Потерянный август
Это было написано еще в августе 2001-го, к десятилетию ГКЧП. Когда у меня появился ЖЖ, выложил публикацию в блоге.... Сегодня, в день очередной годовщины путча, - просто перепост своего же поста пяти-летней давности. Конечно, можно было бы что-то убавить, что-то добавить, что-то подредактировать.... Но это был бы ПУТЧ не глазами отставного офицера, только-только ушедшего на гражданку. Это был бы уже путч глазами совершенно другого человека...
Оригинал взят у irek_murtazin в Потерянный август
В тот год я поступил в Московскую государственную юридическую академию. Съездил в Вологду, где тогда работал в газете "Русский Север", отпросился у редактора на недельку и рванул в Казань - порадовать родителей. Утром 19 августа 1991 года приехал в Москву. Сойдя на перрон Ярославского вокзала, не спеша пересек площадь трех вокзалов, купил билет до Казани и в ожидании поезда пошел гулять по Москве. Решил съездить в гостиницу "Москва", где в то время жил мой товарищ, народный депутат СССР Владимир Лопатин. В Москве я бывал часто и почти всегда заходил к Лопатину. Работницы гостиницы уже знали меня в лицо и по просьбе Лопатина давали мне ключи от его номера. И в то утро администратор протянула мне ключи, заговорщицки прошептав:
- Владимир Николаевич уехал еще в пять утра... Переворот в стране...
В номере включил телевизор. На экране вместо привычной похабщины и ужасов - "Лебединое озеро". Бросился к телефону. Где-то с пятого раза дозваниваюсь до Госкомитета России по обороне и безопасности. Прошу соединить с первым заместителем председателя Лопатиным.
- Что случилось, Володя?
- Раз ты в Москве, приезжай в "Белый дом", пропуск я закажу... В стране военный переворот. Горбачев, по-видимому, арестован...
Прежде чем покинуть номер, позвонил в Казань, родителям:
- Если что случится, не поминайте лихом...
Я вышел из гостиницы. На Манежную площадь выезжали танки. Шел третий час путча, третий час как перепуганный диктор ЦТ прочел обращение ГКЧП к советскому народу. Недели через полторы мы узнали, что многие, кто без команды спрыгнул с подножки паровоза под названием "КПСС", кусали локти, а некоторые как раз в тот самый час, когда я по Калининскому проспекту шел к "Белому дому", кинулись уплачивать партвзносы за несколько предыдущих месяцев, оправдываясь, что раньше "денег не было".
На "Калининке" было непривычно тихо. Куда подевались машины? Куда испарились наперсточники, фарцовщики и прочая нечисть?
У "Белого дома" вовсю возводились баррикады. Добровольцы выковыривали плиты тротуаров, снимали декоративную ограду газонов. Невесть откуда появились железобетонные плиты, техника.
Встретил Михаила Ненашева. Мы познакомились двумя месяцами раньше во время встречи советских офицеров со слушателями академии военно-морских сил США, которые приехали в Москву из Анаполиса. Михаил - капитан III ранга, слушатель военно-политической академии - на этой встрече был среди тех, кто представлял наш флот.
Идем тормозить машины. Уговариваем водил присоединиться к нам. Многие не понимают, чего от них хотят.
- А мне какое дело до вашего переворота? Мне семью кормить надо.
- Да ты что, мужик, опять в клетку захотел?
- Да пошли вы...
- Ну ты, сука! Сколько тебе Янаев заплатил?..
Мужик "сломался", махнул рукой. Ставит машину поперек дороги. Рядом "гаишники". Они явно не в восторге от нашей самодеятельности, но не вмешиваются.
Народ к "Белому дому" прибывает, уже оформлен приказом и начал действовать Штаб обороны. Толпа довольно-таки быстро организовалась в правильные цепи. Появились "сотни" со своими командирами. "Сотни", в свою очередь, организовались из отделений. В неформальных лидерах - "афганцы". Опыт есть опыт. Хотя, конечно, трудно сравнить Краснопресненскую набережную с кандагарской "зеленкой".
Рассовав по всем карманам стопку листовок с обращением Ельцина к военнослужащим, вместе с Ненашевым направились к танкистам-таманцам, что расположились в двух шагах от "Белого дома". Военные ничуть не агрессивны. По броне снуют мальчишки, москвичи угощают солдат сигаретами. Запрыгнув на танк, разговорился с командиром. Очень скоро выяснилось, что начальник штаба танкового батальона майор Сергей Евдокимов, который был старшим над экипажами, прибывшими на Краснопресненскую набережную, ничего не знал об обстановке. Их подняли по "учебной тревоге" на рассвете и двинули "на учения"... в самый центр Москвы.
Мы с Евдокимовым оказались земляками - с Волги: он закончил Ульяновское танковое училище, я - Казанское. Поняли друг друга очень быстро. Сергей заверил, что танки с места не тронутся.
- А стрелять не будешь? - не унимался я.
- Да пошел ты... У меня и боекомплекта-то нет, можешь проверить.
Проверять не стал, поверил на слово.
- Ну а если все-таки дадут команду "вперед!"?
- Сделаю вид, что ничего не слышу, рация часто выходит из строя, сам знаешь...
- Сергей, а что, если тебе развернуть стволы от "Белого дома"? Пойдем к Ельцину, ты выполнишь его приказ...
- Я бы пошел, Ирек, но не хочу оставлять солдат, понимаешь? Вдруг действительно скомандуют "вперед!", и они поедут... Совсем салаги еще бойцы мои.
