порой думаю о своем месте в обществе и о своем отношении к культуре, и какое-то прям пренебрежение испытываю. сперва что-нибудь вроде "русская литература составляет меня на 3/4", а потом сразу внутренний алексей максимыч пешков сплевывает сквозь зубы и такой, ну еще бы, что тебе еще оставалось. для человека, принципиально незнакомого с жизнью, вроде ученика престижной школы, выросшего в тепличных (в интеллектуальном смысле) условиях, нет ничего более естественного и вместе с тем более унизительно тривиального, чем любить культуру, к которой он принадлежит. до такой степени, что даже с какой-то жалостью к себе начинаешь относиться. как будто вынес на знамя то, что каждое утро чистишь зубы, например.
то ли дело внутренний маяковский, которого, как известно, любить учили в бутырках, но его так мало встречается. а вообще, мне кажется, любое приобщение к культуре должно идти снизу вверх, потому что культура - это все-таки надстройка. или пусть не надстройка, а некий дух, пронизывающий и осмысляющий материю. но если нету материи, то получается просто бессмысленное сотрясение воздуха (как и живут многие мне подобные, не в обиду никому будь сказано). тем не менее, кстати, на этом состоянии "у меня нет базиса, зато дофига надстройки" держится вся культура постмодерна. особенно веселит то, что она и жертва этого состояния, то есть симулякр сама по себе, и сама же делает из этого отличительную черту, понимая свое симулякровое состояние. какой-то эшер.
под занавес не могу удержаться от фолкнеровской ассоциации: как бы себя чувствовал гарвардский профессор, коренной южанин, вынужденный в эпоху толерантности обучать талантливых негров, и одновременно - как бы они его видели. с одной стороны, нельзя не признавать, что ничуть они не хуже и вообще имеют право любить блейка или элиота и все понимают не хуже белых, но господи боже это же нигеры. с другой стороны - они трепещут перед этим средоточием бремени белых и одновременно наблюдают, как он неудержимо клонится в закат вместе со всем, что воплощает и являет собой, и только бессмертная поэзия сияет для всех и навсегда, аминь.