Эвтаназия свободы...
Амстердам - город легкой и беспечной жизни , куда еще недавно мог запросто переехать кто угодно. Сегодня местные жители уже не хотят принимать новых соседей. Мы привыкли думать, что в Голландии можно всё. Но за последние десять лет самая вольная, открытая и веселая страна стала совсем другой. Как сейчас помню я тот далекий весенний вечер и огонек свечи, мерцавший над столиком, когда мы с моими голландскими друзьями, работавшими в Москве, пили кофе в ресторане Starlite Diner на Маяковской. Друзья рассказывали мне о переменах, которые захлестывали их страну, о зарождавшейся войне с иммигрантами, недостаточно, по мнению коренных жителей, уважавшими устои голландского общества. Я же собиралась вскоре перебраться в Нидерланды - я там уже не раз бывала и восхищалась этой страной. Как это смело, думала я, предоставить смертельно больным возможность уйти из жизни с достоинством. Как это мудро - понимать и учитывать разницу между тяжелыми наркотиками и легкими. Здесь геи вступают в браки, а сквоттеры десятилетиями живут в домах в центре Амстердама. Мне казалось, ничего не может быть неправильного в борьбе за свободу и ничего нет плохого в том, чтобы настойчиво просить новых жителей страны уважать эту свободу. Это было 10 лет назад.
*****
Голландский либерализм, каким его узнал мир, зародился в 1970-е. Героями культурной революции были яростные левые, в частности, те самые сквоттеры, боровшиеся с перекупщиками недвижимости и понемногу воплощавшие в жизнь наиболее прогрессивные идеи своего времени. Они выходили на митинги, ратовали за всеобщее право на жилище и - почти случайно, не ставя перед собой такую задачу, - спасли Старый город от перестройки: просто заняли множество домов в центре. Постепенно возник еще целый ряд либеральных примет: помимо сквоттинга, лелеемая законом терпимость к легким наркотикам, легализованная проституция, право на аборты, включение стоимости контрацептивов в страхование здоровья, право на эвтаназию и, наконец, настоящие, регистрируемые браки между геями. В этот набор также входила щедрая система социального обеспечения, дотации на культуру и финансовая помощь развивающимся странам, основанная в равной степени на миссионерской традиции и родовом постколониальном чувстве вины.
1. Де Валлен - самый старый, большой и известный «квартал красных фонарей» в Амстердаме
2. Амстердамский гейпарад считается одним из самых веселых в мире: в течение недели в районе Регюлирсдварсстрат продолжаются концерты, выставки, уличные гулянья и спортивные соревнования.
Предпосылки для левой революции были созданы после Второй мировой войны. Травмированные опытом оккупации голландцы хотели открыться миру и вести его к общему либеральному будущему. Колонии были утрачены, Голландия с готовностью принимала выходцев из других стран. В короткий срок в Нидерландах оказалось больше суринамцев, чем в самом Суринаме. Бурно развивающаяся промышленность нуждалась в рабочих, а коренные голландцы уже не соглашались на неквалифицированный труд. Социальные инженеры ввезли в страну сотни тысяч анатолийских турок и берберов-марокканцев, предполагая, что те, достигнув пенсионного возраста, вернутся к себе на родину. А голландцы между тем гордились мультикультурной природой своего общества. И радовались, пока не родилось второе поколение, временная иммиграция не сделалась постоянной и пригороды, которые берберы и турки должны были покинуть, не стали их домом. И тогда, в конце 1990-х, голландцы стали метаться между страхом перед исламом и страхом глобализации, запираться в своих запущенных квартирах и задергивать занавески, бояться иноязычья на улицах, буйствующей молодежи и исчезновения свинины из местной мясной лавки.
Десять лет назад мы, конечно, не знали, как будут развиваться события, мы могли только предчувствовать. Мои голландские друзья тогда обсуждали, что странные вещи начинают твориться в их стране. В тот момент Голландия была потрясена политическим убийством: там застрелили радикального политика Пима Фортёйна. Это случилось за неделю до всеобщих выборов, на которых его еще сравнительно молодое политическое объединение, казалось, непременно должно было стать одной из самых больших парламентских фракций и, возможно, даже войти в правящую коалицию.