Через несколько минут мы договорились, что к Ельцину пойдет один из командиров взвода. К сожалению, я не спросил его фамилии, помню только, что звали лейтенанта Николаем, что в Первый гвардейский танковый полк Таманской дивизии он прибыл служить после окончания Благовещенского танкового училища всего лишь за две недели до "учений в центре Москвы".
Пока шли к двадцатому подъезду "Белого дома", на третьем этаже которого находился Штаб обороны, пришлось приложить немало усилий, чтобы провести лейтенанта через толпу. В лицо кричали: "Сволочи!", "Убийцы!". Не в меру темпераментная москвичка лет двадцати влепила лейтенанту пощечину. Еле успокоил.
Зашли в Штаб обороны. Лопатин был у Бурбулиса (он тогда был Госсекретарем России, ближайшим соратником, правой рукой Ельцина), пришлось все объяснить народному депутату СССР полковнику Александру Цалко. И уже через минуту коридорами "Белого дома" мы шли к президенту России.
Борис Ельцин выступал с балкона "Белого дома". Потом он зашел в здание, нас с Николаем подвели к нему. Я человек не сентиментальный, но и у меня повлажнели глаза, когда чумазый офицер в комбинезоне и шлемофоне произнес:
- Борис Николаевич, мы с Вами!
И все. Больше ни слова. Ельцин пожал руку Николаю, потом мне: "Спасибо!"
В 21.40 по радио "Белого дома" было объявлено: "Верные воинской присяге и президенту Ельцину десять танков Таманской дивизии под командованием майора Евдокимова выразили готовность занять ключевые позиции для охраны здания Верховного Совета РСФСР..."
К "Белому дому" продолжают подходить люди для охраны здания. Продолжается строительство баррикад.
Где-то в районе одиннадцати ночи к "Белому дому" выдвинулся генерал Александр Лебедь. Позже все будут говорить, что Лебедь привел батальон Тульской воздушно-десантной дивизии под российским флагом. На самом деле никакого флага не было. Ни российского, ни советского. Лебедь подошел к "Белому дому" с группой офицеров, но к самому зданию толпа... его просто не пустила. (И только позже, когда подошел один из руководителей Штаба обороны, он провел Лебедя в "Белый дом" к Ельцину.)
Впрочем, Лебедь не был настроен агрессивно, а с одним из сопровождавших его офицеров я даже переговорил. Видимо, это был политработник. Слишком уж пафосные слова он произносил:
- Армию на народ направляют генералы, а команду "огонь!" подают лейтенанты. Я не уверен, что в нашей армии много таких лейтенантов-идиотов, готовых стрелять в свой народ...
Я не разделял его уверенности. Слишком свежи были воспоминания о событиях апреля 1989 года в Тбилиси, января 1990-го в Баку, января 1991 года в Вильнюсе, очевидцем которых мне довелось быть. Ведь в том же Баку именно Лебедь "направлял армию на народ" и нашлись "идиоты-лейтенанты", которые утопили в крови площадь перед Сальянскими казармами.
После карательной операции в Баку я уволился из армии.
После "демократизации" Вильнюса навсегда поссорился с Сашей Невзоровым, про которого с экрана Вологодского телевидения сказал: "У каждой революции свои попы гапоны, жаль, что гапоном января 1991 года оказался Невзоров".
Ночь с 19 на 20 августа 1991 года. Вместе с Лопатиным и Ненашевым были у госсекретаря России Геннадия Бурбулиса. Кругом суета, все ждут атаки, а он - спокоен - ни резкого жеста, ни громкого слова:
- Надо установить радиосвязь с танкистами...
Идем переговорить с Евдокимовым насчет стыковки частот на военных радиостанциях с переносной станцией в Штабе обороны.
На танке сидят какие-то парни и девушки, танкистов не видно. Начали стучать по броне, ребята на нас накинулись:
- Не надо будить! Пусть поспят хоть немного! Да и кто вы такие?
- А вы кто?
- Мы? Мы танкистов охраняем!
Когда дело было сделано и между Штабом обороны и головным танком была установлена устойчивая связь, прошлись вокруг "Белого дома". Люди не спали. У одного из костров играли в шахматы. Крохотные фигурки едва различались в отблесках костра. Какой-то угрюмый парень-кавказец у меня на глазах минут за 5 - 7 расправился с тремя соперниками. Четвертым был я, но наша партия длилась минуть двадцать.
Потом в те дни я еще несколько раз видел этого кавказца. И кто бы мог подумать, что через шесть лет, в марте 1997-го, премьер-министр Чеченской республики Ичкерия (а с августа 1999-го - главарь бандформирования) Шамиль Басаев вспомнит ту шахматную партию...
Возвращаюсь в Штаб обороны.
- Ты где ходишь? - это Лопатин, и уже обращаясь и ко мне, и к Ненашеву: - Зайдите ко мне... Есть дело...
И уже в кабинете продолжил:
- У меня в приемной организован корпункт Би-Би-Си. Там работает Артем Боровик. Он через каждые 10 - 15 минут выходит на связь с Би-Би-Си...
В общем, Лопатин поручил мне и Ненашеву обеспечить безопасность Артема... при любом стечении событий. Но чтобы не обидеть Артема и его супругу (тоже журналистку) Вику, обеспечение безопасности необходимо было "осуществлять негласно и ненавязчиво".
