Революция свободного сна наяву
Автор: Ромэ Ж.
Фрейд, Юнг, Дезуай и другие
При первом взгляде слово «революция» может показаться слишком сильным. Постараюсь обосновать его использование. Нет необходимости утруждать читателя долгой историей толкования сновидений. Начиная со знаменитого сна Навуходоносора и включая бессчетные упоминания сновидений в Библии, многочисленные свидетельства показывают, что везде и во все времена люди чувствовали, что, несмотря на их видимую противоречивость, онейроидные проявления вскрывают некую мистическую функцию организма. Интерпретации снов, от самых вычурных до самых серьезных, на протяжении столетий сменяли друг друга, достигнув настоящего апогея в последние десятилетия.
Впервые научное обоснование анализа сна было предложено З. Фрейдом. Величайшая роль ученого состоит в идентификации основных механизмов, на которых строится формирование сновидений.
Перенос, смещение, сгущение, латентное содержание, метод свободных ассоциаций и, конечно, универсальная драма Эдипа являются их частью. Могли ли основатель психоанализа и его соратники предвидеть невероятную деривацию интеллектуальной психологической мысли, повлекшую за собой в 1950-1980-е годы появление такой аналитический литературы, по сравнению с которой произведения Ф. Кафки покажутся умиротворяющими? В течение этих лет казалось, что, чтобы выглядеть умными, надо все больше и больше усложнять излагаемые теории! Эти авторы, вероятно, забыли, что миссия терапевта - это идти навстречу страданию пациента и постараться уменьшить это страдание как можно быстрее! Что можно сказать по поводу психоаналитика, который предлагает своему пациенту, как будто это само собой разумеется, терапию, требующую шесть, восемь, десять лет, а то и больше, из расчета нескольких сеансов в неделю? Можно ли в этом случае отрицать тройную проблематичность данного подхода: денежную, временную и психологическую?
Как утверждает А. Янов, все, что способствует уменьшению страха пациента, по своей природе будет способствовать его исцелению,- я в этом убежден. Короткая длительность сеансов и отсутствие диалога не являются успокаивающими факторами. Я осмелюсь предположить, что они помогают поддерживать у пациента некоторое чувство дискомфорта. Нужно иметь исключительную уверенность в себе, чтобы претендовать на то, что после десяти лет терапии мы исцелили пациента; это исцеление может быть результатом его естественной десятилетней эволюции.
Будет ли в этом контексте революционной терапия, которая в большинстве случаев дает блестящие результаты менее чем за один год?
Возвращаюсь к простому: перечитаем «Введение в психоанализ» и увидим, что З. Фрейд ясно излагает ясные мысли. Совокупность его работ вдохновлена идеей передать другим то, что он сам понял. Фрейд не изобретал комплекса Эдипа, он его увидел раньше других. Он дал ему имя и описал его в психологических терминах с простотой, достойной такого большого открытия. Идеи З. Фрейда - это типичные идеи ученого-материалиста конца ХIX в. И это одна из причин, объясняющих то, что его внимание было в большей степени направлено на механизмы сна и на выявление значения образа в каждой индивидуальной ситуации, чем на изучение универсального значения каждого образного символа. В этом значении его труд представляется недостаточным в сравнении с вкладом К. Г. Юнга. Мне всегда хочется выразить активный протест против столь частого противопоставления идей этих двух гигантов психоанализа. Их представления кажутся мне настолько взаимодополняющими, настолько также неразделимыми, что принятие одних и непринятие в расчет других кажется мне таким же абсурдным, как и умышленное членовредительство. Свободный сон наяву действует по двум основным направлениям:
Ни терапевт, ни пациент не имеют ни малейшей возможности ориентировать сон в одном из этих направлений. Это общее состояние нейронов, всей системы, включающей миллиарды соединений, определяет направление нервных импульсов. Организм сам устанавливает порядок первоочередности для улучшения своего состояния в целом. Процесс терапии вполне может начаться с серии сценариев инициирующего типа, подчиняющихся толкованию по Юнгу, а затем продолжиться снами, которые невозможно прочесть вне толкования по Фрейду. В одном и том же сеансе могут перемежаться последовательности образов, подтверждающие работу терапевтического плана, и образов, способствующих процессу личностного изменения.
Возможно, наступил момент, когда надо представить некоторые соображения относительно бессознательного. Будучи неточным, это слово носит характер общепринятых выражений. Бессознательное приобретает свое значение, подобно неизвестному в математическом уравнении. Самое общее определение бессознательного - «все то, что уже или еще недоступно сознанию».
