"О нём скажу одно в надгробном слове: Он был король по доблести, по крови"
Два месяца назад я написала этот пост-отзыв для сообщества british_cinema. Публикации предшествовало несколько бессонных ночей, проведенных в мучительном поиске правильных слов, попытках понять свои эмоции и ощущения и затем изложить свои выводы и суждения так, чтобы они были понятны читателю.
По-моему, получилось не совсем так, как я планировала, не совсем то, что я чувствовала... Тем не менее, мне бы хотелось сохранить эту попытку осмысления и изложения (с большим количеством красивых картинок) и в собственном журнале (раз уж я сюда вернулась).
Оригинал взят у invisible_genij в "О нём скажу одно в надгробном слове: Он был король по доблести, по крови"
За краткую историю существования нашего сообщества речь на его страницах шла о многих замечательных фильмах и сериалах. Однако, я дерзну первой коснуться темы британского театра.
К счастью, благодаря театральным киносезонам, организатором которых выступает арт-объединение CoolConnections, возможность окунуться в атмосферу театральной Британии на данный момент уже получили жители ряда российских городов, а также Казахстана (Алматы, Актау, Атырау) и Татарстана (Казань) - и география проекта постоянно расширяется. Основная часть репертуара таких показов (на данный момент) - постановки пьес Уильяма Шекспира, об одной из которых - "Ричарде II" Королевской Шекспировской компании (RSC) - мне бы и хотелось сегодня рассказать.
Спектакль вышел осенью прошлого года на "домашней" сцене - в Королевском шекспировском театре, что в Страдфорде-на-Эйвоне, а позже (в декабре-январе) с некоторыми коррективами шёл в лондонском театре Barbican. Запись была сделана 13 ноября 2013 года в Страдфорде.
Режиссер: Грегори Доран (эта работа является его дебютом в роли художественного руководителя Королевской шекспировской компании, а также стартом амбициозного проекта - постановки всех 36 пьес Первого фолио в ближайшие шесть лет).
В ролях: Дэвид Теннант (Ричард II), Найджел Линдси (Генри Болингброк), Майкл Пеннингтон (Джон Гонт, герцог Ланкастерский), Оливер Форд Дейвис (герцог Йоркский), Оливер Рикс (герцог Омерль) и другие.
Историческая хроника "Ричард II" повествует о судьбе короля Англии Ричарда II и захвате власти его двоюродным братом Генрихом Болингброком. Ричард представлен в пьесе носителем феодального принципа "божественного" происхождения королевской власти, он считает, что в личности монарха сосредоточена вся сущность власти. Этой точке зрения противопоставляется другая - что средоточием всего является не личность монарха, а государство. Бытует мнение, что художественный строй данной пьесы во многом определяется намерением утвердить определенный политический тезис, потому некоторые эпизоды являются откровенно иллюстративными, имея своей целью лишь декларирование тех или иных политических принципов устами персонажей. Однако, мне показалось, в данной постановке на первый план выведены всё-таки человеческие, нравственные принципы, исследование двойственности фигуры Ричарда II.
Спектакль начинается, пространственно не следуя шекспировскому тексту - не в замке, а на похоронах герцога Глостерского (тем самым акцентируется внимание на линии, проходящей сквозь всё повествовании - на преступлении Ричарда не только против государства (ввергнутого им в нищету и разорение), но и против собственной семьи (приказ убить родного дядю)). Сценическое пространство Королевского шекспировского театра организовано таким образом (сцена врезается в зал своеобразным подиумом, разбивая его на три сектора), что зрители могут почувствовать себя не сторонними наблюдателями, а участниками этой панихиды. В полумраке звучит скорбное пение, похожее на ангельское (группа хористок и секция духовых инструментов расположены на верхних ярусах зрительного зала).
Именно здесь, среди пришедших отдать дань уважения погибшему, зритель впервые встречает Ричарда - праздного, кокетливого, в светлых одеждах с золотым отливом, летящей походкой врывающегося в эту тихую возвышенную мизансцену. Прямо у гроба, дежурно похлопав по плечу безутешную вдову, он затевает разбирательство между Болингброком и Маубреем, обвиняющими друг друга в измене, тем самым демонстрируя своё несерьёзное, наплевательское отношение к происходящему печальному таинству.
За Ричардом всюду следуют его фавориты-подхалимы Буши, Бегот и Грин. Эта троица и их взаимодействие с королём представлены в несколько утрированном виде - они всё время что-то ему нашёптывают, хлопают в ладоши, реагируя на его реплики и решения. Есть в этом что-то нарочито наигранное - такая неприкрытая игра в искреннюю детскую преданность.