День прошел относительно спокойно. Смеркалось. Моросил нудный дождь, но народ не расходился. К этому времени уже даже неспециалисту стало ясно, что лобовая атака маловероятна, поскольку чревата огромным количеством жертв. Но к зданию правительства могут просочиться бойцы спецназа, КГБ или ГРУ (Главного разведуправления Министерства обороны), естественно, в гражданской одежде, и ликвидировать оборону изнутри. Эта опасность была вполне реальной.
Никто в "Белом доме" не знал, что никакого штурма не будет. Потому что те, на кого надеялись "путчисты" - группа "Альфа", - отказались выполнять приказ. Это был первый и единственный случай неподчинения за всю историю "Альфы".
Была опасность и вертолетного десанта. Но народный депутат СССР, полковник, командир авиадивизии Александр Цалко еще 19 августа заявил, что его коллеги-летчики не полетят к "Белому дому". Впоследствии выяснилось, что пилоты действительно отказались выполнять приказ - высадить десант на крышу "Белого дома".
А тогда, в ночь с 20-го на 21-е, защитники "Белого дома" ждали атаки. Все были проинструктированы, что если к зданию прорвется бронетехника, надо ее пропустить, отсекать от техники людей. Непосредственно боевые действия должны были вести те, кто находился внутри "Белого дома", - оружие было только у нас. А чтобы в перестрелке не пострадали свои, на улице люди были отведены от здания на 50 метров. И именно там образовались живые цепи. Кроме того, все приготовились к возможной газовой атаке - "вооружились" смоченными водой платками (не противогаз, конечно, но действие "черемухи" это народное средство вполне нейтрализовало бы, хотя бы на время).
Полночь. Во всем "Белом доме" потушен свет - возможна стрельба снайперов по окнам. Идет вторая ночь без сна. Хочется спать. Чтобы разогнать дремоту, выхожу на улицу. Недалеко от американского посольства, на пересечении Садового кольца и Калининского проспекта, какой-то шум. Бегу туда и вижу колонну боевых машин десанта (БМД), вплотную подошедшую к людской цепи. Они замерли метрах в двадцати друг от друга - бронетехника и почти безоружные люди.
Офицер (или сержант, погон не видно), высунувшись из БМД, что-то кричит о комендантском часе. Его послали... БМД разразилась пулеметной очередью поверх людей и, подминая под гусеницы асфальт, покатилась вперед. Машин пятнадцать с шашечками на бортах встретили бронетехнику протяжными, завывающими гудками, таксисты - десятиэтажным матом. Три головные БМД, взревев моторами, врываются в тоннель. Под гусеницу попал человек... Бронегромада задавила его насмерть.
Первая БМД на скорости врезалась в баррикаду, опрокинув троллейбус. Двое ранены. В это время в тоннель закатили троллейбус и подожгли его, отрезав три головные машины от основной колонны, оставшейся у входа в тоннель.
Вторая БМД откатилась назад, но ребята-"афганцы", ловко запрыгнув на борт, раскатали брезент, перекрыв тримплекса (смотровые щели). Машина заметалась. Один из парней попытался открыть люк, но оттуда раздался выстрел - смерть была мгновенной. В ход пошли бутылки с зажигательной смесью - "коктейль Молотова". БМД-убийца (бортовой номер 536) была сожжена, экипаж разбежался.
У здания американского посольства продолжается стрельба. Солдаты стреляют поверх голов трассирующими пулями. То и дело ночное небо высвечивают ракеты. Военные знают, что красная ракета - это сигнал атаки. Все в ожидании - "сейчас начнется". За ночь раз пять объявлялась боевая тревога. Уставшие, измученные бессонницей, нудным затяжным дождем и нервозностью защитники "Белого дома" каждый такой сигнал воспринимают как проверку готовности к смерти - готовились к рукопашной против... танков, БТРов, вооруженных до зубов солдат. А в Штаб обороны "Белого дома" со всех концов Москвы приходит тревожная информация.
Около часу ночи по мосту со стороны гостиницы "Украина" двинулась колонна дивизии внутренних войск им. Дзержинского. Навстречу ей вышел Эдуард Шеварднадзе, окруженный москвичами. Колонна остановилась на середине моста, затем попятилась назад.
В три ночи поступили сведения о том, что на сороковом километре Минского шоссе замечена Витебская воздушно-десантная дивизия. Движется в направлении Москвы. Человек двадцать депутатов направились навстречу десантникам.
Пять часов утра. Витебская дивизия так и не вошла в Москву, остановилась на окраине. Также были остановлены две бригады КГБ, одна из которых двигалась по Ленинскому проспекту, вторая - по Минскому шоссе.
Ничуть не умаляя роли москвичей в провале путча, нельзя не сказать о том, что, пожалуй, главным героем была... армия. Уже позже один знакомый офицер сказал мне: "Даже если бы вся Москва собралась к "Белому дому", армии ничего не стоило стереть в порошок здание парламента".
Но ГКЧП команду "вперед!" не дал. Понадобилось чуть больше двух лет, чтобы убедиться, что это действительно так. Янаев со товарищи проявили благородство и порядочность, армия в бой не вступила. В октябре 1993-го Ельцин, не моргнув глазом, приказал своему "корешу" Павлу Грачеву расстрелять "Белый дом" из танков. И "Белый дом" стал черным от копоти.