То, что уже недоступно сознанию,- это содержание, ставшее объектом вытеснения из сознания. Это личное бессознательное во фрейдовском понимании, то, что не усваивается сознанием. И в данном случае зрительные символы являются симптомами.
То, что еще недоступно сознанию,- это коллективное бессознательное в юнговском понимании. Оно состоит из исходных матриц, которые в своей совокупности являются источником идей для сознания. И в данном случае зрительные символы являются алиментами*. Коллективное бессознательное - это огромное поле потенциальных возможностей психики, о котором К.Г. Юнг говорил, что чем больше мы из него черпаем, тем больше оно растет. Это парадоксальное, по сути, выражение применимо, и сегодня все это знают, к миру физическому. Таковы неиспользуемые способности миллиардов мыслимых соединений нейронов, их соединение в структуры настолько подвижно и эффективно, что каждое новое соединение увеличивает поле возможностей.
Четвертый сценарий Сильвана, который я изложил под названием «Хрустальный замок», прекрасно иллюстрирует тип сновидений, определенный как инициирующий. Третий сценарий Вероники, который хорошо известен тем, кто присутствовал хотя бы на одной из моих конференций, является наглядным примером сновидений, которые надо интерпретировать как аналитические. Веронике во время этого сеанса было двадцать лет. Серьезное ухудшение отношений с родителями (Вероника и ее сестры жили с родителями) вызвало ощущение такого психического дискомфорта, что потребовалась психотерапевтическая консультация. В главе, посвященной развитию тематики Эдипа, я приведу часть другого ее сценария, явно указывающего на причины трудностей, испытываемых молодой девушкой. Следующий эпизод, в котором солнце-отец и луна-мать одновременно появляются в небе, является типичным примером динамики ликвидации последствий комплекса Эдипа. Обращает на себя внимание почти наивная прямота, с которой Вероника обращается с наиболее могущественными архетипами:
«Я лечу над небольшими ложбинками, это напоминает пологий скат... ложбинок много, поэтому я поднимаюсь и спускаюсь..., но я все время продолжаю видеть очень далеко... я лечу дальше... у меня белые крылья... Я лечу над холмами, все более и более зелеными... я осторожно спускаюсь вниз, недалеко от виноградника, который огорожен низкой стенкой из камней, и я вижу дорогу...! Сейчас у меня больше нет крыльев! Это грунтовая дорога, выбеленная солнцем... я подхожу к калитке в стене и вхожу в виноградник... сейчас я прогуливаюсь по винограднику... Сначала он мне представлялся обычным, а теперь, когда я внутри, он меня полностью укрывает... это ... виноградник необъятных размеров... А я прогуливаюсь между лозами и становлюсь все меньше и меньше... как будто я в огромном лесу... это довольно красиво, потому что листья желтые и красные. Это виноградник осенью! И я все иду между лозами, я теперь стала совсем крошечная, и в какой-то момент я сталкиваюсь нос к носу со стрекозой, которая гораздо больше меня, но она выглядит симпатичной! Я сажусь к ней на спину, и она взлетает, но остается в винограднике... мы летаем между листьями, ну, как летают стрекозы! Мы делаем зигзаги между листьями, нас обдает росой, это приятно, и вдруг она взмывает в небо! Мы вылетаем из виноградника, порвав лист, кажется, что взорвалась крыша виноградника, но на самом деле мы продырявили насквозь всего один лист... Мы в открытом небе, а она продолжает подниматься вверх, прямо по вертикали! У меня такое ощущение, что мы взмываем вверх, что мы столкнулись с солнцем! Стрекозу просто оглушило ударом... она стала зигзагами спускаться вниз, а я осталась наверху... как будто с парашютом, который поддерживает меня на одной высоте с солнцем! И я начинаю прогуливаться по небу... высоко... и я поднялась над солнцем, потому что я хотела посмотреть на звезды, вот! Теперь я попадаю к звездам, как будто два неба находятся одно над другим: небо с солнцем, и над ним ночное небо со звездами... и молодая луна... Я кручусь между звездами, я наступаю на одну звезду, я скольжу по ее оконечностям, и, наконец, я присаживаюсь на самый кончик полумесяца луны! На внутреннюю часть нижнего кончика... и теперь... не знаю... словом, все: звезды, луна, солнце - все это живое! Мне кажется, что мы между собой немного разговариваем... мы вместе играем... и потом я прыгаю вниз... я спускаюсь со своим парашютом...»
Этот эпизод представляет лишь треть сна Вероники. Отношения молодой девушки с ее матерью заметно улучшились в течение последующих за сеансом дней.
