестра, тётя, добрая соседка, пекущая по утрам оладушки, поющая вечерами песни на гэльском и водящая дружбу с соседской девчонкой Мойрой Драмм.
Лиан МакБарен, на глазах у которой полтора года назад человек в форме констебля убил ее жениха Алана Ханнауэя.
Лиан МакБарен, которая, разделив свое горе по Алану с его братом Лиамом, вступила в ИРА и отсудила у англичан мыловарню, взяв под опеку двух племянников Пита и Марти О'Брайенов.
Лиан МакБарен - женщина из Богсайда.
Часть вторая. Лирическая.
Вечер
Суета. Много странной бесполезной суеты. Есть дела по дому, но уже зовут на собрание Шинн Фейн. Что там? Неинтересно. После смерти Алана совсем неинтересно. Вы - беззубы. Вы ничего не можете изменить. Как назло Бернадетт Девлин вцепилась мертвой хваткой и не отпускает. Что нужно сделать? Ладно, завтрашний день разберет, кто из нас прав. Племянники пошли варить мыло. Не только мыло, я полагаю. В «Горбут Гусь» - бои. Гарри - прекрасен, кто бы сомневался в моем брате. Уложил в нокдаун соперника вдвое тяжелее. Не зря поставила на него. Голос сорван, 50 фунтов - в семейный бюджет. У соседей - посиделки. Песни и танцы. Гэлик. Никто не стесняется. Богсайд - наша территория, наш дом. На том и стоим.
Утро
Опять суета. Всех накормить. Большая семья, а ты - в ответе. Сестра - с утра на радио. Все расходятся по делам. Часы затишья - сиди, делай самокрутки из отличного табака - нам нужны деньги. Пришел полицейский. Инспектор. Задавал вопросы по делу Алана. Разворошил затихшие чувства спустя полтора года, но хотя бы выслушал - будет ли толк? Митинги, демонстрации. Собирай голоса - это нужно. Кому? Поймешь скоро. А пока ходи, говори, объясняй, доказывай.
Приехал Епископ. Радость! Огромная радость - он направит, он укажет путь, скоро месса. Подходят свои, из булочной. Нужно организовать госпиталь в Богсайде. «Отец МакЛеннан, можно с вами поговорить?». Много работы.
Кладбище. Привет, Алан. Я помню тебя. Сегодня вечером я буду читать стихи Йейтса в «БлэкБук». Ты так их любил. Я решила, прочитаю и твои. Я никогда не забуду тебя и того, что с тобой сделали.
День
Епископ и его спутница убиты. Месса превращается в похороны. Отец МакЛеннан читает проповедь и предлагает проводить тела крестным ходом. «А пойдемте через протестантский квартал, пусть видят, как нас много!». Мы идем. Читаем молитвы. Церемония приходит к площади, где констебли избивают лежащего на земле человека. Крики. Ругань. Газ - в лицо старику и женщинам. Выстрелы в воздух из пулемета. Паника. Полицейские дубинками разгоняют людей с площади…
Вечер
Богсайд. Дом. Прошли выборы. Мэр - наш. Наша заслуга, наш повод не пускать в ход крайние меры. Надежда. Люди стоят на крыльце, разговаривают, пьют, шутят. В конце концов, мы просто хотим работать и жить.
Выстрелы. Сразу и много. Тотальный обстрел. Женщин прячут в дома. В доме темно и очень страшно. Там, на крыльце - наши мужчины, защищают наш дом и нас. Пулемет бьет без остановки. Господи, как же страшно…
Открывается дверь. Вносят тело. «Марти убит». Господи, почему?!! Мы не были близки, но он - моя кровь, мой родной человек, мой маленький, глупый мальчик, попавший в водоворот, безотцовщина… Я не успеваю подойти к Марти. Дверь снова открывается. «Гарри… Ранение в грудь». На пол мешком сваливают Гарри. В груди - страшная дыра, из которой хлещет кровь. Хватаю последнюю белую рубашку в доме. В темноте хорошо видно, как белая ткань впитывает кровь.