21 августа. Утро. Все было кончено, путч провалился. В Штабе ликование. Миша Ненашев предложил подготовить "Обращение защитников Белого дома" с требованием департизации армии, КГБ, МВД. Лопатину идея понравилась, поддержал ее и Бурбулис. Тут же сели, написали. Днем на митинге Ненашеву дали слово, представив его как "командира народного ополчения". Благодаря телерадиотрансляции об Обращении узнала вся страна. Ельцин, стоявший рядом с Ненашевым, заверил, что эти требования будут выполнены. Потом мы организовали сбор подписей под Обращением. К нам шли не только вчерашние выпускники военных училищ, но и видавшие виды офицеры. А когда к столу, на котором лежал подписной лист, подошел седоволосый генерал-полковник, мы поняли: лед тронулся. Давно у людей накипела боль, обида и в то же время отчаянная безысходность по отношению к армейским дармоедам - политработникам, "верным штыкам партии".
В те дни августа 1991-го на баррикадах у "Белого дома" мне не раз пришлось слышать слова о том, что заговорщиков "надо расстрелять без суда и следствия". Я воспринимал эти высказывания, делая определенную скидку на эмоциональное возбуждение людей. Но когда мысль о расстреле сорвалась (сорвалась ли?) из уст тогдашнего премьер-министра Ивана Силаева, это обескуражило.
Августовские события 1991 года нередко называют революционными. Понятно, что революция - это дикая ярость народа, выплескивающаяся на улицы и сметающая все на своем пути. Когда старые законы и нормы морали перестают действовать, а новых еще нет. Когда откровенная массовая уголовщина, не сдерживаемая никакими законами, прикрывается политическими лозунгами. Но в том-то и парадокс августа 1991-го, что народ тогда встал на защиту конституционной законности. И это в России! В стране, где всем глубоко наплевать на законы, где уровень правосознания людей намного ниже нулевой отметки, а законы, по общему мнению, представляют собой фонарные столбы, которые всегда можно обойти.
То, что произошло после провала планов ГКЧП, в моем сознании просто не укладывалось. Все мы - простые смертные - имеем право на эмоциональные поступки. Президент России - нет. А иначе как эмоциональным всплеском я не могу объяснить указ Ельцина "О временном закрытии газет", поддержавших ГКЧП. Банальная истина: если победитель мстит побежденному - он не победитель. Он сам превращается в того, кем был его противник. Тогда, в 91-м, всю страну охватил вирус мести. Образовались всевозможные комиссии, учинялись допросы ("Где вы были в ночь с 19 на 20 августа?"), собирались свидетельства очевидцев. Редакции газет, компетентные органы захлестнула волна писем-доносов о неблагонадежности, неверности святому трону демократии. Сводились счеты, закручивались такие интриги, которые не снились и мадридскому двору. По коридорам власти бродили проходимцы. Многим удалось усесться во властные кабинеты.
Вся правда оказалась еще чудовищней. Впрочем, "всю правду" знают немногие. В августе 1991 года произошло столкновение не коммунизма и демократии, не война идеологий. Август 1991 года - это рубеж в переделе российской собственности. Семь десятилетий у заводов, фабрик, совхозов, колхозов, а по большому счету и у людских душ, был один-единственный собственник - КПСС. Нет, не та КПСС из восемнадцати миллионов "штыков", которые искренне верили в коммунистические идеалы. Другая - высшая партийная бюрократия. Вся бюрократическая машина Советского Союза работала над созданием военной сверхдержавы и бесперебойным функционированием звена "собственник КПСС - директор предприятия". Все - от крохотного свечного заводика до металлургического монстра - было под неусыпным оком партии. После ужасов Ленина и Сталина либерализм Хрущева и Брежнева привел к тому, что система начала давать сбои. Армия директоров все больше и больше работала на себя, пышным цветом расцвели теневики, двойная бухгалтерия.
Потом пришел Горбачев и кинул клич: "Перестройка!". Директорат перестроился и начал еще больше работать на себя. Все это под прикрытием красивых разговоров о демократизации, о гласности. Горбачев просчитался. Писатель Л. Карелин написал о Михаиле Сергеевиче:
"Неблагодарность переползла в предательство... Президент нынешний вроде бы мягковат, нерешителен, терпим безмерно. Спасибо бы ему за это сказать, ведь это качество доброго человека. Нет, поменять его. На кого, господа хорошие?.. Был в России сравнительно добрый царь Александр Второй. Это ведь он отменил крепостное право, но это ведь его убили народовольцы. Мало им показалось царской доброты, распоясались на большее. Получили же Александра Третьего, получили царя-реакционера. Если совсем точно сказать, получили наказание за неблагодарность". Воистину Горбачев слишком быстро открыл все заслонки, волна смела и его, и все то доброе и благородное, чего он хотел, но так и не смог реализовать. Россия получила на трон Ельцина (чем не второй Александр Третий?). Разочарование пришло позже. А тогда, в августе 1991 года, я искренне верил, что пресловутый ГКЧП занес топор над демократией. Что, дав глотнуть воздуха свободы, нас снова хотят загнать в клетки. Какая наивность! Какой непростительный мальчишеский романтизм! Впрочем, сегодня легко быть умным - все-таки десять лет прошло. А тогда я (да и не только я) был похож на слепого котенка, которому вместо блюдечка с молоком подсунули тарелку с уксусом. Увы, распробовать уксус удалось не сразу.