По поводу переноса
Проект терапии методом сна наяву, свободного или направляемого, не предполагает участия переноса или, точнее, относящегося к переносу анализа. Отрицать взаимный перенос в отношениях между пациентом и его терапевтом абсурдно. Признавая его в качестве простой составляющей отношений, которые естественным образом складываются между двумя людьми, терапевт уделяет все свое внимание слушанию того, что пациент повествует ему в своих сновидениях. Во время сеанса свободного сна наяву терапевт в первую очередь является привилегированным свидетелем, присутствующим на показе загружаемых пациентом образов. Во время интерпретации показания данного свидетеля будут услышаны тем лучше, чем в большей степени ему удается избежать влияния переноса.
Направляемый и свободный сон наяву
Необходимо отказаться от благосклонных высказываний в адрес направляемого сна наяву. Я уже говорил о том, что лечение, которому я себя подверг пятьдесят лет назад, страдая серьезными проблемами личностной идентификации, оказалось спасительным в прямом смысле слова. Вся моя жизнь построилась на основе того, что я приобрел в ходе этой терапии. Специалист, который провел со мной это лечение, Роже Ленобль, был соперником Роберта Дезуайа и проводил сеансы терапии направляемого сна. Вы поймете мои колебания выступить в качестве свидетеля обвинения против того, кто заслужил и продолжает заслуживать мое полное признание. И все же я должен сделать выводы на основе моего обширного опыта свободного сна наяву и показать, что различия между этими двумя оперативными методами не только в нюансах. Более того! Я должен подчеркнуть, что сегодня направление сна мне представляется не только вредным, но и неприменимым. Я отдаю себе полностью отчет в парадоксальности моей позиции. Но это легко объяснить, если добавить, что направляемый сон наяву эффективен как метод вопреки факту направляемости.
Я также говорил уже о том, почему начиная с 1980 г. я начал предлагать моим пациентам сеансы свободного сна наяву. Я знал на опыте пятисот экспериментальных сеансов, в начале которых я предлагал для начала пациентам некий образ, что подобное предложение автоматически вызывает цепь ассоциаций, которые не выражают проблематику пациента, но раскрывают структурные соединения воображаемого. Решив оказывать терапевтическую помощь, я также хотел осуществить систематическое исследование смысла символов. Для этого мне были необходимы сценарии, полученные без какой-либо подсказки образа или вмешательства во время сеанса. Сегодня, имея в своем запасе опыт проведения около восьми тысяч сеансов свободного сна наяву, защищенных от какого-либо произвольного воздействия, я могу утверждать, что ни один специалист, каким бы умным и опытным он ни был, не может претендовать на знание реальной потребности пациента, собирающегося осуществить сон наяву. Он не может предвидеть ни путь, по которому пойдет нервный импульс, ни, как следствие, образы, которые при этом возникнут. Из этой полнойнепредсказуемости следует, что всякое предложение, ориентирующее сон, будет небрежной манипуляцией. Уважение пациента и его потребностей требует от терапевта подлинной скромности. И когда он соглашается признать эту невозможность предвидения, он сможет предложить пациенту эффективное слушание. Только выполняя это условие, терапевт поднимается до уровня той задачи, которую он на себя взял,- излечить!
Сначала, как всякий начинающий психотерапевт, я формулировал для себя некоторые ожидания от терапии. Но факты никогда их не подтверждали. Как всякий дебютант, я сомневался в эффективности недирективного подхода и позволял себе вмешиваться в процесс сновидения наяву. Когда сегодня я перечитываю отчеты о сеансах, в ходе которых пациент был удивлен или даже огорчен моим вмешательством, то правда становится очевидной. Я отдаю себе отчет, что эти вмешательства были отражением моего желания, моего страха, что пациент не пойдет по предполагаемому мной пути, то есть отражением моих проекций. Это становится еще более очевидным, когда я прослушиваю записи сеансов и слышу интонации обескураженности пациента, повествование которого было нарушено моим вмешательством! Мне бы хотелось быть максимально убедительным, когда я заявляю: вмешательство терапевта во время сеанса сновидения, как минимум, мешает пациенту, а чаще всего разрушает порыв, который мог бы привести к важному эпизоду психического изменения. Но утверждать в данном случае недостаточно, необходимо показать это на примере. Сценарий седьмого сна Аллана показывает, насколько губительным могут быть благожелательные вмешательства психотерапевта. Весь сценарий, очень продолжительный, содержит в себе несколько сцен преодоления порога, в которых присутствуют шесть из семи признаков, подтверждающих этот переход, что само по себе исключительно редко. Инверсия символического значения в промежутке между началом и концом отрывка, который я привожу в качестве примера, показывает всю его важность. Именно поэтому мои вмешательства, прерывавшие повествования, были неуместны:
«Я нахожусь на чердаке замка..., не знаю почему, но мне кажется, что это исключительное место... мне тяжело идти, так как приходится переступать через балки…, и вдруг летучая мышь, взлетает и кричит, она вылетает через окно наружу, ... ощущение достаточно неприятное, потому что мало света, и по мере продвижения попадаешь лицом в паутину... Я иду дальше <…>, я вижу гнездо с птенцами, которые пищат... гнездо ласточки... я вылезаю наружу через небольшое окошко, которое выходит на нечто вроде башни с зубцами... я вижу, что я поднялся гораздо выше, чем я думал... когда я смотрю вниз, то у меня кружится голова... мне хочется спуститься, но в момент, когда я подхожу к лестнице, летучая мышь возвращается на свой чердак, она приземляется ...» (долгое молчание).