Фортёйн не вписывался в привычную голландцам систему координат: с одной стороны, как правые политики, он был против мультикультурализма, с другой - как левые, защищал права геев (он сам был геем и не скрывал этого). И самое парадоксальное: он говорил, что либеральные ценности надо насаждать жестко.
Мои друзья вспоминали, что он резко высказывался об иммигрантах второго поколения, которые злоупотребляют системой социального обеспечения, а ассимилироваться не хотят: они ни на шаг не отступят от своих традиций и религиозных убеждений. Короче говоря, Фортёйн ухитрился сделать частью общественного дискурса табуированные прежде заявления - что-то вроде «раз понаехали тут, так снимайте хиджабы». Друг, сидевший слева от меня, был напуган этой агрессивной риторикой. Друг, сидевший справа, лишь пожимал плечами и заявлял, что не видит ничего дурного в том, чтобы требовать от новоиспеченных соотечественников приноравливаться к их новой родине и к ее с трудом завоеванным социальным свободам. Свобода слова, права геев, право на эвтаназию или на употребление легких наркотиков… Ведь не для того же все это отвоевывалось у консервативных христиан, чтобы вновь кануть в Лету из-за чересчур чувствительных мусульман, так приверженных своим традициям. Мы беседовали тогда, еще не понимая, что на самом деле это начало войны. Какой-то легкий холодок пробежал у меня по спине. Но дело было весной, и я не придала ему значения.
Десять лет спустя война, начавшаяся той далекой весной, кажется, завершена. Общество осознало и признало, что мультикультурный эксперимент провалился. Политики стали говорить, что голландцы имеют право чувствовать себя дома в собственной стране. Друг, сидевший в тот вечер справа от меня, сейчас уважаемый специалист по связям с общественностью при этом правительстве. Сегодня Голландия - страна, которая провозглашает превосходство «западной культуры» (друг, сидевший слева, последние 10 лет живет в США). Целые группы населения (преимущественно марокканские итурецкие иммигранты, приехавшие сюда в 1970-1980-е годы, а также их дети и внуки) оказываются отверженными из-за своей «культурной отсталости». Строго говоря, отсталой называют в первую очередь их религию, а дальше в общественной риторике этот эпитет приклеивается и к культуре - видимо, по ассоциации
Недавно выяснилось, что некоторые виды голландской марихуаны содержат ТГК (тетрагидроканнабинол), а значит, должны квалифицироваться как тяжелый наркотик
*****
Осенним днем 2004 года кинорежиссер Тео ван Гог был убит молодым человеком, сыном иммигрантов из Марокко, который сам называл себя радикальным исламистом. В своих публичных речах ван Гог называл мусульман козло...бами - мотивы убийцы были очевидны. Но длинная и чрезвычайно сумбурная записка, приколотая на грудь убитого, была, по сути, обращена к другой публичной фигуре - Айаан Хирси Али, принцессе голландского либерализма и уроженке Сомали. За несколько месяцев до убийства ван Гога их совместный фильм «Покорность», представлявший ислам как религию абсолютно враждебную женщинам, спровоцировал шквал общественных дискуссий об «отсталости» ислама. Запутанное послание убийцы было почти полностью посвящено «страшной ошибке» Хирси Али, «запятнавшей свою религию» и «поступившей в услужение неверным». Хирси Али вместе с голландским социал-демократом, профессором Амстердамского университета Паулом Шеффером, а также с профессором Лейденского университета Афшином Эллианом (иранского происхождения) стали ядром группы политиков-интеллектуалов, которые определяли тон общественных дискуссий тех лет. Они так решительно и бескомпромиссно защищали основные просвещенческие свободы, что в прессе и разговорах их стали именовать «радикалами от просвещения». В войне культур первой жертвой стала ключевая либеральная идея, что ни одна из базовых свобод не должна быть важнее других. Теперь толерантность по отношению к свободе вероисповедания была забыта. Теперь призывы соблюдать вежливость в общественных спорах рассматривались как трусость, как измена свободе слова, как призыв отступить в войне. После убийства ван Гога Хирси Али предоставили круглосуточную охрану.
