Превратности теоретического сознания
Понимание мышления и рациональной деятельности человека как целостного освоения окружающего мира, предполагает и обратное воздействие. Мы меняем «картину» мира (научную, религиозную, политическую) посредством нашей теоретико-познавательной и практической деятельности, следовательно, уже наш мир, воздействуя меняет нас, как непосредственных представителей культуры. «В современной науке грани между объектом и субъектом порой вообще трудноуловимы; кажется, что субъект и объект сливаются воедино в познании. Пример тому - ситуация в квантовой механике, сложившаяся в связи с особой ролью прибора в познании микрообъектов. В классической физике постулировался абсолютный характер, независимость физических объектов от субъекта и от условий познания, от приборов. Теперь же субъект и условия познания «вторглись» в сам объект.
Результаты экспериментирования с явлениями атомного масштаба нельзя истолковывать как дающие информацию о свойствах квантовых объектов «самих по себе». О них надо говорить как о таких, которые включают описание и квантовых объектов, и измерительных устройств, взаимодействующих с квантовыми объектами. Несмотря на все это, физика стремится дать описание самих объектов. Отмечая данный момент, специалисты в то же время указывают на возможность установить на теоретическом уровне знания пределы, когда мы можем представлять свойства самих этих объектов». Далее, мышление полагается, как некая самостоятельная реальность, приобретшая свой особый онтологический статус в социокультурном и историческом срезах бытия. Оно весьма отлично от чувственно-материальной эмпирии, а порой и противостоит ей. Следуя «теоретической установке», исследователь начинает различать представления о мире (т.е. то, что он думает о мире) от реального мира. Если вся предшествующая метафизика начинала с «что такое» предмет, то уже Кант начинает с того «как» происходит суждение о предмете. Если прежняя метафизика вначале и исконно сообщала о каком-либо качестве вещей, то Кант исследует и расчленяет прежде всего утверждение познания предмета, чтобы установить, что же положено и что имеется в виду под ним, под «отношением», о котором оно говорит», и далее цитата: «Я называю трансцендентальным всякое познание, занимающееся не столько предметами, сколько видами нашего познания предметов, поскольку это познание должно быть возможным а priori» (Э. Кассирер).
Теоретическое мышление связано как минимум с удвоением реальности, т.е. с проведением достаточно отчетливой границы, между теоретическим и реальным миром. С одной стороны перед нами мир, так как он дан нам в ощущении и опыте, а с другой то, что мы о нем думаем, мыслим. Дело в том, что любое теоретическое знание в отличие от внетеоритического, в самой своей глубинной сущности формалистично. Оно связанно с конструированием таких лингвистических парадигм, посредством которых любая мыслительная «материя» становится достоянием универсальных форм, образующих порой весьма сложную метасистему ее исследования и описания. На самом деле, ни из какой совокупности эмпирического опыта, мы не сможем вывести различие между реальностью и представлением о ней. Сама наша мысль, «объективно» говорящая о том, что есть реальность сама по себе и есть представление о ней существующее само по себе и то, что одно отлично от другого «ни откуда нами не может быть получено». Здесь, перед нами очень интересный феномен, смысл которого в следующем: всякая «теория» начинается с отрицания реального мира, с его виртуального разрушения, а затем как бы нового рождения уже обогащенного иным содержанием, пропущенным чрез наше мышление, уже «нашего мира». Как отмечает В.С. Швырев: «Обеспечивая проникновение человеческой мысли в слои реальности, недоступные неспециализированному обыденному сознанию, рациональное сознание в то же время создает особый мир идеальных конструкций, «теоретический мир», как его называют в философско-методологической литературе. И может происходить «отчуждение» этого «теоретического мира» от мира в котором существуют реальные живые индивиды с их личностным сознанием, происходящее за счет разрыва «обратных связей» мира теоретических конструкций с этим живым реальным миром, замыкание теоретического мира на самого себя, превращения его в некую «суперструктуру», довлеющую над живым личностным познанием во всем богатстве его мировосприятия и мироотношения. Свойственная рациональному сознанию установка на фиксацию в этих идеальных конструкциях действительности в ее сущностном бытии («сущность», «закон», «объективная необходимость» и т.п.) может приводить к претензиям на приоретет по отношению ко всем неотчуждаемым от живых индивидов формам освоения ими окружающей их реальности, что в своих крайних формах ведет к эстетической и нравственной глухоте, вообще к подавлению живого личностного самостоятельного мировосприятия и мироотношения».