Жорж Рамэ: «У вас в руках лампа, луч которой вы направляете на летучую мышь, и вы спрашиваете ее, кто она такая».
(В тоне ответа содержится непонимание). «Но она вернулась на чердак!... она больше не двигается... она висит, зацепившись лапами, и она смотрит на меня... и, несмотря на отвращение, которое мы обычно испытываем по отношению к этим существам, мне она кажется достаточно симпатичной... и у меня странное ощущение: когда вы смотрите на кого-то, кто лежит на полу, вы видите его глаза наоборот, но через какое-то время этот взгляд становится прямым, и это пугает... она висит головой вниз, зацепившись ногами, но она на меня смотрит, как будто она стоит на своих нога!... Я смотрю на нее, она смотрит на меня... она должна меня бояться, но она совершенно меня не боится...»
ЖР: «Направьте на нее вашу лампу... она вам скажет, кто она...»
«Я направляю на нее луч света, и она мне говорит: «Я - ночное животное, и не надо меня ослеплять... мне не нужны глаза, поскольку у меня есть радар. Она пытается дать мне понять, что если у нее есть глаза, то это для того, чтобы со мной разговаривать, поскольку я - человек, но для нее самой глаза не нужны...»
ЖР: «Разговаривать с вами, чтобы вам сказать что?»
«Она мне ничего не говорит… мне кажется, что надо что-то понять... она на меня смотрит так, как будто я что-то должен понять... она ждет момента, когда она увидит, что я понял... после этого ее глаза не будут ей больше нужны... но я не знаю, что я должен понять!»
ЖР: «И вы возвращаетесь к лестнице...»
«Да, но я все же хочу знать, в чем дело! Я так хочу понять! Нет! Я все же вернусь к лестнице... она мне говорит, что мы еще встретимся... однако любопытно... я взволнован... у меня ощущение, что я почти понял... она дает мне понять, что это случится не в этот раз... она мне назначает встречу... но она не скажет мне, что я должен ей сказать. Она здесь просто для того, чтобы быть свидетелем того, что я смогу ей сказать... это будет при другой встрече,… я чувствую после этой встречи большую симпатию к этому животному... я вернусь... теперь я иду к лестнице...»
Летучая мышь - символ переворота (инверсии), то есть принятия противоположного тому, что было в поле сознания, определяет основное направление динамики развития в данном сновидении. И если в целом оно имело обнадеживающие результаты, то это вопреки моим злополучным вмешательствам.
Аллан был в течение семи лет моим сотрудником, когда я работал в консультационном кабинете для промышленности. После того, как он занял другой пост вне кабинета, он попросил меня провести с ним курс терапии сном наяву. Еще больше, чем с кем бы то ни было, мне хотелось получить с этим пациентом, которого я высоко ценил, хорошие результаты. Может быть именно это желание - плохой советчик - мне подсказало эти несвоевременные вмешательства. У меня сохранились другие записи этого же периода, в которых такие же вежливые уклонения были ответом на мои попытки направления сновидений. То, что я испытываю сегодня, слушая их, сильно напоминает стыд, стыд спасительный.
Комментарии:
* В значении «продукты питания».- Прим. пер.