Из-за стены изредка доносятся голоса ребят - моих соседей. Вот Томми - что-то командует, и слышен грохот опрокидываемых стульев. Я зажимаю рану на груди брата и смотрю в его побелевшее лицо. Липкая кровь растекается по моим рукам. Гарри бьется в конвульсиях и начинает закрывать глаза. «Гарри!!! Не смей! Не засыпай, смотри на меня! Смотри на меня!!!». Канонада не прекращается ни на секунду. Я не могу вспомнить ни строчки из молитвы. Господи, как же страшно…
В комнату врывается врач, делает перевязку. «Времени мало, его нужно доставить в госпиталь!». На улице крики. Выстрелы смолкают. Мы выносим Гарри. Коридор. Никто не стреляет. Я должна быть здесь, но я должна быть с Гарри. Мы бежим к госпиталю в секунды тишины, ожидая, что вот-вот снова начнутся выстрелы. По нам. Но нас пропускают, и мы уходим в госпиталь. Надежда.
Ночь
Гарри спасают. Господи, благослови всех докторов, что под пулями рискуют своей жизнью, спасая жизни других! Нас укрывают монахини. Я понимаю, что Гарри спасен и пробираюсь в обход к мыловарне. Там Пит. «Научи меня варить» - «Мыло?» - «Нет, не мыло» - «Тетя, не надо тебе этого…» - «Марти мертв. Ты не справишься один… Начинай!». В мыловарне накурено и жарко. Пит, мой любимый племянник, почти что мой сын, мой «медвежонок», с повзрослевшим за одну ночь лицом учит меня делать бомбу. Я умею учиться. Теперь я знаю, как. Мы вместе собираем бомбу и уходим домой. Считать выживших и оплакивать павших.
Утро
Завтрак - по привычке. Место Марти пустует. Пит берет тело Марти и мы идем на кладбище. Скромная панихида. Кто-то из семьи должен сказать слово. Все молчат и ждут. Ждут меня. Ком в горле. «Марти, твоя смерть не будет напрасной. Я клянусь!». Уходим. Опять суета. Митинги. Демонстрации. Пусто…
Из полицейского участка приходят люди. Говорят, что не будут требовать разоружения Богсайда, если выдадут членов ИРА. Вместе с Мойрой идем к суперинтенданту взглянуть на их списки. Уже у полицейского участка незаметно скидываю в кусты из сумки коктейль Молотова, захожу. Руки трясутся. Мое имя может оказаться первым в списке - значит, так тому и быть. Нет. Требуют выдать десяток человек, из которых часть погибла уже вчера. Но в списке - Пит. Уходим.
День
Пит, смущаясь, знакомит со своей невестой. Иудейка. Какая разница? Я давно поняла, то, что происходит сейчас - это не вопрос религии или национальности, это вопрос политики. Я прихожу к Голдманам на празднование свадьбы, оно же - шаббат. Красивое застолье, красивая пара, мирные разговоры. Нужно произнести тост от семьи жениха. Пит и Гарри смотрят на меня. Я говорю. Говорю от сердца. О том, что сейчас чувствую острее всего. О том, что Богу - не важно, каким именем называют его, он объединяет праведников. И вижу согласие, понимание. Вижу, что люди готовы идти за этой идеей. Надежда.
Потом, наконец-то, матч по гэльскому футболу, который так старался организовать отец МакЛеннан. Зеленое поле, синее небо, парни играют в футбол, зрители болеют, пьют сидр и пиво, разговаривают, шутят. Среди них есть и протестанты и англичане. Вот молоденький врач-англичанин встает и присоединяется к одной из команд. Болельщики скандируют «Богсайд! Богсайд!». И все смеются и все рады - ведь в любом случае победит Богсайд, раз играют мужики Богсайда. Мир. Тишина. Спокойствие. Ради этого все. Ради таких вот редких минут. И только Пит, залегший в кустах с автоматом и в черном берете ИРА, напоминает, что у нас продолжается война. За что? За эти редкие минуты счастья.
Водоворот закручивает меня все глубже. Выборы, акции, митинги… Возвращаюсь в Богсайд. На крыльце дома меня находит Баша - жена Пита. Вся в черном и в его черном берете. Она говорит, что Пита убили. Пока я где-то ходила, его уже успели отпеть и похоронить… Словно в забытьи, я обнимаю ее и мертвым голосом говорю слова успокоения, она уверяет, что готова на все, чтобы отплатить за смерть любимого. Я словно смотрю на саму себя год назад. Я не готова принимать происходящее и ухожу.
Кладбище. Я сижу на земле и не могу остановиться рыдать. Я даже не пытаюсь. Ведь пока я плачу - я не делаю ничего другого… Но рано или поздно слезы высыхают. Я прекрасно знаю, где лежат три бомбы, одну из которых я собрала вместе с Питом прошлой ночью. Я знаю, как их завести и куда положить. Я иду за ними.
