Безымянное счастье
Я построю для тебя город,
Камни - из стекла и золота,
А каждая улица, что ведет из города,
Будет вести и в него.
Я построю город для тебя - и для себя.
Stadt (Ich & Ich)
Лидуше не спалось. Она крутилась в постели, то перетряхивала подушку, то шумно вздыхала, то сворачивалась в клубочек. Бесполезно. Сон не шёл. А если опять не выйдет, что тогда делать? Где она допустила ошибку? Вот предсказывала мама, что будут неприятности, а Лидуша не прислушивалась. Маму же не поймёшь, она то к двойке прицепится, которую получишь в следующей четверти, то ругает тебя за встречу, которая с тобой произойдёт, или не произойдёт, или не с тобой, - пифия она, попросту слова не вымолвит, всё туманно у неё, предсказания - нелёгкое дело.
Завтра воскресенье, может, завтра получится? В тот раз тоже было воскресенье. Может, день имеет значение? Мама и бабушка, конечно, не должны ничего узнать. Они вечно ругают её, что бы она ни сделала, вырасти сначала, говорят, джинны должны быть ответственными, говорят, а восьмикласснице не положено - и всё, спорить бесполезно, а уж город-то построить или разрушить точно не дадут. Но, в конце концов, она сама уже достаточно взрослая, чтобы решать, что умеет делать, а что - нет. Лидуша долго ещё ворочалась без сна, но под утро её всё-таки сморило.
А ведь поначалу всё было так замечательно. Началось с визита к однокласснице, Лёле. У Лёли был телевизор. У Лидуши дома телевизора не было: Лидушина мама его не терпела, говорила, он всё ей путает, и он её пугает, и работать просто невозможно. А у Лёли в гостях Лидуша засмотрелась. Показывали Париж. Какой же это был потрясающий город! Не то что их унылый и серый городишко с одной кондитерской в гостинице в центре. Париж оказался похожим на сказку - яркий, роскошный, просто глаз не оторвать. И какие там были магазины! Лидуша успела увидеть всего одну улочку, а потом Лёлина мама стала задавать вопросы об их семье, и Лидуше пришлось быстренько уйти. Но улочку она запомнила.
С тех пор и появилось у Лидуши это развлечение: как только ей хотелось пирожных, она тихонечко исчезала из дома и шла на городскую окраину. Построить там город Париж было делом одной секунды - всё-таки Лидуша была уже взрослой, а не какой-нибудь малявкой. Город, правда, состоял лишь из одной улочки, да и той - только с одной стороны, так, как показывали по телевизору: кондитерская в центре, а дома вокруг неё обрезаны, как на экране. Но Лидуше было достаточно и кондитерской. Сколько раз она рассматривала эти сокровища через витринное стекло! Каких только пирожных тут не было, глаза разбегались! И с вишнями, и с киви, и шоколадные, и со сливочным кремом, и любимые, с малиной…
Каждый раз она заходила и заказывала одно пирожное, показав на него пальцем. Хозяйка кондитерской порой спрашивала что-то, но Лидуша лишь невразумительно мычала в ответ, притворяясь, что у неё полон рот - ну откуда ей было знать французский? Пирожные подавал пожилой официант с добрым лицом и большими сильными руками. Лидуша, с её чёрными задумчивыми глазами и пухлыми губами, ему явно понравилась, он приносил ей каждый раз новый вид кофе и стоял чуть поодаль, смотрел, как она ест. Но вопросов не задавал, соблюдал этикет.
Доев, Лидуша опрометью вылетала из кафе, уничтожала город движением руки и шла домой - до следующего раза. Денег-то у неё не было, мама с бабушкой никогда не баловали её, не любили, чтобы у неё водились деньги, кроме как на школьный завтрак, но на парижское кафе так не скопить. Вот и приходилось разрушать город. Да ведь это был не настоящий город - утешала она себя.