Такую же охрану предоставили малозаметному участнику группы радикалов от просвещения - молодому, белокурому и сердитому Герту Вилдерсу, и его политическая карьера пошла в гору. Вилдерс громогласно предупреждал о цунами ислама, которое поглотит страну. Он назвал ислам «отсталой религией», а пророка Мухаммеда - педофилом. Он не упускал возможности встать на защиту права голландских геев ходить по улице, держась за руки, и не бояться нападения марокканских головорезов (случаи такие бывали).
Риторика Вилдерса привела его некогда либеральную партию на антииммигрантские позиции и породила на свет Риту Вердонк - популистского министра иммиграции, которая закрутила в этой сфере гайки, обзавелась серьезными политическими амбициями и вывела из игры Айаан Хирси Али, выискав несоответствия в ее заявлении на иммиграцию и пригрозив лишить ее голландского гражданства. Хирси Али уехала в Соединенные Штаты.
Тем временем Вилдерс обогатил свой репертуар мощной антиевропейской риторикой (ратовал за выход из ЕС) и стал требовать сократить социальные пособия и вообще не тратить деньги на иностранцев. Его политические идеи усвоили и партии центра, увидевшие, как переманивают их избирателей. В 2010 году его партия получила 24 места в парламенте (из 150), что дало ему возможность создавать решающий перевес при любой коалиции и оказывать ощутимое влияние на голландскую политику. Из всех радикалов от просвещения Вилдерс оказался единственным по-настоящему талантливым, снискавшим бешеную популярность политиком и единственным, кто сумел претворить идеологическую позицию в конкретную государственную деятельность. В итоге сегодня законы об эмиграции в Голландии жестоки, и приехать сюда жить очень сложно. Ислам и мусульман оскорбляют - в ток-шоу и журналах, в заявлениях политиков и застольных беседах - к полному удовольствию тех, кто некогда страшился, что вежливость в политических спорах уничтожит свободу слова. Но ведь можно по крайней мере предположить, что, победив «отсталую религию» в этой войне культур, Голландия превратилась в безопасную гавань для тех самых прекрасных социал-либеральных ценностей. Так, да не так.
Иммигрантов-мусульман пугают вольные нравы голландцев, те в свою очередь боятся религиозного фундаментализма приезжих. В результате под запретом могут оказаться ношение паранджи и хранение Корана
*****
Та самая свобода, так много значившая для голландского общества, если рассмотреть ситуацию пристальнее, нередко оборачивается просто неудобством. Неудобно, когда центр Амстердама набит буйными британскими парнями, прилетевшими рейсом easyJet, чтобы провести выходные, вкушая запретные удовольствия. Не удобно, когда сквоттеры захватывают жилье в престижных районах (сквоттинг давно утратил политическую силу и превратился в способ прожить пару лет в Амстердаме - этой возможностью стали активно пользоваться иностранцы). Правительства, все сильнее и сильнее уклонявшиеся вправо, так ревностно откликались на требования устранить эти неудобства, что за минувшие годы уничтожили социальные свободы одну за другой.
Сперва был запрещен сквоттинг. Либеральные местные власти пытались протестовать, но в конце концов сдались и принялись зачищать занятые помещения. Проституция осталась легальной, но множество домов в «квартале красных фонарей» по решению мэра Амстердама превратили в ателье. А в прошлом году вышло правительственное постановление, которое позволяло отныне только постоянным жителям Голландии отовариваться в кофе-шопах, торгующих легкими наркотиками, а также устанавливало, какое максимальное количество марихуаны и гашиша можно купить.
Тут как нельзя кстати подоспели социологические и медицинские исследования, доказывавшие, что все не так радужно, как казалось. Выяснилось, что любимый голландцами образ проститутки как предпринимателя, ведущего собственный бизнес, это лишь миф, что от 40 до 90% амстердамских проституток были куплены или принуждены к занятиям проституцией международными преступными организациями. Завеса законности лишь уменьшила шансы на обнаружение этого факта.
