Play Life Station
«Почему бы тебе не написать о том, что интересует современную молодёжь? Чем она увлекается, как живёт и, в конце концов, чего она сегодня хочет?», - так звучало первое задание, полученное мной от Мари. «All right, подлетаю к клавиатуре» - ответила я, спустя два часа после того, как началось...
Начало было самым убедительным. Причина лежала «на поверхности» - впервые за полгода мой провайдер фыркнул на монитор надпись «Подключение к выделенной линии невозможно». Ошибка №800 отключила меня от ленты новостей, электронной почты, контактов партнёров, календаря на месяц вперёд, прогноза на неделю и друзей, с которыми мы чаще встречаемся за чашкой кофе в скайпе, чем в жизни. Итак, заняться было чем.
В непросвещённых кругах поговаривают, будто современная молодёжь «политически пассивна, жизненно нецелеустремлённа, прописалась в Контакте и если читает, то глянец, в процессе переезда из одного ночного клуба в другой». Классика собирательного портрета кисти недокормленной сплетнями бабушки у подъезда.
«Ну, конечно, ты «домашнее растение» и Жигулёвское по вечерам во дворе не распиваешь», - слышу некрепкие аргументы тех, кому по неясным причинам хочется верить в овощей, записывающих на жёсткий диск тээнтэшную Санта-Барбару под предводительством недооценённой простаками Собчак.
У молодёжи как в хорошей пьесе нет чёрных и белых лиц. Чёрное нередко при рассмотрении оказывается белым с налётом пыли маргинальных сообществ, а белое сверкает потому, что «тётя Ася приехала», присутствие которой исключает «пятна» на репутации. Но отбелить не значит исключить их былое присутствие.
Как это обычно бывает. Девочке, с которой «родители не позволяют дружить», противостоит зубрилка Петрова, с которой дружить не позволяет школьный бойкот чрезмерному проявлению умственных способностей и благоразумию. К старшим классам протестов становится всё меньше, а желания сменить Барби на Скарлетт всё больше. Но, не тут-то было. Затянув со школьного двора «песенку студента», наш герой с головокружащей скоростью свободы падает в море искушений молодости и, поймав волну вседозволенности, выныривает года эдак через четыре вполне себе сформированным человеком с личными целями и, даст Бог, ценностями.
Процесс завораживает. Когда мне было 17, одна компания из Международного Университета в Москве, выпускающего студентов с лейблом «элитное образование», могла позволить себе трахаться без разбора, закусывать текилу икрой и курить марихуану в постели, в то время как другая коротала вечера под зелёным абажуром третьего зала Ленинской библиотеки за чтением полемики Фонвизина с Екатериной. Мне удалось это совместить. «Расслабься, бейби. Должно же это когда-то случиться, так зачем ждать?». Думать в таких случаях не принято, как и спорить. К счастью, мир, в котором добродетели становятся пороками, неупотребление алкоголя непозволительным аскетизмом, девственность помехой, а моральные принципы - признаком старомодности, имеет обыкновение вызывать тошноту, и причиной тому отнюдь не Сартр. Мой выбор пал на последнего три года назад, после того как на первом курсе я первый раз дала себе пощёчину, глядя в зеркало.
Сегодня мои друзья самые деятельные из всех, которых мне только довелось встретить. В 23 они создают свои компании, берут интервью у лучших дизайнеров мира, снимают кино, выступают на сцене и собирают три тысячи друзей в Live Journal под постами о путешествиях длиной в три месяца, а после двух бутылок виски заводят будильник, чтобы успеть в Третьяковку на лекцию о Сезанне и Ван Гоге. Они обсуждают Ницше и Шопенгауэра, передают из рук в руки историю живописи, привезённую из Лувра, и смотрят Ким Ки Дука на последнем сидении Иллюзиона. Они курят гашиш на кухне, заказывают Космополитен в Дягилеве и меняют статус на «всё сложно» в Контакте. Они защищают красные дипломы и покупают ответы на билеты к экзамену, работают на три компании и берут в долг, ставят долгосрочные цели и разбиваются. Их выбор пал на жизнь, и только со стороны она кажется «в розовом цвете».
Приятно чувствовать под ногами мощёные улицы Кузнецкого моста. На стройную архитектурную картину яркими мазками из чужеродной палитры ложатся портреты молодых девушек в неприлично коротких платьях, на 11-сантиметровых шпильках марширующих к дороге в поисках такси, вооружившись клатчами Chanel, не имеющими ничего общего с Коко. «Вы только посмотрите, Жигули! Проезжайте, проезжайте. Не можем же мы подъехать к клубу на этом корыте». Ничего, леди, это пройдёт, как молодость. Главное, чтобы запятая перед «как» не стёрлась с годами.
