Горные чары
Медленно и вслух читаю Хлебникова
Я верю их вою и хвоям,
Где стелется тихо столетье сосны
И каждый умножен и нежен
Как баловень бога живого.
Я вижу широкую вежу
И нежу собою и нижу.
Падун улетает по дань,
И вы, точно ветка весна,
Летя по утиной реке паутиной.
Ночная усадьба судьбы,
Север цели всех созвездий
Созерцали вы.
...
Если бы люди одновременно во всем мире сказали вслух "летя по утиной реке паутиной", мир изменился бы. Он и так постоянно меняется, конечно, меняется. Слишком судорожно, слишком быстро, слишком ранимо.
Хлебников - хлеб русской поэзии. Без масла. Без соли. Ржаной хлеб. Его и нарезать не надо, им дышишь - не надышишься. Он не то, что один, он - всеобъемлющ, всеобщ. Он был миром, он стал миром, он - миролюб.
Все у него так выпукло и щедро, словно жемчуга рассыпали. Встаешь босыми ногами на теплый пол - на жемчуг. Идешь ли, стоишь - и постоянно ощущаешь, что под ступнями перекатываются катышки жемчуга. Баловни бога живого. Так и люди друг для друга - перекатывающийся под ступнями и на ладони жемчуг.
Я верю их вою и хвоям,
Где стелется тихо столетье сосны
И каждый умножен и нежен
Как баловень бога живого.
Я вижу широкую вежу
И нежу собою и нижу.
Падун улетает по дань,
И вы, точно ветка весна,
Летя по утиной реке паутиной.
Ночная усадьба судьбы,
Север цели всех созвездий
Созерцали вы.
...
Если бы люди одновременно во всем мире сказали вслух "летя по утиной реке паутиной", мир изменился бы. Он и так постоянно меняется, конечно, меняется. Слишком судорожно, слишком быстро, слишком ранимо.
Хлебников - хлеб русской поэзии. Без масла. Без соли. Ржаной хлеб. Его и нарезать не надо, им дышишь - не надышишься. Он не то, что один, он - всеобъемлющ, всеобщ. Он был миром, он стал миром, он - миролюб.
Все у него так выпукло и щедро, словно жемчуга рассыпали. Встаешь босыми ногами на теплый пол - на жемчуг. Идешь ли, стоишь - и постоянно ощущаешь, что под ступнями перекатываются катышки жемчуга. Баловни бога живого. Так и люди друг для друга - перекатывающийся под ступнями и на ладони жемчуг.