А недавно проведенный анализ помог определить, что некоторые виды голландской марихуаны содержат большое количество ТГК (тетрагидроканнабинола), а значит, должны квалифицироваться как вызывающий привыкание тяжелый наркотик. Стало ясно, что Голландия, сделавшая такие открытия, никогда уже не станет прежней. Курс на консерватизм взят. Пережитки 1970-х будут постепенно искореняться: государство «всеобщего благосостояния» уже основательно подкорректировали - количество социальных программ, их многообразие и продолжительность сократилось. Программы поддержки иммигрантов грозят исчезнуть вовсе. Дотации на культуру оскудели, а финансовая помощь развивающимся странам урезана: теперь Голландия с ее помощью решает свои внешнеполитические проблемы, а не заботится о спасении мира.
Из множества социальных свобод консервативный откат не затронул только права геев и право на эвтаназию - в этих областях государство обнаружило прекрасную возможность решить ряд проблем и успешно приручить такие непокорные явления, как половое влечение и смерть. Здесь свобода лишь стала способом искоренить «неудобство». Ведь разрешенная эвтаназия, не причиняя государству особенных хлопот, создает ему правильный имидж. А после легализации однополых браков в стране станет больше законопослушных граждан, все аспекты жизни которых урегулированы законом.
*****
Уже почти забыт тот давний весенний вечер. Теперь я на 10 лет старше и живу, как выяснилось, не в стране победившего просвещения, а в стране победившего консерватизма. Вилдерс продолжает защищать свободу слова. Недавно он выиграл судебное дело, возбужденное против него за оскорбительные высказывания об исламе и о тех, кто его исповедует. Теперь он может похвастаться законным правом оскорблять этнические и религиозные меньшинства, а также тем, что установил неофициальную свободу оскорблений. Другая его цель - добиться запрета на распространение и хранение Корана.
А права женщин? Паранджа - символ угнетения мусульманских женщин - похоже, тоже скоро будет запрещена. При этом правительственное большинство в обеих палатах парламента вполне рассчитывает на пару голосов ортодоксальной кальвинистской партии, которая не позволяет женщинам выдвигать свои кандидатуры на выборах. Господин Вилдерс, кажется, не видит тут проблемы. «Всякий вправе устанавливать такие внутрипартийные правила, какие считает нужными», - говорит он. Голландия - свободная страна.
Фото: GERD LUDWIG/INSTITUTE (x5)
Ана Узелац
http://subscribe.ru/group/chelovek-priroda-vselennaya/1941790/
*****
Голландский либерализм, каким его узнал мир, зародился в 1970-е. Героями культурной революции были яростные левые, в частности, те самые сквоттеры, боровшиеся с перекупщиками недвижимости и понемногу воплощавшие в жизнь наиболее прогрессивные идеи своего времени. Они выходили на митинги, ратовали за всеобщее право на жилище и - почти случайно, не ставя перед собой такую задачу, - спасли Старый город от перестройки: просто заняли множество домов в центре. Постепенно возник еще целый ряд либеральных примет: помимо сквоттинга, лелеемая законом терпимость к легким наркотикам, легализованная проституция, право на аборты, включение стоимости контрацептивов в страхование здоровья, право на эвтаназию и, наконец, настоящие, регистрируемые браки между геями. В этот набор также входила щедрая система социального обеспечения, дотации на культуру и финансовая помощь развивающимся странам, основанная в равной степени на миссионерской традиции и родовом постколониальном чувстве вины.
1. Де Валлен - самый старый, большой и известный «квартал красных фонарей» в Амстердаме
2. Амстердамский гейпарад считается одним из самых веселых в мире: в течение недели в районе Регюлирсдварсстрат продолжаются концерты, выставки, уличные гулянья и спортивные соревнования.