Автор солидарен в понимании феномена «рациональность», в том смысле, в котором это понимал К. Поппер: «Смысл, в котором я использую термин «рационализм», может стать немного яснее, если разграничить подлинный рационализм и неподлинный, или псевдорационализм. «Подлинным рационализмом», я буду называть рационализм Сократа. Он предполагает осознание ограниченности возможностей отдельного человека, интеллектуальную скромность тех, кому дано знать, как часто они ошибаются и как сильно зависит даже это их знание от других людей. Подлинный рационализм предполагает осознание того обстоятельства, что не следует слишком полагаться на разум, что доказательство редко решает проблему, хотя оно и является единственным средством научиться - конечно, не совершенно отчетливому пониманию, а пониманию более отчетливому, чем прежде».
Результаты экспериментирования с явлениями атомного масштаба нельзя истолковывать как дающие информацию о свойствах квантовых объектов «самих по себе». О них надо говорить как о таких, которые включают описание и квантовых объектов, и измерительных устройств, взаимодействующих с квантовыми объектами. Несмотря на все это, физика стремится дать описание самих объектов. Отмечая данный момент, специалисты в то же время указывают на возможность установить на теоретическом уровне знания пределы, когда мы можем представлять свойства самих этих объектов». Далее, мышление полагается, как некая самостоятельная реальность, приобретшая свой особый онтологический статус в социокультурном и историческом срезах бытия. Оно весьма отлично от чувственно-материальной эмпирии, а порой и противостоит ей. Следуя «теоретической установке», исследователь начинает различать представления о мире (т.е. то, что он думает о мире) от реального мира. Если вся предшествующая метафизика начинала с «что такое» предмет, то уже Кант начинает с того «как» происходит суждение о предмете. Если прежняя метафизика вначале и исконно сообщала о каком-либо качестве вещей, то Кант исследует и расчленяет прежде всего утверждение познания предмета, чтобы установить, что же положено и что имеется в виду под ним, под «отношением», о котором оно говорит», и далее цитата: «Я называю трансцендентальным всякое познание, занимающееся не столько предметами, сколько видами нашего познания предметов, поскольку это познание должно быть возможным а priori» (Э. Кассирер).
Теоретическое мышление связано как минимум с удвоением реальности, т.е. с проведением достаточно отчетливой границы, между теоретическим и реальным миром. С одной стороны перед нами мир, так как он дан нам в ощущении и опыте, а с другой то, что мы о нем думаем, мыслим. Дело в том, что любое теоретическое знание в отличие от внетеоритического, в самой своей глубинной сущности формалистично. Оно связанно с конструированием таких лингвистических парадигм, посредством которых любая мыслительная «материя» становится достоянием универсальных форм, образующих порой весьма сложную метасистему ее исследования и описания. На самом деле, ни из какой совокупности эмпирического опыта, мы не сможем вывести различие между реальностью и представлением о ней. Сама наша мысль, «объективно» говорящая о том, что есть реальность сама по себе и есть представление о ней существующее само по себе и то, что одно отлично от другого «ни откуда нами не может быть получено». Здесь, перед нами очень интересный феномен, смысл которого в следующем: всякая «теория» начинается с отрицания реального мира, с его виртуального разрушения, а затем как бы нового рождения уже обогащенного иным содержанием, пропущенным чрез наше мышление, уже «нашего мира». Как отмечает В.С. Швырев: «Обеспечивая проникновение человеческой мысли в слои реальности, недоступные неспециализированному обыденному сознанию, рациональное сознание в то же время создает особый мир идеальных конструкций, «теоретический мир», как его называют в философско-методологической литературе. И может происходить «отчуждение» этого «теоретического мира» от мира в котором существуют реальные живые индивиды с их личностным сознанием, происходящее за счет разрыва «обратных связей» мира теоретических конструкций с этим живым реальным миром, замыкание теоретического мира на самого себя, превращения его в некую «суперструктуру», довлеющую над живым личностным познанием во всем богатстве его мировосприятия и мироотношения. Свойственная рациональному сознанию установка на фиксацию в этих идеальных конструкциях действительности в ее сущностном бытии («сущность», «закон», «объективная необходимость» и т.п.) может приводить к претензиям на приоретет по отношению ко всем неотчуждаемым от живых индивидов формам освоения ими окружающей их реальности, что в своих крайних формах ведет к эстетической и нравственной глухоте, вообще к подавлению живого личностного самостоятельного мировосприятия и мироотношения».
Автор солидарен в понимании феномена «рациональность», в том смысле, в котором это понимал К. Поппер: «Смысл, в котором я использую термин «рационализм», может стать немного яснее, если разграничить подлинный рационализм и неподлинный, или псевдорационализм. «Подлинным рационализмом», я буду называть рационализм Сократа. Он предполагает осознание ограниченности возможностей отдельного человека, интеллектуальную скромность тех, кому дано знать, как часто они ошибаются и как сильно зависит даже это их знание от других людей. Подлинный рационализм предполагает осознание того обстоятельства, что не следует слишком полагаться на разум, что доказательство редко решает проблему, хотя оно и является единственным средством научиться - конечно, не совершенно отчетливому пониманию, а пониманию более отчетливому, чем прежде».