Комментарий: Глава из книги Ромэ Ж. «Свободный сон наяву: Новый терапевтический подход» (2014)
Фрейд, Юнг, Дезуай и другие
При первом взгляде слово «революция» может показаться слишком сильным. Постараюсь обосновать его использование. Нет необходимости утруждать читателя долгой историей толкования сновидений. Начиная со знаменитого сна Навуходоносора и включая бессчетные упоминания сновидений в Библии, многочисленные свидетельства показывают, что везде и во все времена люди чувствовали, что, несмотря на их видимую противоречивость, онейроидные проявления вскрывают некую мистическую функцию организма. Интерпретации снов, от самых вычурных до самых серьезных, на протяжении столетий сменяли друг друга, достигнув настоящего апогея в последние десятилетия.
Впервые научное обоснование анализа сна было предложено З. Фрейдом. Величайшая роль ученого состоит в идентификации основных механизмов, на которых строится формирование сновидений.
Перенос, смещение, сгущение, латентное содержание, метод свободных ассоциаций и, конечно, универсальная драма Эдипа являются их частью. Могли ли основатель психоанализа и его соратники предвидеть невероятную деривацию интеллектуальной психологической мысли, повлекшую за собой в 1950-1980-е годы появление такой аналитический литературы, по сравнению с которой произведения Ф. Кафки покажутся умиротворяющими? В течение этих лет казалось, что, чтобы выглядеть умными, надо все больше и больше усложнять излагаемые теории! Эти авторы, вероятно, забыли, что миссия терапевта - это идти навстречу страданию пациента и постараться уменьшить это страдание как можно быстрее! Что можно сказать по поводу психоаналитика, который предлагает своему пациенту, как будто это само собой разумеется, терапию, требующую шесть, восемь, десять лет, а то и больше, из расчета нескольких сеансов в неделю? Можно ли в этом случае отрицать тройную проблематичность данного подхода: денежную, временную и психологическую?
Как утверждает А. Янов, все, что способствует уменьшению страха пациента, по своей природе будет способствовать его исцелению,- я в этом убежден. Короткая длительность сеансов и отсутствие диалога не являются успокаивающими факторами. Я осмелюсь предположить, что они помогают поддерживать у пациента некоторое чувство дискомфорта. Нужно иметь исключительную уверенность в себе, чтобы претендовать на то, что после десяти лет терапии мы исцелили пациента; это исцеление может быть результатом его естественной десятилетней эволюции.
Будет ли в этом контексте революционной терапия, которая в большинстве случаев дает блестящие результаты менее чем за один год?
Возвращаюсь к простому: перечитаем «Введение в психоанализ» и увидим, что З. Фрейд ясно излагает ясные мысли. Совокупность его работ вдохновлена идеей передать другим то, что он сам понял. Фрейд не изобретал комплекса Эдипа, он его увидел раньше других. Он дал ему имя и описал его в психологических терминах с простотой, достойной такого большого открытия. Идеи З. Фрейда - это типичные идеи ученого-материалиста конца ХIX в. И это одна из причин, объясняющих то, что его внимание было в большей степени направлено на механизмы сна и на выявление значения образа в каждой индивидуальной ситуации, чем на изучение универсального значения каждого образного символа. В этом значении его труд представляется недостаточным в сравнении с вкладом К. Г. Юнга. Мне всегда хочется выразить активный протест против столь частого противопоставления идей этих двух гигантов психоанализа. Их представления кажутся мне настолько взаимодополняющими, настолько также неразделимыми, что принятие одних и непринятие в расчет других кажется мне таким же абсурдным, как и умышленное членовредительство. Свободный сон наяву действует по двум основным направлениям:
- Одно направление по своей природе чисто терапевтическое, сон старается найти решение психическому страданию. Это направление я определяю как аналитическое, так как оно выявляет и находит решения в рамках всех тех механизмов, которые описал З. Фрейд.
- Другое направление - это личностное развитие и реализация своей сущности. Это направление можно назвать инициирующим, так как к нему относится то, что К.Г. Юнг описал как реализацию Я, то есть полное психическое развитие.
Ни терапевт, ни пациент не имеют ни малейшей возможности ориентировать сон в одном из этих направлений. Это общее состояние нейронов, всей системы, включающей миллиарды соединений, определяет направление нервных импульсов. Организм сам устанавливает порядок первоочередности для улучшения своего состояния в целом. Процесс терапии вполне может начаться с серии сценариев инициирующего типа, подчиняющихся толкованию по Юнгу, а затем продолжиться снами, которые невозможно прочесть вне толкования по Фрейду. В одном и том же сеансе могут перемежаться последовательности образов, подтверждающие работу терапевтического плана, и образов, способствующих процессу личностного изменения.