Предпосылки для левой революции были созданы после Второй мировой войны. Травмированные опытом оккупации голландцы хотели открыться миру и вести его к общему либеральному будущему. Колонии были утрачены, Голландия с готовностью принимала выходцев из других стран. В короткий срок в Нидерландах оказалось больше суринамцев, чем в самом Суринаме. Бурно развивающаяся промышленность нуждалась в рабочих, а коренные голландцы уже не соглашались на неквалифицированный труд. Социальные инженеры ввезли в страну сотни тысяч анатолийских турок и берберов-марокканцев, предполагая, что те, достигнув пенсионного возраста, вернутся к себе на родину. А голландцы между тем гордились мультикультурной природой своего общества. И радовались, пока не родилось второе поколение, временная иммиграция не сделалась постоянной и пригороды, которые берберы и турки должны были покинуть, не стали их домом. И тогда, в конце 1990-х, голландцы стали метаться между страхом перед исламом и страхом глобализации, запираться в своих запущенных квартирах и задергивать занавески, бояться иноязычья на улицах, буйствующей молодежи и исчезновения свинины из местной мясной лавки.
Десять лет назад мы, конечно, не знали, как будут развиваться события, мы могли только предчувствовать. Мои голландские друзья тогда обсуждали, что странные вещи начинают твориться в их стране. В тот момент Голландия была потрясена политическим убийством: там застрелили радикального политика Пима Фортёйна. Это случилось за неделю до всеобщих выборов, на которых его еще сравнительно молодое политическое объединение, казалось, непременно должно было стать одной из самых больших парламентских фракций и, возможно, даже войти в правящую коалицию.
Фортёйн не вписывался в привычную голландцам систему координат: с одной стороны, как правые политики, он был против мультикультурализма, с другой - как левые, защищал права геев (он сам был геем и не скрывал этого). И самое парадоксальное: он говорил, что либеральные ценности надо насаждать жестко.
Мои друзья вспоминали, что он резко высказывался об иммигрантах второго поколения, которые злоупотребляют системой социального обеспечения, а ассимилироваться не хотят: они ни на шаг не отступят от своих традиций и религиозных убеждений. Короче говоря, Фортёйн ухитрился сделать частью общественного дискурса табуированные прежде заявления - что-то вроде «раз понаехали тут, так снимайте хиджабы». Друг, сидевший слева от меня, был напуган этой агрессивной риторикой. Друг, сидевший справа, лишь пожимал плечами и заявлял, что не видит ничего дурного в том, чтобы требовать от новоиспеченных соотечественников приноравливаться к их новой родине и к ее с трудом завоеванным социальным свободам. Свобода слова, права геев, право на эвтаназию или на употребление легких наркотиков… Ведь не для того же все это отвоевывалось у консервативных христиан, чтобы вновь кануть в Лету из-за чересчур чувствительных мусульман, так приверженных своим традициям. Мы беседовали тогда, еще не понимая, что на самом деле это начало войны. Какой-то легкий холодок пробежал у меня по спине. Но дело было весной, и я не придала ему значения.