Начало было самым убедительным. Причина лежала «на поверхности» - впервые за полгода мой провайдер фыркнул на монитор надпись «Подключение к выделенной линии невозможно». Ошибка №800 отключила меня от ленты новостей, электронной почты, контактов партнёров, календаря на месяц вперёд, прогноза на неделю и друзей, с которыми мы чаще встречаемся за чашкой кофе в скайпе, чем в жизни. Итак, заняться было чем.
В непросвещённых кругах поговаривают, будто современная молодёжь «политически пассивна, жизненно нецелеустремлённа, прописалась в Контакте и если читает, то глянец, в процессе переезда из одного ночного клуба в другой». Классика собирательного портрета кисти недокормленной сплетнями бабушки у подъезда.
«Ну, конечно, ты «домашнее растение» и Жигулёвское по вечерам во дворе не распиваешь», - слышу некрепкие аргументы тех, кому по неясным причинам хочется верить в овощей, записывающих на жёсткий диск тээнтэшную Санта-Барбару под предводительством недооценённой простаками Собчак.
У молодёжи как в хорошей пьесе нет чёрных и белых лиц. Чёрное нередко при рассмотрении оказывается белым с налётом пыли маргинальных сообществ, а белое сверкает потому, что «тётя Ася приехала», присутствие которой исключает «пятна» на репутации. Но отбелить не значит исключить их былое присутствие.
Как это обычно бывает. Девочке, с которой «родители не позволяют дружить», противостоит зубрилка Петрова, с которой дружить не позволяет школьный бойкот чрезмерному проявлению умственных способностей и благоразумию. К старшим классам протестов становится всё меньше, а желания сменить Барби на Скарлетт всё больше. Но, не тут-то было. Затянув со школьного двора «песенку студента», наш герой с головокружащей скоростью свободы падает в море искушений молодости и, поймав волну вседозволенности, выныривает года эдак через четыре вполне себе сформированным человеком с личными целями и, даст Бог, ценностями.
Процесс завораживает. Когда мне было 17, одна компания из Международного Университета в Москве, выпускающего студентов с лейблом «элитное образование», могла позволить себе трахаться без разбора, закусывать текилу икрой и курить марихуану в постели, в то время как другая коротала вечера под зелёным абажуром третьего зала Ленинской библиотеки за чтением полемики Фонвизина с Екатериной. Мне удалось это совместить. «Расслабься, бейби. Должно же это когда-то случиться, так зачем ждать?». Думать в таких случаях не принято, как и спорить. К счастью, мир, в котором добродетели становятся пороками, неупотребление алкоголя непозволительным аскетизмом, девственность помехой, а моральные принципы - признаком старомодности, имеет обыкновение вызывать тошноту, и причиной тому отнюдь не Сартр. Мой выбор пал на последнего три года назад, после того как на первом курсе я первый раз дала себе пощёчину, глядя в зеркало.
Сегодня мои друзья самые деятельные из всех, которых мне только довелось встретить. В 23 они создают свои компании, берут интервью у лучших дизайнеров мира, снимают кино, выступают на сцене и собирают три тысячи друзей в Live Journal под постами о путешествиях длиной в три месяца, а после двух бутылок виски заводят будильник, чтобы успеть в Третьяковку на лекцию о Сезанне и Ван Гоге. Они обсуждают Ницше и Шопенгауэра, передают из рук в руки историю живописи, привезённую из Лувра, и смотрят Ким Ки Дука на последнем сидении Иллюзиона. Они курят гашиш на кухне, заказывают Космополитен в Дягилеве и меняют статус на «всё сложно» в Контакте. Они защищают красные дипломы и покупают ответы на билеты к экзамену, работают на три компании и берут в долг, ставят долгосрочные цели и разбиваются. Их выбор пал на жизнь, и только со стороны она кажется «в розовом цвете».
Приятно чувствовать под ногами мощёные улицы Кузнецкого моста. На стройную архитектурную картину яркими мазками из чужеродной палитры ложатся портреты молодых девушек в неприлично коротких платьях, на 11-сантиметровых шпильках марширующих к дороге в поисках такси, вооружившись клатчами Chanel, не имеющими ничего общего с Коко. «Вы только посмотрите, Жигули! Проезжайте, проезжайте. Не можем же мы подъехать к клубу на этом корыте». Ничего, леди, это пройдёт, как молодость. Главное, чтобы запятая перед «как» не стёрлась с годами.