Возможно, наступил момент, когда надо представить некоторые соображения относительно бессознательного. Будучи неточным, это слово носит характер общепринятых выражений. Бессознательное приобретает свое значение, подобно неизвестному в математическом уравнении. Самое общее определение бессознательного - «все то, что уже или еще недоступно сознанию».
То, что уже недоступно сознанию,- это содержание, ставшее объектом вытеснения из сознания. Это личное бессознательное во фрейдовском понимании, то, что не усваивается сознанием. И в данном случае зрительные символы являются симптомами.
То, что еще недоступно сознанию,- это коллективное бессознательное в юнговском понимании. Оно состоит из исходных матриц, которые в своей совокупности являются источником идей для сознания. И в данном случае зрительные символы являются алиментами*. Коллективное бессознательное - это огромное поле потенциальных возможностей психики, о котором К.Г. Юнг говорил, что чем больше мы из него черпаем, тем больше оно растет. Это парадоксальное, по сути, выражение применимо, и сегодня все это знают, к миру физическому. Таковы неиспользуемые способности миллиардов мыслимых соединений нейронов, их соединение в структуры настолько подвижно и эффективно, что каждое новое соединение увеличивает поле возможностей.
Четвертый сценарий Сильвана, который я изложил под названием «Хрустальный замок», прекрасно иллюстрирует тип сновидений, определенный как инициирующий. Третий сценарий Вероники, который хорошо известен тем, кто присутствовал хотя бы на одной из моих конференций, является наглядным примером сновидений, которые надо интерпретировать как аналитические. Веронике во время этого сеанса было двадцать лет. Серьезное ухудшение отношений с родителями (Вероника и ее сестры жили с родителями) вызвало ощущение такого психического дискомфорта, что потребовалась психотерапевтическая консультация. В главе, посвященной развитию тематики Эдипа, я приведу часть другого ее сценария, явно указывающего на причины трудностей, испытываемых молодой девушкой. Следующий эпизод, в котором солнце-отец и луна-мать одновременно появляются в небе, является типичным примером динамики ликвидации последствий комплекса Эдипа. Обращает на себя внимание почти наивная прямота, с которой Вероника обращается с наиболее могущественными архетипами:
«Я лечу над небольшими ложбинками, это напоминает пологий скат... ложбинок много, поэтому я поднимаюсь и спускаюсь..., но я все время продолжаю видеть очень далеко... я лечу дальше... у меня белые крылья... Я лечу над холмами, все более и более зелеными... я осторожно спускаюсь вниз, недалеко от виноградника, который огорожен низкой стенкой из камней, и я вижу дорогу...! Сейчас у меня больше нет крыльев! Это грунтовая дорога, выбеленная солнцем... я подхожу к калитке в стене и вхожу в виноградник... сейчас я прогуливаюсь по винограднику... Сначала он мне представлялся обычным, а теперь, когда я внутри, он меня полностью укрывает... это ... виноградник необъятных размеров... А я прогуливаюсь между лозами и становлюсь все меньше и меньше... как будто я в огромном лесу... это довольно красиво, потому что листья желтые и красные. Это виноградник осенью! И я все иду между лозами, я теперь стала совсем крошечная, и в какой-то момент я сталкиваюсь нос к носу со стрекозой, которая гораздо больше меня, но она выглядит симпатичной! Я сажусь к ней на спину, и она взлетает, но остается в винограднике... мы летаем между листьями, ну, как летают стрекозы! Мы делаем зигзаги между листьями, нас обдает росой, это приятно, и вдруг она взмывает в небо! Мы вылетаем из виноградника, порвав лист, кажется, что взорвалась крыша виноградника, но на самом деле мы продырявили насквозь всего один лист... Мы в открытом небе, а она продолжает подниматься вверх, прямо по вертикали! У меня такое ощущение, что мы взмываем вверх, что мы столкнулись с солнцем! Стрекозу просто оглушило ударом... она стала зигзагами спускаться вниз, а я осталась наверху... как будто с парашютом, который поддерживает меня на одной высоте с солнцем! И я начинаю прогуливаться по небу... высоко... и я поднялась над солнцем, потому что я хотела посмотреть на звезды, вот! Теперь я попадаю к звездам, как будто два неба находятся одно над другим: небо с солнцем, и над ним ночное небо со звездами... и молодая луна... Я кручусь между звездами, я наступаю на одну звезду, я скольжу по ее оконечностям, и, наконец, я присаживаюсь на самый кончик полумесяца луны! На внутреннюю часть нижнего кончика... и теперь... не знаю... словом, все: звезды, луна, солнце - все это живое! Мне кажется, что мы между собой немного разговариваем... мы вместе играем... и потом я прыгаю вниз... я спускаюсь со своим парашютом...»
