Бабушка Катя
Бабушка Катя - вторая справа.
Моя прабабушка.
Бабушка Катя родилась в XIX веке под Одессой. Она помнила, как в Одессу приезжал Николай II. Николай Александрович был в южной столице пять раз. Первый раз - еще будучи наследником. А Высочайших посещений Одессы было четыре. Я думаю, что Катюша Ставро запомнила самое первое, в 1904 году, тогда все улицы были завешены флагами и цветами, на императора сбежались посмотреть все - от мала до велика. Николай II проехал по Екатерининскому проспекту, добрался до Екатерининской площади и осмотрел памятник Екатерине Великой. За всем этим наблюдала бойкая Екатерина Ивановна, которая тогда и думать не думала, что проживет больше ста лет и будет рассказывать о этом своему правнуку.
В юности ей напутали дату в паспорте, потом еще раз напутали. Потом она уже сама забыла год своего рождения. Или сделала вид, что забыла.
В паспорте у нее было написано "гречанка". Екатерина Ивановна Ставро - гречанка. В переводе с греческого "ставрос" σταυρός - «крест». В роду, конечно, есть священники. Бабушка Катя вспоминала своего деда (моего прапрапрадеда), который сочинял прошения всему селу, где она жила в детстве.
Боже, как она меня любила.
Я мог на голове ходить - она смотрела сурово и была готова растаять.
Мне выпало редчайшее счастье - редчайшее! - все мое детство и юность около меня был человек, выплывший из эпохи. к которой принадлежали Пушкин и Толстой, Гоголь и Чехов. Она носила в себе эту эпоху и она внушала необъяснимый трепет. Только не мне. Я был поразительно развязен, во мне бунтовало молодое вино детства и она понимала и принимала это с загадочным терпением, которое само по себе уже было резко контрастировало с ершистым и нетерпеливым двадцатым веком.
Когда она переехала в Иваново из Винницы вместе со своей дочкой - моей бабушкой Жене, ей было... я не погу поверить... ей было к восьмидесяти.
Вообще, как это? - Человек меняет ПОЛНОСТЬЮ - уклад жизни в том возрасте, когда... Все и так понятно. Но бабушке Кате понятно было другое. Она должна быть рядом с любимой внучкой и правнуком. Решение было принято - мои бабушки незамедлительно отправились в путь.
В восемьдесят с лишним лет она сломала шейку бедра. Врач сказала, что едва ли восстановится. Ну, то есть полулежачая, о чем говорить!..
Когда мама пришла ее навестить, она увидела картину, о которой рассказывала всем с большим удовольствием. В населенной палате царила меланхолия, больные были сосредоточенно больны, и только одна бабушка Катя бодро делала упражнения, поднимала ногу, разрабатывала суставы и пугала врачей вопросами, когда же ее выпустят в коридор погулять. Это был высший класс.
Ну и понятно, что бабушка скоро пошла, а врачу пришлось скорректировать свою картину мира.
У нас с бабушкой были странные, причудливые игры. В нашей двухкомнатной хрущевке была кладовка, маленькое подсобное помещение. Там стоял здоровенный сундок с чем надо, а на полках был идеальный порядок. Бабушка заходила в кладовку, садилась на сундук. Свет мы выключали и я воображал себе, как будто... это очень трудно описать... как будто бабушка - уже не бабушка, а незнакомка (возможно, не одна), к которой мы вместе с бабушкой пришли в гости. И эта незнакомка задавала мне вопросы, я отвечал, потом она давала мне поручения и я их выполнял. А бабушка Катя как бы раздваивалась, она оставалась собой, но и была теми женщинами, а я как будто тоже находил новые лица и менял маски. Мы становились кем-то другим, и это было невероятно интересно! Мы быстро и ловко создавали этот фантастический мир, в котором кладовка становилась чащей, а комната - рекой или полем или лесом или чем угодно, как прикажете. Я и правда верил в вымысел, который ловко сплела бабушка и мое воображение и, кажется, даже искал свою потаенную собеседница после того, как игра завершалась. И смущался тем, что ее нет. И чтобы ее найти, надо было продолжать играть!
Это был глубинный, истинный театр - представление-мистерия. Очарование его я чувствую и сейчас.
Бабушка прекрасно готовила. Красный борщ и пироги с тыквой. Рассыпчатые, дивные пироги с тыквой, которые нужно было запивать прохладным молоком. Я не мог не пополнеть, я был дерзновенно прожорлив. Бабушка радовалась - "справный" мальчик.
Бабушка Катя командовала парадом. Когда она выходила во двор, соседи двигались тише и дышали чаще. Они должны были рассмотреть ее получше, они дивились бабушке, которая держала себя с горделивой важностью. Бабушка садилась на скамейку, складывала руки на коленях и величаво озирала окрестности дома №58 по улице Громобоя и все выходящие из подъезда, заходящие в подъезд, подвизающиеся у гаражей и бельевых веревок понимали, что их день, вероятно, прошел не зря, поскольку они увидели как выглядит истинное достоинство. Бабушка никогда не болтала, она милостиво выслушивала вопросы наиболее смелых соседей, давала лаконичные вдумчивые ответы и не спеша поднималась по лестнице на четвертый этаж. Я помогал ей. Аудиенция была завершена.
Однажды я закричал: "Ты воспитывала бабушку, ты воспитывала маму, а меня ты не будешь воспитывать". И почти сразу же пожалел об этих словах.
Бабушка меня не воспитывала, она называла меня "любчичек".
И больше никого воспитания не надо было. Какое, к лешему, воспитание, если есть тот, кто так тебя называет?
Она давала мне деньги на карманные расходы. И я покупал - то-се, в основном, случайное. К счастье, я купил нечто важное - трехтомник сказок Афанасьева. Я беру его в руки и знаю - это от нее, это ветер XIX века в нашем доме.
Она умерла у меня на руках. Как принято говорить, я принял ее последний вдох. И не заметил последний выдох. Ничего страшного. Тогда я не плакал.
Я не заметил как она меня благословила. Зато знаю и чувствую, как порхает ее вечное "любчичек" возле моей головы.