P.S. Те, кто в августе 1991 года искренне и геройски защищал демократию, наверное, все-таки не виноваты в том, что их обманули. Обманули и предали. Как предали тех, кто погиб в октябре 1993-го. Как предают воинов-"конституционалистов", гибнущих в Чечне.
«Вечерняя Казань» 14-18 августа 2001 года
Оригинал взят у irek_murtazin в Потерянный август
В тот год я поступил в Московскую государственную юридическую академию. Съездил в Вологду, где тогда работал в газете "Русский Север", отпросился у редактора на недельку и рванул в Казань - порадовать родителей. Утром 19 августа 1991 года приехал в Москву. Сойдя на перрон Ярославского вокзала, не спеша пересек площадь трех вокзалов, купил билет до Казани и в ожидании поезда пошел гулять по Москве. Решил съездить в гостиницу "Москва", где в то время жил мой товарищ, народный депутат СССР Владимир Лопатин. В Москве я бывал часто и почти всегда заходил к Лопатину. Работницы гостиницы уже знали меня в лицо и по просьбе Лопатина давали мне ключи от его номера. И в то утро администратор протянула мне ключи, заговорщицки прошептав:
- Владимир Николаевич уехал еще в пять утра... Переворот в стране...
В номере включил телевизор. На экране вместо привычной похабщины и ужасов - "Лебединое озеро". Бросился к телефону. Где-то с пятого раза дозваниваюсь до Госкомитета России по обороне и безопасности. Прошу соединить с первым заместителем председателя Лопатиным.
- Что случилось, Володя?
- Раз ты в Москве, приезжай в "Белый дом", пропуск я закажу... В стране военный переворот. Горбачев, по-видимому, арестован...
Прежде чем покинуть номер, позвонил в Казань, родителям:
- Если что случится, не поминайте лихом...
Я вышел из гостиницы. На Манежную площадь выезжали танки. Шел третий час путча, третий час как перепуганный диктор ЦТ прочел обращение ГКЧП к советскому народу. Недели через полторы мы узнали, что многие, кто без команды спрыгнул с подножки паровоза под названием "КПСС", кусали локти, а некоторые как раз в тот самый час, когда я по Калининскому проспекту шел к "Белому дому", кинулись уплачивать партвзносы за несколько предыдущих месяцев, оправдываясь, что раньше "денег не было".
На "Калининке" было непривычно тихо. Куда подевались машины? Куда испарились наперсточники, фарцовщики и прочая нечисть?
У "Белого дома" вовсю возводились баррикады. Добровольцы выковыривали плиты тротуаров, снимали декоративную ограду газонов. Невесть откуда появились железобетонные плиты, техника.
Встретил Михаила Ненашева. Мы познакомились двумя месяцами раньше во время встречи советских офицеров со слушателями академии военно-морских сил США, которые приехали в Москву из Анаполиса. Михаил - капитан III ранга, слушатель военно-политической академии - на этой встрече был среди тех, кто представлял наш флот.
Идем тормозить машины. Уговариваем водил присоединиться к нам. Многие не понимают, чего от них хотят.
- А мне какое дело до вашего переворота? Мне семью кормить надо.
- Да ты что, мужик, опять в клетку захотел?
- Да пошли вы...
- Ну ты, сука! Сколько тебе Янаев заплатил?..
Мужик "сломался", махнул рукой. Ставит машину поперек дороги. Рядом "гаишники". Они явно не в восторге от нашей самодеятельности, но не вмешиваются.
Народ к "Белому дому" прибывает, уже оформлен приказом и начал действовать Штаб обороны. Толпа довольно-таки быстро организовалась в правильные цепи. Появились "сотни" со своими командирами. "Сотни", в свою очередь, организовались из отделений. В неформальных лидерах - "афганцы". Опыт есть опыт. Хотя, конечно, трудно сравнить Краснопресненскую набережную с кандагарской "зеленкой".
Рассовав по всем карманам стопку листовок с обращением Ельцина к военнослужащим, вместе с Ненашевым направились к танкистам-таманцам, что расположились в двух шагах от "Белого дома". Военные ничуть не агрессивны. По броне снуют мальчишки, москвичи угощают солдат сигаретами. Запрыгнув на танк, разговорился с командиром. Очень скоро выяснилось, что начальник штаба танкового батальона майор Сергей Евдокимов, который был старшим над экипажами, прибывшими на Краснопресненскую набережную, ничего не знал об обстановке. Их подняли по "учебной тревоге" на рассвете и двинули "на учения"... в самый центр Москвы.
Мы с Евдокимовым оказались земляками - с Волги: он закончил Ульяновское танковое училище, я - Казанское. Поняли друг друга очень быстро. Сергей заверил, что танки с места не тронутся.
- А стрелять не будешь? - не унимался я.
- Да пошел ты... У меня и боекомплекта-то нет, можешь проверить.
Проверять не стал, поверил на слово.
- Ну а если все-таки дадут команду "вперед!"?
- Сделаю вид, что ничего не слышу, рация часто выходит из строя, сам знаешь...
- Сергей, а что, если тебе развернуть стволы от "Белого дома"? Пойдем к Ельцину, ты выполнишь его приказ...
- Я бы пошел, Ирек, но не хочу оставлять солдат, понимаешь? Вдруг действительно скомандуют "вперед!", и они поедут... Совсем салаги еще бойцы мои.