Единственное, чего она боялась, - как бы не прознали мама и бабушка. Они строго следили за Лидушей: лишнего не съешь, физкультуру не забывай, в здоровом теле здоровый дух. А здоровому телу хочется пирожных! Вот хочется - и всё! Но куда там. Налетят и заклюют. Лидуша раньше страдала. Неужели одно-разъединственное пирожное способно настолько испортить здоровое тело? Но теперь она могла есть пирожные, сколько ей заблагорассудится.
В то воскресное утро Лидуша надела своё выходное платье и тихонько выскользнула из дома. Она выбрала трубочку со сливочным кремом, почти несладкую, как оказалось, с дивным, нежным вкусом - поздний завтрак в воскресенье, вот какой был вкус. Целый день впереди был свободен, и можно было не торопиться. Официант принес большую чашку кофе с молоком, украшенную пышной сливочной пеной в кофейных завитушках, за окном было чуть сыроватое весеннее утро, как всегда бывало в Лидушином Париже.
Вот тогда всё и началось. Он увидел Лидушу первой, слишком уж она была увлечена пирожным. Но вдруг, оторвав глаза от чашки, она увидела, что напротив неё за столиком сидит незнакомый паренёк, её ровесник или чуток постарше. Худощавый и кареглазый, со смешливыми ямочками на щеках, он смотрел на неё и улыбался, не насмешливо, а очень по-доброму. Поймав её взгляд, он улыбнулся чуть ярче и что-то сказал, она не поняла, но на всякий случай кивнула, тогда он обернулся к официанту, и тот принёс точно такую же чашку и пирожное.
Они на секунду отвели глаза, он для того, чтобы сделать глоток кофе, а она - чтобы перевести дух, а затем снова встретились взглядами, и тут в голове Лидуши что-то вспыхнуло, она вдруг перестала волноваться и тоже улыбнулась, почувствовав: как бы ни развивались дальше события, всё будет хорошо.
Потом они сидели за столиком, прихлёбывали кофе, и паренёк что-то говорил, она улыбалась и хмыкала в ответ, иногда спрашивал, судя по интонации, и она отвечала по-русски, он, казалось, не замечал этого. Мир сузился до круга, в центре которого были они, им было всё понятно без слов, а всех остальных это не касалось.
Сколько они так просидели друг напротив друга, Лидуша бы не вспомнила, если бы даже и захотела, а она хотела только одного - чтобы ничего не кончалось. Но он, отодвинув стул, встал и, протянув ей руку, кивнул в сторону улицы, приглашая её на прогулку, там уже вовсю светило солнце, и они шагнули за порог - он галантно пропустил её перед собой, придерживая дверь. Именно в эту секунду Лидуша и начала строить Париж дальше.
Её прежняя улица обрывалась в полутора десятках шагов от входа в кондитерскую. Теперь она продолжилась, дошла до пересечения со следующей, на углу встала чугунная тумба, затем блеснула вывеска аптеки и дальше - булочной, они повернули и пошли, окутанные коконом своей близости, не замечая, как пустынную улицу начинают постепенно заполнять прохожие, не слыша появляющихся звуков большого города: урчания автомобильных моторов, шелеста листвы в скверике напротив, неясного гула, слепленного из людских голосов, шума шагов, лая собак и звона трамваев.
Она ничего не знала о Париже, поэтому строила город из всех картинок, которые всплывали в голове: из Эйфелевой башни и из неясных образов машущих мельниц Мулен Руж, в одном месте она заткнула пустой проем между домами Статуей Свободы, в дело шло всё: ростральные колонны и Тадж-Махал, сфинксы, виды шведской столицы…
Они шли по этому Парижу, создаваемому Лидушей на ходу, и болтали, болтали, болтали на двух языках, обо всём и ни о чём, и никак не могли наговориться. Порой их пальцы случайно касались друг друга, Лидуша чувствовала, как это жгучее ощущение проносится по её руке прямо к сердцу. И что-то случилось с глазами: когда она поднимала на него взгляд, ресницы сами вдруг начинали странно трепетать, щекам становилось жарко, и нечем было дышать. Наконец, они пришли к тому же месту, откуда отправились, - ко входу в кондитерскую.