По дороге меня встречает Лиам и, понимая, что происходит, пытается меня остановить. У дома меня встречает Томми и тоже пытается меня остановить. Но я не слышу их. Я обращаюсь ко всем жителям Богсайда, собравшимся на крыльце нашего дома. Я обращаюсь к ним и вкладываю в свои слова весь свой гнев и всю свою боль. Они слушают и молча идут за оружием.
Вечер
Я направляюсь за бомбой, но меня останавливает Баша. В ее руках какая-то бумажка. Смотрю. Справка. Беременна. Ребенок Пита. Господь не дает мне времени даже осмыслить эту новость. В Богсайд приходят парламентеры. Говорит прокурор. Я вижу лицо очень уставшего человека, который даже не надеется, что его услышат. Это даже уже не политика. Тогда что это?
Он предлагает решение. Оно, конечно же, не нравится парням Богсайда. Я смотрю в их лица и понимаю, что сегодня ночью они все умрут. Каждый из них.
В каждом из них я вижу Алана, Марти, Пита. Над каждым из них я вижу скупую надпись могильной плиты. И что-то меняется. Сразу и вдруг. Не понимая себя, я снова обращаюсь к ним. Но в этот раз я предлагаю сделать все, чтобы выжить. Хотя бы попытаться. Парни недоумевают, спорят, сомневаются. Томми, на которого обращены все взгляды, качает головой: «Как скажешь. Если ты считаешь, что нужно пойти на это, я соглашусь, мы пойдем и наденем эту пидорскую форму, сдадим оружие. Но, если завтра они придут, чтобы перестрелять всех нас…».
Томми не успел договорить. Прямо в этот момент раздались выстрелы в нашу сторону. В спину прокурора и констеблей. «Наш выбор сделали за нас! - крикнул Томми. - Оружие к бою!». Я не ушла в этот раз. Здесь Гарри, Томми, Лиам, другие ребята. За нашими спинами, в соседнем доме, Мойра прячет женщин и детей. Я взяла в руки автомат, который накануне ночью дал мне Пит, и принесла из нашей комнаты мешок с коктейлями Молотова.
Ночь
Господи, мне уже не страшно, я готова ко всему. Но если ты еще веришь в нас так, как мы верим в тебя... Дай нам шанс…
Часть третья. Эпилог.
На этой игре со мной произошло много всего, но про одно точно стоит еще сказать. Всю игру я собирала бобы. Чертовы бобы! Практически все бобы католиков-ирландцев были собраны мной. И только в моей власти было решить пустить их на идею ИРА или на идею Шинн Фейн, поскольку я состояла в обеих этих организациях. Но только один мешок - малая толика - ушел в ИРА, те, собранные на крыльце моего дома в Богсайде, после смерти Пита. Многие игроки говорят, что ИРА мало себя проявляло, было «не настоящим». У меня для этих людей есть, что сказать.
Знаете, ребята, вы забываете, что ИРА - это не просто три каких-то буквы. За ними стоят люди. Настоящие, живые. Со своими судьбами, историями, сомнениями. Никто не является абсолютным злом или абсолютным добром от рождения. Я попыталась влезть в шкуру человека, который многое принял от жизни, и потому его решения не были столь однозначны. Никто из нас не хотел насилия ради насилия. И когда нам шли на встречу - мы опускали оружие. А когда истребляли без разбора - ощетинивались и давали отпор.
И еще. Это чертовски сложно - играть, нет, на этой игре - быть человеком, который попал в подобные жизненные обстоятельства и, в силу своих возможностей, мог влиять на ситуацию. Чертовски сложно! Меня постоянно кидали из одной стороны в другую разные люди, разные ценности и ситуации. Маятник раскачивался все сильнее - и тем сложнее было принимать решения, от которых зависели жизни и судьбы других людей. И, тем не менее, это бесценный опыт, который я надеюсь никогда не пережить в реальной жизни.
Спасибо вам всем - мастерам, игротехам, игрокам - за эти несколько дней, сложившихся в настоящую жизнь. За те мысли и чувства, которые стали моими и останутся со мной навсегда. Впервые после игры у меня нет ни к кому претензий, только благодарности.
И отдельно, не могу просто не сделать этого, спасибо моей семье - Богсайду. Я мечтаю когда-нибудь вернуться в такое место, в котором не запирают двери, в котором каждый готов отдать последнее своему соседу, потому что он - брат. В котором есть, ради чего жить и ради чего умирать. Спасибо вам!
Ваша Лиан МакБарен. Дерри. Богсайд. 1972 год.