Десять лет спустя война, начавшаяся той далекой весной, кажется, завершена. Общество осознало и признало, что мультикультурный эксперимент провалился. Политики стали говорить, что голландцы имеют право чувствовать себя дома в собственной стране. Друг, сидевший в тот вечер справа от меня, сейчас уважаемый специалист по связям с общественностью при этом правительстве. Сегодня Голландия - страна, которая провозглашает превосходство «западной культуры» (друг, сидевший слева, последние 10 лет живет в США). Целые группы населения (преимущественно марокканские итурецкие иммигранты, приехавшие сюда в 1970-1980-е годы, а также их дети и внуки) оказываются отверженными из-за своей «культурной отсталости». Строго говоря, отсталой называют в первую очередь их религию, а дальше в общественной риторике этот эпитет приклеивается и к культуре - видимо, по ассоциации
Недавно выяснилось, что некоторые виды голландской марихуаны содержат ТГК (тетрагидроканнабинол), а значит, должны квалифицироваться как тяжелый наркотик
*****
Осенним днем 2004 года кинорежиссер Тео ван Гог был убит молодым человеком, сыном иммигрантов из Марокко, который сам называл себя радикальным исламистом. В своих публичных речах ван Гог называл мусульман козло...бами - мотивы убийцы были очевидны. Но длинная и чрезвычайно сумбурная записка, приколотая на грудь убитого, была, по сути, обращена к другой публичной фигуре - Айаан Хирси Али, принцессе голландского либерализма и уроженке Сомали. За несколько месяцев до убийства ван Гога их совместный фильм «Покорность», представлявший ислам как религию абсолютно враждебную женщинам, спровоцировал шквал общественных дискуссий об «отсталости» ислама. Запутанное послание убийцы было почти полностью посвящено «страшной ошибке» Хирси Али, «запятнавшей свою религию» и «поступившей в услужение неверным». Хирси Али вместе с голландским социал-демократом, профессором Амстердамского университета Паулом Шеффером, а также с профессором Лейденского университета Афшином Эллианом (иранского происхождения) стали ядром группы политиков-интеллектуалов, которые определяли тон общественных дискуссий тех лет. Они так решительно и бескомпромиссно защищали основные просвещенческие свободы, что в прессе и разговорах их стали именовать «радикалами от просвещения». В войне культур первой жертвой стала ключевая либеральная идея, что ни одна из базовых свобод не должна быть важнее других. Теперь толерантность по отношению к свободе вероисповедания была забыта. Теперь призывы соблюдать вежливость в общественных спорах рассматривались как трусость, как измена свободе слова, как призыв отступить в войне. После убийства ван Гога Хирси Али предоставили круглосуточную охрану.
Такую же охрану предоставили малозаметному участнику группы радикалов от просвещения - молодому, белокурому и сердитому Герту Вилдерсу, и его политическая карьера пошла в гору. Вилдерс громогласно предупреждал о цунами ислама, которое поглотит страну. Он назвал ислам «отсталой религией», а пророка Мухаммеда - педофилом. Он не упускал возможности встать на защиту права голландских геев ходить по улице, держась за руки, и не бояться нападения марокканских головорезов (случаи такие бывали).
Риторика Вилдерса привела его некогда либеральную партию на антииммигрантские позиции и породила на свет Риту Вердонк - популистского министра иммиграции, которая закрутила в этой сфере гайки, обзавелась серьезными политическими амбициями и вывела из игры Айаан Хирси Али, выискав несоответствия в ее заявлении на иммиграцию и пригрозив лишить ее голландского гражданства. Хирси Али уехала в Соединенные Штаты.
Тем временем Вилдерс обогатил свой репертуар мощной антиевропейской риторикой (ратовал за выход из ЕС) и стал требовать сократить социальные пособия и вообще не тратить деньги на иностранцев. Его политические идеи усвоили и партии центра, увидевшие, как переманивают их избирателей. В 2010 году его партия получила 24 места в парламенте (из 150), что дало ему возможность создавать решающий перевес при любой коалиции и оказывать ощутимое влияние на голландскую политику. Из всех радикалов от просвещения Вилдерс оказался единственным по-настоящему талантливым, снискавшим бешеную популярность политиком и единственным, кто сумел претворить идеологическую позицию в конкретную государственную деятельность. В итоге сегодня законы об эмиграции в Голландии жестоки, и приехать сюда жить очень сложно. Ислам и мусульман оскорбляют - в ток-шоу и журналах, в заявлениях политиков и застольных беседах - к полному удовольствию тех, кто некогда страшился, что вежливость в политических спорах уничтожит свободу слова. Но ведь можно по крайней мере предположить, что, победив «отсталую религию» в этой войне культур, Голландия превратилась в безопасную гавань для тех самых прекрасных социал-либеральных ценностей. Так, да не так.