Через несколько минут мы договорились, что к Ельцину пойдет один из командиров взвода. К сожалению, я не спросил его фамилии, помню только, что звали лейтенанта Николаем, что в Первый гвардейский танковый полк Таманской дивизии он прибыл служить после окончания Благовещенского танкового училища всего лишь за две недели до "учений в центре Москвы".
Пока шли к двадцатому подъезду "Белого дома", на третьем этаже которого находился Штаб обороны, пришлось приложить немало усилий, чтобы провести лейтенанта через толпу. В лицо кричали: "Сволочи!", "Убийцы!". Не в меру темпераментная москвичка лет двадцати влепила лейтенанту пощечину. Еле успокоил.
Зашли в Штаб обороны. Лопатин был у Бурбулиса (он тогда был Госсекретарем России, ближайшим соратником, правой рукой Ельцина), пришлось все объяснить народному депутату СССР полковнику Александру Цалко. И уже через минуту коридорами "Белого дома" мы шли к президенту России.
Борис Ельцин выступал с балкона "Белого дома". Потом он зашел в здание, нас с Николаем подвели к нему. Я человек не сентиментальный, но и у меня повлажнели глаза, когда чумазый офицер в комбинезоне и шлемофоне произнес:
- Борис Николаевич, мы с Вами!
И все. Больше ни слова. Ельцин пожал руку Николаю, потом мне: "Спасибо!"
В 21.40 по радио "Белого дома" было объявлено: "Верные воинской присяге и президенту Ельцину десять танков Таманской дивизии под командованием майора Евдокимова выразили готовность занять ключевые позиции для охраны здания Верховного Совета РСФСР..."
К "Белому дому" продолжают подходить люди для охраны здания. Продолжается строительство баррикад.
Где-то в районе одиннадцати ночи к "Белому дому" выдвинулся генерал Александр Лебедь. Позже все будут говорить, что Лебедь привел батальон Тульской воздушно-десантной дивизии под российским флагом. На самом деле никакого флага не было. Ни российского, ни советского. Лебедь подошел к "Белому дому" с группой офицеров, но к самому зданию толпа... его просто не пустила. (И только позже, когда подошел один из руководителей Штаба обороны, он провел Лебедя в "Белый дом" к Ельцину.)
Впрочем, Лебедь не был настроен агрессивно, а с одним из сопровождавших его офицеров я даже переговорил. Видимо, это был политработник. Слишком уж пафосные слова он произносил:
- Армию на народ направляют генералы, а команду "огонь!" подают лейтенанты. Я не уверен, что в нашей армии много таких лейтенантов-идиотов, готовых стрелять в свой народ...
Я не разделял его уверенности. Слишком свежи были воспоминания о событиях апреля 1989 года в Тбилиси, января 1990-го в Баку, января 1991 года в Вильнюсе, очевидцем которых мне довелось быть. Ведь в том же Баку именно Лебедь "направлял армию на народ" и нашлись "идиоты-лейтенанты", которые утопили в крови площадь перед Сальянскими казармами.
После карательной операции в Баку я уволился из армии.
После "демократизации" Вильнюса навсегда поссорился с Сашей Невзоровым, про которого с экрана Вологодского телевидения сказал: "У каждой революции свои попы гапоны, жаль, что гапоном января 1991 года оказался Невзоров".
Ночь с 19 на 20 августа 1991 года. Вместе с Лопатиным и Ненашевым были у госсекретаря России Геннадия Бурбулиса. Кругом суета, все ждут атаки, а он - спокоен - ни резкого жеста, ни громкого слова:
- Надо установить радиосвязь с танкистами...
Идем переговорить с Евдокимовым насчет стыковки частот на военных радиостанциях с переносной станцией в Штабе обороны.
На танке сидят какие-то парни и девушки, танкистов не видно. Начали стучать по броне, ребята на нас накинулись:
- Не надо будить! Пусть поспят хоть немного! Да и кто вы такие?
- А вы кто?
- Мы? Мы танкистов охраняем!
Когда дело было сделано и между Штабом обороны и головным танком была установлена устойчивая связь, прошлись вокруг "Белого дома". Люди не спали. У одного из костров играли в шахматы. Крохотные фигурки едва различались в отблесках костра. Какой-то угрюмый парень-кавказец у меня на глазах минут за 5 - 7 расправился с тремя соперниками. Четвертым был я, но наша партия длилась минуть двадцать.
Потом в те дни я еще несколько раз видел этого кавказца. И кто бы мог подумать, что через шесть лет, в марте 1997-го, премьер-министр Чеченской республики Ичкерия (а с августа 1999-го - главарь бандформирования) Шамиль Басаев вспомнит ту шахматную партию...
Возвращаюсь в Штаб обороны.
- Ты где ходишь? - это Лопатин, и уже обращаясь и ко мне, и к Ненашеву: - Зайдите ко мне... Есть дело...
И уже в кабинете продолжил:
- У меня в приемной организован корпункт Би-Би-Си. Там работает Артем Боровик. Он через каждые 10 - 15 минут выходит на связь с Би-Би-Си...
В общем, Лопатин поручил мне и Ненашеву обеспечить безопасность Артема... при любом стечении событий. Но чтобы не обидеть Артема и его супругу (тоже журналистку) Вику, обеспечение безопасности необходимо было "осуществлять негласно и ненавязчиво".
День прошел относительно спокойно. Смеркалось. Моросил нудный дождь, но народ не расходился. К этому времени уже даже неспециалисту стало ясно, что лобовая атака маловероятна, поскольку чревата огромным количеством жертв. Но к зданию правительства могут просочиться бойцы спецназа, КГБ или ГРУ (Главного разведуправления Министерства обороны), естественно, в гражданской одежде, и ликвидировать оборону изнутри. Эта опасность была вполне реальной.
