Набоков
Пора положить этому конец. На ближайших выборах будет как всегда циркулировать их список... А мы тут пустим наш, стопроцентно-профессиональный: председатель Васильев, товарищ председателя Гец, члены: Лишневский, Шахматов, Владимиров, вы и я, - ну и ревизионную комиссию составим по-новому, тем более что Беленький и Чернышевский из нее выбыли".
"Нет уж, пожалуйста, - сказал Федор Константинович (мельком полюбовавшись ширинским определением смерти), - на меня не рассчитывайте. Ни в какие правления никогда в жизни не войду".
"Перестаньте! - воскликнул Ширин, поморщившись. - Это недобросовестно".
"Напротив, очень добросовестно. И вообще - если я член Союза, то это по рассеянности. Честно говоря, Кончеев прав, что держится от всего этого в стороне".
"Кончеев, - сказал Ширин сердито. - Кончеев - никому ненужный кустарь-одиночка, абсолютно лишенный каких-либо общих интересов. А вы уж потому должны интересоваться судьбой Союза, что, простите за прямоту, берете оттуда деньги". "Вот именно, вот именно! Сами понимаете, что если войду в правление, то выдавать себе самому будет невозможно".
"Что вы фантазируете? Почему невозможно? Это вполне законная процедура. Будете просто вставать и удаляться в уборную, на минуту превращаясь, так сказать в рядового члена, пока обсуждается коллегами ваше прошение. Все это пустые отговорки, которые вы сейчас придумали".
"Как ваш новый роман? - спросил Федор Константинович. - Подходит к концу?".
"Дело сейчас не в моем романе. Я вас очень прошу дать свое согласие. Нужны молодые силы. Этот список мы с Лишневским обдумывали без конца".
"Ни за что, - сказал Федор Константинович. - Не хочу валять дурака".
"Ну, если вы называете общественный долг валянием дурака...".
"Если войду в правление, то валять буду непременно, так что отказываюсь как раз из уважения к долгу".
"Очень печально, - сказал Ширин. - Неужели придется вместо вас взять Ростислава Странного?".
"Конечно! Чудно! Обожаю Ростислава".
"Я собственно его отложил для ревизионной комиссии. Есть еще, конечно, Буш... Но вы все-таки еще подумайте. Дело не пустяковое. Будет настоящее сражение с этими разбойниками. Я такое выступление готовлю, что ой-е-ей. Подумайте, подумайте, у вас есть еще целый месяц".
За этот месяц вышла книга Федора Константиновича, и успело появиться два-три отзыва о ней, так что на общее собрание он отправился с приятным чувством, что увидит там не одного врага-читателя.
"Нет уж, пожалуйста, - сказал Федор Константинович (мельком полюбовавшись ширинским определением смерти), - на меня не рассчитывайте. Ни в какие правления никогда в жизни не войду".
"Перестаньте! - воскликнул Ширин, поморщившись. - Это недобросовестно".
"Напротив, очень добросовестно. И вообще - если я член Союза, то это по рассеянности. Честно говоря, Кончеев прав, что держится от всего этого в стороне".
"Кончеев, - сказал Ширин сердито. - Кончеев - никому ненужный кустарь-одиночка, абсолютно лишенный каких-либо общих интересов. А вы уж потому должны интересоваться судьбой Союза, что, простите за прямоту, берете оттуда деньги". "Вот именно, вот именно! Сами понимаете, что если войду в правление, то выдавать себе самому будет невозможно".
"Что вы фантазируете? Почему невозможно? Это вполне законная процедура. Будете просто вставать и удаляться в уборную, на минуту превращаясь, так сказать в рядового члена, пока обсуждается коллегами ваше прошение. Все это пустые отговорки, которые вы сейчас придумали".
"Как ваш новый роман? - спросил Федор Константинович. - Подходит к концу?".
"Дело сейчас не в моем романе. Я вас очень прошу дать свое согласие. Нужны молодые силы. Этот список мы с Лишневским обдумывали без конца".
"Ни за что, - сказал Федор Константинович. - Не хочу валять дурака".
"Ну, если вы называете общественный долг валянием дурака...".
"Если войду в правление, то валять буду непременно, так что отказываюсь как раз из уважения к долгу".
"Очень печально, - сказал Ширин. - Неужели придется вместо вас взять Ростислава Странного?".
"Конечно! Чудно! Обожаю Ростислава".
"Я собственно его отложил для ревизионной комиссии. Есть еще, конечно, Буш... Но вы все-таки еще подумайте. Дело не пустяковое. Будет настоящее сражение с этими разбойниками. Я такое выступление готовлю, что ой-е-ей. Подумайте, подумайте, у вас есть еще целый месяц".
За этот месяц вышла книга Федора Константиновича, и успело появиться два-три отзыва о ней, так что на общее собрание он отправился с приятным чувством, что увидит там не одного врага-читателя.