Сейшн
Все получилось довольно мило. Правда я умудрилась в 12 часов, под грохот музыки, на глубине двух метров, в еще существующем свете, читать Гессе "Степного волка". Юра закатывал глаза и пытался отобрать книжку, расточая комплименты. Потом угощал светлым, к тому же разбавленным, пивом и звал танцевать. Я светилась тельняшкой в неоновом свете, кружила в сигаретном дыме и пила принесенное пиво из пластиковых стаканчиков.
Рома страдал. Подвывал в такт музыке, мерз, изнывал от тоски и не хотел ни с кем разговаривать. Предложения интимного плана его не интересовали, внимание раздражало, он медленно, но верно уходил в себя. Я иногда волновалась и садилась на корточки рядом с его коленкой. Ромка дергался в конвульсиях и отодвигался закинув голову. Музыка нарастала, народ расслаблялся, а Роман все так же сидел. Только часам к 4-5 кто-то влил в него пиво, дал что-то покурить.. и Ромка зажег!
Народу становилось меньше, времени больше. Пиво закончилось, накатывала усталость, хотелось спать.
Юные девицы плясали на почти пустом танцполе, мальчики толклись у бара, разваливались на красных бархатных диванчиках и улыбались подмигивающим лампочкам. Жестяные пепельницы гремели под музыку, пластинки шипели и скользили в руках.
Охранники были на редкость серьезны. Они не моргали, смотрели прямо в глаза и давали понять, что слишком долго смотреть на них: большая ошибка. Похожие на две горы, с грязными вьющимися волосами и дутыми куртками. Им явно не по душе была наша музыка.
Ехали домой с открытием метро. Я, опять же, читала Гессе, прижималась спиной к стенкам вагона и хотела снегопада. Утро было серым, морозным и никаким. Фонари мигали остывающим светом, люди были сонные и незаметные, как тени. И только автобус, как я люблю, с заиндевевшими окнами, на которые можно дышать и придумывать себе картинки. Холодные кожаные сидения и красный светофор. Я скользила по льду в кроссовках чувствуя себя свободной.
Слишком долго спала. А на завтрак ела вареную колбасу.