Никто в "Белом доме" не знал, что никакого штурма не будет. Потому что те, на кого надеялись "путчисты" - группа "Альфа", - отказались выполнять приказ. Это был первый и единственный случай неподчинения за всю историю "Альфы".
Была опасность и вертолетного десанта. Но народный депутат СССР, полковник, командир авиадивизии Александр Цалко еще 19 августа заявил, что его коллеги-летчики не полетят к "Белому дому". Впоследствии выяснилось, что пилоты действительно отказались выполнять приказ - высадить десант на крышу "Белого дома".
А тогда, в ночь с 20-го на 21-е, защитники "Белого дома" ждали атаки. Все были проинструктированы, что если к зданию прорвется бронетехника, надо ее пропустить, отсекать от техники людей. Непосредственно боевые действия должны были вести те, кто находился внутри "Белого дома", - оружие было только у нас. А чтобы в перестрелке не пострадали свои, на улице люди были отведены от здания на 50 метров. И именно там образовались живые цепи. Кроме того, все приготовились к возможной газовой атаке - "вооружились" смоченными водой платками (не противогаз, конечно, но действие "черемухи" это народное средство вполне нейтрализовало бы, хотя бы на время).
Полночь. Во всем "Белом доме" потушен свет - возможна стрельба снайперов по окнам. Идет вторая ночь без сна. Хочется спать. Чтобы разогнать дремоту, выхожу на улицу. Недалеко от американского посольства, на пересечении Садового кольца и Калининского проспекта, какой-то шум. Бегу туда и вижу колонну боевых машин десанта (БМД), вплотную подошедшую к людской цепи. Они замерли метрах в двадцати друг от друга - бронетехника и почти безоружные люди.
Офицер (или сержант, погон не видно), высунувшись из БМД, что-то кричит о комендантском часе. Его послали... БМД разразилась пулеметной очередью поверх людей и, подминая под гусеницы асфальт, покатилась вперед. Машин пятнадцать с шашечками на бортах встретили бронетехнику протяжными, завывающими гудками, таксисты - десятиэтажным матом. Три головные БМД, взревев моторами, врываются в тоннель. Под гусеницу попал человек... Бронегромада задавила его насмерть.
Первая БМД на скорости врезалась в баррикаду, опрокинув троллейбус. Двое ранены. В это время в тоннель закатили троллейбус и подожгли его, отрезав три головные машины от основной колонны, оставшейся у входа в тоннель.
Вторая БМД откатилась назад, но ребята-"афганцы", ловко запрыгнув на борт, раскатали брезент, перекрыв тримплекса (смотровые щели). Машина заметалась. Один из парней попытался открыть люк, но оттуда раздался выстрел - смерть была мгновенной. В ход пошли бутылки с зажигательной смесью - "коктейль Молотова". БМД-убийца (бортовой номер 536) была сожжена, экипаж разбежался.
У здания американского посольства продолжается стрельба. Солдаты стреляют поверх голов трассирующими пулями. То и дело ночное небо высвечивают ракеты. Военные знают, что красная ракета - это сигнал атаки. Все в ожидании - "сейчас начнется". За ночь раз пять объявлялась боевая тревога. Уставшие, измученные бессонницей, нудным затяжным дождем и нервозностью защитники "Белого дома" каждый такой сигнал воспринимают как проверку готовности к смерти - готовились к рукопашной против... танков, БТРов, вооруженных до зубов солдат. А в Штаб обороны "Белого дома" со всех концов Москвы приходит тревожная информация.
Около часу ночи по мосту со стороны гостиницы "Украина" двинулась колонна дивизии внутренних войск им. Дзержинского. Навстречу ей вышел Эдуард Шеварднадзе, окруженный москвичами. Колонна остановилась на середине моста, затем попятилась назад.
В три ночи поступили сведения о том, что на сороковом километре Минского шоссе замечена Витебская воздушно-десантная дивизия. Движется в направлении Москвы. Человек двадцать депутатов направились навстречу десантникам.
Пять часов утра. Витебская дивизия так и не вошла в Москву, остановилась на окраине. Также были остановлены две бригады КГБ, одна из которых двигалась по Ленинскому проспекту, вторая - по Минскому шоссе.
Ничуть не умаляя роли москвичей в провале путча, нельзя не сказать о том, что, пожалуй, главным героем была... армия. Уже позже один знакомый офицер сказал мне: "Даже если бы вся Москва собралась к "Белому дому", армии ничего не стоило стереть в порошок здание парламента".
Но ГКЧП команду "вперед!" не дал. Понадобилось чуть больше двух лет, чтобы убедиться, что это действительно так. Янаев со товарищи проявили благородство и порядочность, армия в бой не вступила. В октябре 1993-го Ельцин, не моргнув глазом, приказал своему "корешу" Павлу Грачеву расстрелять "Белый дом" из танков. И "Белый дом" стал черным от копоти.