Они попрощались у входа, но потом он решил проводить её, спросив, где она живёт. Лидуша неопределённо махнула рукой в сторону городской окраины. Они прошли до конца улицы, и Лидуша попрощалась было, но потом решила проводить его до дома - а вдруг с ним что-то случится? Она всё-таки джинн и сможет оградить этого парня от неприятностей - у него такая славная беззащитная улыбка. Потом он снова проводил его до окраины, а потом - вновь она. Так они бы и провожали друг друга, но из кондитерской вышла его мать, что-то коротко сказала, окинув Лидушу жёстким взглядом, и он, с сожалением разведя руками, попрощался.
Лидуша ещё постояла немножко, ожидая, вдруг он выйдет. Но потом догадалась поглядеть через стекло: в кондитерской было много народу, и он бегал от столика к столику, разнося подносы с кофе и пирожными. Не выйдет, значит. Ну, тогда - домой.
Уже отвернувшись, она сделала шаг и, взмахнув рукой, привычно разрушила город: теперь это не имело значения - они же договорились встретиться завтра.
Назавтра, сразу после уроков, Лидуша понеслась домой - переодеться. И, пока мама не успела спросить ни о чём, выбежала на улицу и помчалась строить Париж. Но паренька в кафе не было. Она просидела дольше обычного, съела целых три пирожных, с ужасом вспоминая иногда, что бы сказала об этом мама, вывернула шею, оглядываясь на выход из кухни, но паренёк так и не появился.
Не было его и на второй день и на третий. В пятницу Лидуша разыскала в школьной библиотеке потрёпанный французский разговорник и, запинаясь, спросила хозяйку кафе:
- У э вотр фис?
Хозяйка удивилась, вытаращила глаза. Долго что-то объясняла, Лидуша вслушивалась в звуки незнакомого языка, главное поняла - нет у неё никакого сына, и не было никогда. Понурив голову, она вышла из кафе, разрушив обычным движением город. Где-то она допустила ошибку. Что-то она сделала не так, но что?
День шёл за днём, но Лидуше так и не удавалось повторить тот город, где жил этот мальчик с такой милой улыбкой. Лидуша всё думала и думала о нём, её рука помнила его прикосновение, она скучала по звуку его голоса. Но создать город, где бы они встретились, никак не получалось. Она говорила то громче, то тише, то старалась тоненьким голоском проговорить нужную формулу, то басила, то слегка искривляла пальцы, но всё было безуспешно. Она похудела и осунулась, даже мама вчера заметила, хотя обычно она ничего не замечала, жила в своих пророчествах. Стала Лидушу расспрашивать, потом бросила.
- Тревожно мне с тобой, - сказала, - И пахнет от тебя цветком каким-то.
Лидушу так и ударило этими словами. Цветком! Вот в чём дело! Когда она в тот раз шла в Париж, она по пути, просто случайно, проходя уже по окраине, сорвала незабудку. Неужели дело в этом цветочке? И вот сегодня она решила попробовать сорвать цветок там же, в чьём-то заросшем саду, который выходил на последнюю улицу городка. А вдруг появится правильный Париж?
Лидуша медленно подошла ко входу в кафе. Сердце её билось где-то в горле, в висках стучало, в глазах метались разноцветные круги. Дрожащей рукой она открыла дверь.
- ЛидушА! - кинулся к ней паренёк.
Он что-то быстро заговорил по-французски, она не вслушивалась, и так понятно было, что он волновался, когда она пропала, не знал, где её искать, чего только не передумал. Она машинально улыбалась и кивала головой, а сама смотрела на сжатый в левом кулачке маленький голубенький цветок.
Этот рассказ мы написали вдвоём с treasurer_zero
Все совместно написанные истории находятся по тегу Братья Гон-куры и Переписка Энгельса с Каутским