Этот эпизод представляет лишь треть сна Вероники. Отношения молодой девушки с ее матерью заметно улучшились в течение последующих за сеансом дней.
По поводу переноса
Проект терапии методом сна наяву, свободного или направляемого, не предполагает участия переноса или, точнее, относящегося к переносу анализа. Отрицать взаимный перенос в отношениях между пациентом и его терапевтом абсурдно. Признавая его в качестве простой составляющей отношений, которые естественным образом складываются между двумя людьми, терапевт уделяет все свое внимание слушанию того, что пациент повествует ему в своих сновидениях. Во время сеанса свободного сна наяву терапевт в первую очередь является привилегированным свидетелем, присутствующим на показе загружаемых пациентом образов. Во время интерпретации показания данного свидетеля будут услышаны тем лучше, чем в большей степени ему удается избежать влияния переноса.
Направляемый и свободный сон наяву
Необходимо отказаться от благосклонных высказываний в адрес направляемого сна наяву. Я уже говорил о том, что лечение, которому я себя подверг пятьдесят лет назад, страдая серьезными проблемами личностной идентификации, оказалось спасительным в прямом смысле слова. Вся моя жизнь построилась на основе того, что я приобрел в ходе этой терапии. Специалист, который провел со мной это лечение, Роже Ленобль, был соперником Роберта Дезуайа и проводил сеансы терапии направляемого сна. Вы поймете мои колебания выступить в качестве свидетеля обвинения против того, кто заслужил и продолжает заслуживать мое полное признание. И все же я должен сделать выводы на основе моего обширного опыта свободного сна наяву и показать, что различия между этими двумя оперативными методами не только в нюансах. Более того! Я должен подчеркнуть, что сегодня направление сна мне представляется не только вредным, но и неприменимым. Я отдаю себе полностью отчет в парадоксальности моей позиции. Но это легко объяснить, если добавить, что направляемый сон наяву эффективен как метод вопреки факту направляемости.
Я также говорил уже о том, почему начиная с 1980 г. я начал предлагать моим пациентам сеансы свободного сна наяву. Я знал на опыте пятисот экспериментальных сеансов, в начале которых я предлагал для начала пациентам некий образ, что подобное предложение автоматически вызывает цепь ассоциаций, которые не выражают проблематику пациента, но раскрывают структурные соединения воображаемого. Решив оказывать терапевтическую помощь, я также хотел осуществить систематическое исследование смысла символов. Для этого мне были необходимы сценарии, полученные без какой-либо подсказки образа или вмешательства во время сеанса. Сегодня, имея в своем запасе опыт проведения около восьми тысяч сеансов свободного сна наяву, защищенных от какого-либо произвольного воздействия, я могу утверждать, что ни один специалист, каким бы умным и опытным он ни был, не может претендовать на знание реальной потребности пациента, собирающегося осуществить сон наяву. Он не может предвидеть ни путь, по которому пойдет нервный импульс, ни, как следствие, образы, которые при этом возникнут. Из этой полнойнепредсказуемости следует, что всякое предложение, ориентирующее сон, будет небрежной манипуляцией. Уважение пациента и его потребностей требует от терапевта подлинной скромности. И когда он соглашается признать эту невозможность предвидения, он сможет предложить пациенту эффективное слушание. Только выполняя это условие, терапевт поднимается до уровня той задачи, которую он на себя взял,- излечить!