Иммигрантов-мусульман пугают вольные нравы голландцев, те в свою очередь боятся религиозного фундаментализма приезжих. В результате под запретом могут оказаться ношение паранджи и хранение Корана
*****
Та самая свобода, так много значившая для голландского общества, если рассмотреть ситуацию пристальнее, нередко оборачивается просто неудобством. Неудобно, когда центр Амстердама набит буйными британскими парнями, прилетевшими рейсом easyJet, чтобы провести выходные, вкушая запретные удовольствия. Не удобно, когда сквоттеры захватывают жилье в престижных районах (сквоттинг давно утратил политическую силу и превратился в способ прожить пару лет в Амстердаме - этой возможностью стали активно пользоваться иностранцы). Правительства, все сильнее и сильнее уклонявшиеся вправо, так ревностно откликались на требования устранить эти неудобства, что за минувшие годы уничтожили социальные свободы одну за другой.
Сперва был запрещен сквоттинг. Либеральные местные власти пытались протестовать, но в конце концов сдались и принялись зачищать занятые помещения. Проституция осталась легальной, но множество домов в «квартале красных фонарей» по решению мэра Амстердама превратили в ателье. А в прошлом году вышло правительственное постановление, которое позволяло отныне только постоянным жителям Голландии отовариваться в кофе-шопах, торгующих легкими наркотиками, а также устанавливало, какое максимальное количество марихуаны и гашиша можно купить.
Тут как нельзя кстати подоспели социологические и медицинские исследования, доказывавшие, что все не так радужно, как казалось. Выяснилось, что любимый голландцами образ проститутки как предпринимателя, ведущего собственный бизнес, это лишь миф, что от 40 до 90% амстердамских проституток были куплены или принуждены к занятиям проституцией международными преступными организациями. Завеса законности лишь уменьшила шансы на обнаружение этого факта.
А недавно проведенный анализ помог определить, что некоторые виды голландской марихуаны содержат большое количество ТГК (тетрагидроканнабинола), а значит, должны квалифицироваться как вызывающий привыкание тяжелый наркотик. Стало ясно, что Голландия, сделавшая такие открытия, никогда уже не станет прежней. Курс на консерватизм взят. Пережитки 1970-х будут постепенно искореняться: государство «всеобщего благосостояния» уже основательно подкорректировали - количество социальных программ, их многообразие и продолжительность сократилось. Программы поддержки иммигрантов грозят исчезнуть вовсе. Дотации на культуру оскудели, а финансовая помощь развивающимся странам урезана: теперь Голландия с ее помощью решает свои внешнеполитические проблемы, а не заботится о спасении мира.
Из множества социальных свобод консервативный откат не затронул только права геев и право на эвтаназию - в этих областях государство обнаружило прекрасную возможность решить ряд проблем и успешно приручить такие непокорные явления, как половое влечение и смерть. Здесь свобода лишь стала способом искоренить «неудобство». Ведь разрешенная эвтаназия, не причиняя государству особенных хлопот, создает ему правильный имидж. А после легализации однополых браков в стране станет больше законопослушных граждан, все аспекты жизни которых урегулированы законом.
*****
Уже почти забыт тот давний весенний вечер. Теперь я на 10 лет старше и живу, как выяснилось, не в стране победившего просвещения, а в стране победившего консерватизма. Вилдерс продолжает защищать свободу слова. Недавно он выиграл судебное дело, возбужденное против него за оскорбительные высказывания об исламе и о тех, кто его исповедует. Теперь он может похвастаться законным правом оскорблять этнические и религиозные меньшинства, а также тем, что установил неофициальную свободу оскорблений. Другая его цель - добиться запрета на распространение и хранение Корана.
А права женщин? Паранджа - символ угнетения мусульманских женщин - похоже, тоже скоро будет запрещена. При этом правительственное большинство в обеих палатах парламента вполне рассчитывает на пару голосов ортодоксальной кальвинистской партии, которая не позволяет женщинам выдвигать свои кандидатуры на выборах. Господин Вилдерс, кажется, не видит тут проблемы. «Всякий вправе устанавливать такие внутрипартийные правила, какие считает нужными», - говорит он. Голландия - свободная страна.
Фото: GERD LUDWIG/INSTITUTE (x5)
Ана Узелац
http://subscribe.ru/group/chelovek-priroda-vselennaya/1941790/