21 августа. Утро. Все было кончено, путч провалился. В Штабе ликование. Миша Ненашев предложил подготовить "Обращение защитников Белого дома" с требованием департизации армии, КГБ, МВД. Лопатину идея понравилась, поддержал ее и Бурбулис. Тут же сели, написали. Днем на митинге Ненашеву дали слово, представив его как "командира народного ополчения". Благодаря телерадиотрансляции об Обращении узнала вся страна. Ельцин, стоявший рядом с Ненашевым, заверил, что эти требования будут выполнены. Потом мы организовали сбор подписей под Обращением. К нам шли не только вчерашние выпускники военных училищ, но и видавшие виды офицеры. А когда к столу, на котором лежал подписной лист, подошел седоволосый генерал-полковник, мы поняли: лед тронулся. Давно у людей накипела боль, обида и в то же время отчаянная безысходность по отношению к армейским дармоедам - политработникам, "верным штыкам партии".
В те дни августа 1991-го на баррикадах у "Белого дома" мне не раз пришлось слышать слова о том, что заговорщиков "надо расстрелять без суда и следствия". Я воспринимал эти высказывания, делая определенную скидку на эмоциональное возбуждение людей. Но когда мысль о расстреле сорвалась (сорвалась ли?) из уст тогдашнего премьер-министра Ивана Силаева, это обескуражило.
Августовские события 1991 года нередко называют революционными. Понятно, что революция - это дикая ярость народа, выплескивающаяся на улицы и сметающая все на своем пути. Когда старые законы и нормы морали перестают действовать, а новых еще нет. Когда откровенная массовая уголовщина, не сдерживаемая никакими законами, прикрывается политическими лозунгами. Но в том-то и парадокс августа 1991-го, что народ тогда встал на защиту конституционной законности. И это в России! В стране, где всем глубоко наплевать на законы, где уровень правосознания людей намного ниже нулевой отметки, а законы, по общему мнению, представляют собой фонарные столбы, которые всегда можно обойти.
То, что произошло после провала планов ГКЧП, в моем сознании просто не укладывалось. Все мы - простые смертные - имеем право на эмоциональные поступки. Президент России - нет. А иначе как эмоциональным всплеском я не могу объяснить указ Ельцина "О временном закрытии газет", поддержавших ГКЧП. Банальная истина: если победитель мстит побежденному - он не победитель. Он сам превращается в того, кем был его противник. Тогда, в 91-м, всю страну охватил вирус мести. Образовались всевозможные комиссии, учинялись допросы ("Где вы были в ночь с 19 на 20 августа?"), собирались свидетельства очевидцев. Редакции газет, компетентные органы захлестнула волна писем-доносов о неблагонадежности, неверности святому трону демократии. Сводились счеты, закручивались такие интриги, которые не снились и мадридскому двору. По коридорам власти бродили проходимцы. Многим удалось усесться во властные кабинеты.
Вся правда оказалась еще чудовищней. Впрочем, "всю правду" знают немногие. В августе 1991 года произошло столкновение не коммунизма и демократии, не война идеологий. Август 1991 года - это рубеж в переделе российской собственности. Семь десятилетий у заводов, фабрик, совхозов, колхозов, а по большому счету и у людских душ, был один-единственный собственник - КПСС. Нет, не та КПСС из восемнадцати миллионов "штыков", которые искренне верили в коммунистические идеалы. Другая - высшая партийная бюрократия. Вся бюрократическая машина Советского Союза работала над созданием военной сверхдержавы и бесперебойным функционированием звена "собственник КПСС - директор предприятия". Все - от крохотного свечного заводика до металлургического монстра - было под неусыпным оком партии. После ужасов Ленина и Сталина либерализм Хрущева и Брежнева привел к тому, что система начала давать сбои. Армия директоров все больше и больше работала на себя, пышным цветом расцвели теневики, двойная бухгалтерия.
Потом пришел Горбачев и кинул клич: "Перестройка!". Директорат перестроился и начал еще больше работать на себя. Все это под прикрытием красивых разговоров о демократизации, о гласности. Горбачев просчитался. Писатель Л. Карелин написал о Михаиле Сергеевиче:
"Неблагодарность переползла в предательство... Президент нынешний вроде бы мягковат, нерешителен, терпим безмерно. Спасибо бы ему за это сказать, ведь это качество доброго человека. Нет, поменять его. На кого, господа хорошие?.. Был в России сравнительно добрый царь Александр Второй. Это ведь он отменил крепостное право, но это ведь его убили народовольцы. Мало им показалось царской доброты, распоясались на большее. Получили же Александра Третьего, получили царя-реакционера. Если совсем точно сказать, получили наказание за неблагодарность". Воистину Горбачев слишком быстро открыл все заслонки, волна смела и его, и все то доброе и благородное, чего он хотел, но так и не смог реализовать. Россия получила на трон Ельцина (чем не второй Александр Третий?). Разочарование пришло позже. А тогда, в августе 1991 года, я искренне верил, что пресловутый ГКЧП занес топор над демократией. Что, дав глотнуть воздуха свободы, нас снова хотят загнать в клетки. Какая наивность! Какой непростительный мальчишеский романтизм! Впрочем, сегодня легко быть умным - все-таки десять лет прошло. А тогда я (да и не только я) был похож на слепого котенка, которому вместо блюдечка с молоком подсунули тарелку с уксусом. Увы, распробовать уксус удалось не сразу.
P.S. Те, кто в августе 1991 года искренне и геройски защищал демократию, наверное, все-таки не виноваты в том, что их обманули. Обманули и предали. Как предали тех, кто погиб в октябре 1993-го. Как предают воинов-"конституционалистов", гибнущих в Чечне.
«Вечерняя Казань» 14-18 августа 2001 года