Сначала, как всякий начинающий психотерапевт, я формулировал для себя некоторые ожидания от терапии. Но факты никогда их не подтверждали. Как всякий дебютант, я сомневался в эффективности недирективного подхода и позволял себе вмешиваться в процесс сновидения наяву. Когда сегодня я перечитываю отчеты о сеансах, в ходе которых пациент был удивлен или даже огорчен моим вмешательством, то правда становится очевидной. Я отдаю себе отчет, что эти вмешательства были отражением моего желания, моего страха, что пациент не пойдет по предполагаемому мной пути, то есть отражением моих проекций. Это становится еще более очевидным, когда я прослушиваю записи сеансов и слышу интонации обескураженности пациента, повествование которого было нарушено моим вмешательством! Мне бы хотелось быть максимально убедительным, когда я заявляю: вмешательство терапевта во время сеанса сновидения, как минимум, мешает пациенту, а чаще всего разрушает порыв, который мог бы привести к важному эпизоду психического изменения. Но утверждать в данном случае недостаточно, необходимо показать это на примере. Сценарий седьмого сна Аллана показывает, насколько губительным могут быть благожелательные вмешательства психотерапевта. Весь сценарий, очень продолжительный, содержит в себе несколько сцен преодоления порога, в которых присутствуют шесть из семи признаков, подтверждающих этот переход, что само по себе исключительно редко. Инверсия символического значения в промежутке между началом и концом отрывка, который я привожу в качестве примера, показывает всю его важность. Именно поэтому мои вмешательства, прерывавшие повествования, были неуместны:
«Я нахожусь на чердаке замка..., не знаю почему, но мне кажется, что это исключительное место... мне тяжело идти, так как приходится переступать через балки…, и вдруг летучая мышь, взлетает и кричит, она вылетает через окно наружу, ... ощущение достаточно неприятное, потому что мало света, и по мере продвижения попадаешь лицом в паутину... Я иду дальше <…>, я вижу гнездо с птенцами, которые пищат... гнездо ласточки... я вылезаю наружу через небольшое окошко, которое выходит на нечто вроде башни с зубцами... я вижу, что я поднялся гораздо выше, чем я думал... когда я смотрю вниз, то у меня кружится голова... мне хочется спуститься, но в момент, когда я подхожу к лестнице, летучая мышь возвращается на свой чердак, она приземляется ...» (долгое молчание).
Жорж Рамэ: «У вас в руках лампа, луч которой вы направляете на летучую мышь, и вы спрашиваете ее, кто она такая».
(В тоне ответа содержится непонимание). «Но она вернулась на чердак!... она больше не двигается... она висит, зацепившись лапами, и она смотрит на меня... и, несмотря на отвращение, которое мы обычно испытываем по отношению к этим существам, мне она кажется достаточно симпатичной... и у меня странное ощущение: когда вы смотрите на кого-то, кто лежит на полу, вы видите его глаза наоборот, но через какое-то время этот взгляд становится прямым, и это пугает... она висит головой вниз, зацепившись ногами, но она на меня смотрит, как будто она стоит на своих нога!... Я смотрю на нее, она смотрит на меня... она должна меня бояться, но она совершенно меня не боится...»
ЖР: «Направьте на нее вашу лампу... она вам скажет, кто она...»
«Я направляю на нее луч света, и она мне говорит: «Я - ночное животное, и не надо меня ослеплять... мне не нужны глаза, поскольку у меня есть радар. Она пытается дать мне понять, что если у нее есть глаза, то это для того, чтобы со мной разговаривать, поскольку я - человек, но для нее самой глаза не нужны...»
ЖР: «Разговаривать с вами, чтобы вам сказать что?»
«Она мне ничего не говорит… мне кажется, что надо что-то понять... она на меня смотрит так, как будто я что-то должен понять... она ждет момента, когда она увидит, что я понял... после этого ее глаза не будут ей больше нужны... но я не знаю, что я должен понять!»
ЖР: «И вы возвращаетесь к лестнице...»
«Да, но я все же хочу знать, в чем дело! Я так хочу понять! Нет! Я все же вернусь к лестнице... она мне говорит, что мы еще встретимся... однако любопытно... я взволнован... у меня ощущение, что я почти понял... она дает мне понять, что это случится не в этот раз... она мне назначает встречу... но она не скажет мне, что я должен ей сказать. Она здесь просто для того, чтобы быть свидетелем того, что я смогу ей сказать... это будет при другой встрече,… я чувствую после этой встречи большую симпатию к этому животному... я вернусь... теперь я иду к лестнице...»
Летучая мышь - символ переворота (инверсии), то есть принятия противоположного тому, что было в поле сознания, определяет основное направление динамики развития в данном сновидении. И если в целом оно имело обнадеживающие результаты, то это вопреки моим злополучным вмешательствам.
Аллан был в течение семи лет моим сотрудником, когда я работал в консультационном кабинете для промышленности. После того, как он занял другой пост вне кабинета, он попросил меня провести с ним курс терапии сном наяву. Еще больше, чем с кем бы то ни было, мне хотелось получить с этим пациентом, которого я высоко ценил, хорошие результаты. Может быть именно это желание - плохой советчик - мне подсказало эти несвоевременные вмешательства. У меня сохранились другие записи этого же периода, в которых такие же вежливые уклонения были ответом на мои попытки направления сновидений. То, что я испытываю сегодня, слушая их, сильно напоминает стыд, стыд спасительный.
Комментарии:
* В значении «продукты питания».- Прим. пер.
Комментарий: Глава из книги Ромэ Ж. «Свободный сон наяву: Новый терапевтический подход» (2014)