День второй
От этой книги веет духом истории. Великая стройка, трудовой подвиг, искалеченные судьбы, лишние люди, подъем к творческим и духовным вершинам. Роман был написан в 1933 году. Это год активной коллективизации и индустриализации. Материал живой. И в книге он буквально дышит.
По ходу чтения, у меня постоянно возникала мысль, что человек не столько рационален, но иррационален. Поступки, диалоги, мотивация людей часто объяснялись движениями души, подсознанием. Уже потом давались и рациональные объяснения. Но эта рациональность другого уровня, она зиждется на чем-то иррациональном.
Васька Морозов подчистил документы. У него отца раскулачили, а он пытался скрыть. Обнаружилось это, когда кто-то подпустил лебёдку, что являлось явным вредительством. Еще вчера люди, составлявшие дружный коллектив, начали друг друга подозревать. Вот тут и вскрылась информация про Ваську. Ну раз подчистил документы, значит лебедку подпустил - как же может быть иначе. За Ваську заступился бригадир Колька Ржанов. Он пошел к Маркутову, сказать, что Васька не виноват. Но Маркутов ему не поверил. У него была своя правда, за которую он дорого заплатил во время гражданской. Тогда Колька пошел к Шору. Шор согласился выслушать Ваську.Диалог Васьки с Шором.
Когда на следующее утро к нему пришел Морозов, он встретил его ревом: «Хорош! Эх ты, Батрак Батракович! Здесь тебе нечего делать. Здесь люди завод строят. А ты спец по другой масти. Тебе бы на Сухаревку - там для таких раздолье. Ну, чего ты рот разинул? Никто тебя здесь не держит. Можешь хоть сейчас убираться ко всем чертям».
Морозов стоял, не двигаясь. Шор громко высморкался и спросил: «Деньги на дорогу есть?» Морозов не ответил. Тогда Шор подошел к нему вплотную и снял очки. Его глаза стали сразу бессильными и добрыми. Он сказал: «Ну, чего тебе еще надо?» Тогда Васька, ободренный и голосом Шора, и его глазами, начал говорить. Он говорил долго и несвязно. Он клялся, что это не он подпустил лебедку. Он объяснял, что ему некуда ехать: он хочет работать на стройке. Он не вредитель, он честный комсомолец. Шор молчал. Васька тоже замолк, а потом, глупо выпятив нижнюю губу, сказал: «Я без партии - как без дома».
Шор не вытерпел, он даже отбежал в угол. Слова Васьки его потрясли. Он понял, что этот парнишка говорит о партии так, как о ней думает сам Шор, что и для него партия не государство, не тактика, не строительство, но нечто бесконечно близкое, что разлука с ней - это разлука с жизнью. Чтобы скрыть свое волнение, Шор еще раз высморкался и проворчал: «Мальчишка!» Потом он позвонил Маркутову: «Морозова я возьму к себе, на галерею». Он прикрикнул: «Только у меня, брат, смотри! Я этих штук не люблю».- Потом он крепко сжал руку Васьки и, рассердившись на себя, вслух заметил: «Рукопожатья, что называется, отменены».
Шор не просто на слова отреагировал - на движение души Васьки. Никакие рациональные объяснения Морозову бы не помогли, никакие адвокаты ни на пролетарском суде великой стройки, ни на товарищеском суде. Помогло то, что струна души одного человека срезонировала со струной другого.
А Колька Ржанов? В свои 19 лет его одолела скука. Он не знал, зачем жить. Пытаясь справиться со скукой, поехал на стройку. Перерождение началось с обиды. Он попал в отстающую бригаду, над которой насмехались. Это его сильно задело. Так задело, что в душе проявилась "непоколебимая твердость". Упорством он добивается того, что вся бригада начинает работать себя не жалея, и через какое-то время выходит в лидеры. Кольку избирают бригадиром. Это был первый шаг. В тот день, когда они обогнали всех, его опять нагнала скука - результат достигнут, что дальше. Но набранный ход уже было не остановить. Он начала изучать устройство кранов, много читать, его жизнь обретала смысл. Он весь был устремлен вперед, готовый познавать и изменять мир.
Стройка задавала ритм, который одним приносил перерождение, другим нес смерть. Физическая смерть могла настигнуть каждого в таких трудных условиях. Но ритм стройки нес и другую смерть. Люди, которые не в состоянии были почувствовать и прочувствовать этот ритм, либо оставались в стороне, так сказать, при своих, либо понимали, что рядом с ними идет жизнь, а они сами не в состоянии ее ощутить. Такие люди умирали. В них умирал дух. Потом они сводили счеты с физическим бытием, не в состоянии его переносить.
Ритм стройки. Вот вопрос, на который так и не был дан ответ. Серьезность его тогда не осознавалась. Она и сейчас осознается далеко не всеми. Но именно из-за того, что ответить не смогли, СССР и разрушился.
"А что будет через сто лет, я не знаю. Может быть, будет замечательно. А может быть, тоже скучно: все построят, наладят, научат всех думать. Это, конечно, хорошо. Только куда интересней теперь. Все приходится делать своими руками."
Построили, наладили, научили всех думать, но стало не интересно. Интерес к вещам просто заполнил образовавшуюся пустоту. Ритм и огонь большой стройки необходимо поддерживать. Если нет преодоления - появляется пустота.