(no subject)
Женщина, сидящая рядом, долго в мобиле ищет номер. Находит. Смотрю через плечо - Канабис.
Интересное имя. Женщина лет под шестьдесят, такая типичная наша адарская из алии девяностых и по внешнему виду там же и застрявшая. Очень интересно, кто у нее там под этим именем. И она явно не из тех, кто покупает у гражданина по имени Канабис.
На улице жара. Захожу купить вино, собираемся в гости. Вино я уже почти не пью, но идем в гости.
Знакомый продавец:
- Посоветуй что-нибудь легкое, сухое, белое.
- Можно вот это - показывает на Совиньон бланк, - правда хорошее.
- Это нашенское? - спрашиваю и сама удивляюсь, нашенское, подразумевает израильское.
- Нет, французские поставки.
Обсуждаем с ним жару.
- Что-то к концу второго года, - говорю, - в такое время суток больше не хочется выходить на улицу.
- Просто аномальная нынче жара стоит, - а по мне жара, как она обычно и бывает летом в Израиле, - бери пример с местных, - и он показывает на улицу, там пустота. Ну и еще шабат грядет, - в такую жару местные на улицу не выходят.
Продавец Женя уже семь лет в Израиле. И так оно примерно и происходит - вот здесь мы уже они, а здесь они все еще не мы.
Очень странные происходят изменения в сознании. Прошлое постепенно растворяется, его будто бы уже нет. Я больше не могу смотреть кадры из России с наших всех митингов и протестных акций. Выключаю в ужасе. Что-то они там внутри меня такой страх сейчас начали вытаскивать. Будущего тоже больше нет. Только здесь и сейчас. Сидишь в своем коконе и думаешь о жаре и море. Включен режим самосохранения.
Интересное имя. Женщина лет под шестьдесят, такая типичная наша адарская из алии девяностых и по внешнему виду там же и застрявшая. Очень интересно, кто у нее там под этим именем. И она явно не из тех, кто покупает у гражданина по имени Канабис.
На улице жара. Захожу купить вино, собираемся в гости. Вино я уже почти не пью, но идем в гости.
Знакомый продавец:
- Посоветуй что-нибудь легкое, сухое, белое.
- Можно вот это - показывает на Совиньон бланк, - правда хорошее.
- Это нашенское? - спрашиваю и сама удивляюсь, нашенское, подразумевает израильское.
- Нет, французские поставки.
Обсуждаем с ним жару.
- Что-то к концу второго года, - говорю, - в такое время суток больше не хочется выходить на улицу.
- Просто аномальная нынче жара стоит, - а по мне жара, как она обычно и бывает летом в Израиле, - бери пример с местных, - и он показывает на улицу, там пустота. Ну и еще шабат грядет, - в такую жару местные на улицу не выходят.
Продавец Женя уже семь лет в Израиле. И так оно примерно и происходит - вот здесь мы уже они, а здесь они все еще не мы.
Очень странные происходят изменения в сознании. Прошлое постепенно растворяется, его будто бы уже нет. Я больше не могу смотреть кадры из России с наших всех митингов и протестных акций. Выключаю в ужасе. Что-то они там внутри меня такой страх сейчас начали вытаскивать. Будущего тоже больше нет. Только здесь и сейчас. Сидишь в своем коконе и думаешь о жаре и море. Включен режим самосохранения.