В противовес этим томным искусственным мальчикам - старшее поколение с их глубокими голосами и взвешенной жизненной позицией. Джон Гонт, герцог Ланкастерский - дядя короля и отец Генриха Болингброка, сломленный, изможденный изгнанием сына и отчаянием при виде ситуации, в которую ввергнута Англия. Ему принадлежит страстный монолог, который своей мощью и патриотическим пафосом заслужил славу и вне пьесы. Майкл Пеннингтон в этой роли очень убедителен - в каждом своем появлении на сцене (а его жизненный путь в этом действии очень недолог), в каждой своей реплике, дышащей страстью и радением за страну...
Другой дядя Ричарда - Эдмунд Ленгли, герцог Йоркский - обладает противоположным характером: человек добрый, мягкосердечный, он любит обоих своих племянников, стараясь остаться вне схватки, по-родственному поддержать и одного, и другого. Но когда речь идёт о верности, он следует своему долгу и присяге. Встречая Болингброка, нарушившего условия изгнания (приказ своего короля), он стыдит и распекает его, отказываясь "быть дядей изменника", но стоит Генриху взойти на престол законно (после добровольного отречения Ричарда), и он будет служить ему столь же преданно как и предыдущему монарху.
Герцог Йоркский в исполнении Оливера Форда Дейвиса сразу же располагает к себе, вызывает тёплые чувства. Более того, он наделён чертами комедийного персонажа - его суетливость, реакции, манера подачи реплик вызывают улыбку. Даже сам Ричард, который не приемлет критику и грубо срывается на умирающего Гонта, наставления Йорка принимает снисходительно, по сути, просто пропуская мимо ушей.
Первое действие спектакля изобилует длинными пространными монологами, призванными ввести зрителя в курс дела, обосновать позиции персонажей, определить их принадлежность к той или иной стороне в этом конфликте. Однако, наблюдать за этим не скучно. К тому же, помимо непосредственного действия внимания заслуживает сценография. Прекрасные костюмы - звенящие кольчуги воинов, стремительно сменяющиеся изящные наряды Ричарда...
Декорации, по сути, сведены к минимуму - атмосфера создаётся посредством меняющихся в зависимости от сцены световых эффектов, проекций. Из технических элементов следует выделить металлическую платформу, которая на протяжении первой части повествования позволяет Ричарду находится над всеми. Это важный элемент, наглядно иллюстрирующий "вертикальность" пьесы, о которой очень интересно рассуждает Грегори Доран в интервью: "...на протяжении всей пьесы он [Ричард] остаётся приподнятым над основным действием как будто он прогуливается поверх подданных. Если верить хроникам, то он буквально так и поступал. <...> И когда его приглашают спуститься вниз, он произносит знаменитое: "Спуститься? Я спущусь, как Фаэтон, | Не удержавший буйных жеребцов. |Вниз! Вниз, король! - дорогой униженья, | Чтоб выказать изменникам смиренье", и с этими словами уходит вниз... <...> И самое последнее, что он говорит после предательского убийства: "Душа, с греховной плотью распростись. Твой трон на небе, - отлетай же ввысь!"
Итак, мы видим, как можно разобраться в физическом состоянии, то есть, как физически прочувствовать "вертикальность" его путешествия. Это способ досконально рассмотреть пьесу, и наш способ постановки. Также это каким-то образом показывает физическое выражение веры Ричарда в себя, в божественное право всех королей".
Ну, и, конечно же, пора сказать о человеке, с которым зритель путешествует по этой "вертикали": о Ричарде II воплотившемся и о Дэвиде перевоплотившемся.
Текст пьесы довольно гибкий, позволяющий трактовать развитие образа двояко: показать героя как "эгоиста, романтизирующего свои страдания", или же увидеть его "очеловечивание", изменение через эти страдания. Доран выбрал второй вариант: "Ричард - нарцисс, достаточно неприятный тип на протяжении трёх актов. И всё-таки нужно каким-то образом отыскать в персонаже человечность. <...> Посередине пьесы появляется ощущение, что он падает с высоты своего величия, когда поворачивает колесо фортуны, и обнаруживает человеческие чувства, начинает понимать чужие эмоции. Они его трогают".
Дэвиду Теннанту удаётся органично существовать в этой концепции: впечатлительный, ранимый, слабый человек, избравший неверный путь под воздействием внешних факторов и обстоятельств, и очистившийся, возвеличившийся через страдания. Это именно то, в чём он всегда очень хорош - сочетание мягкости и решимости, сентиментальности и драматизма. Однако, надо отметить, что, оставаясь собой (с узнаваемой мимикой, знакомыми реакциями), прибывая, в принципе, в рамках традиционного для себя амплуа, он заставляет забыть о том, что было до, не повторяется, не кажется отголоском своих прошлых работ...
Перед нами Ричард II, и мы следим за его трансформацией, за его своеобразным взрослением:
сначала он самодовольный, самовлюблённый, капризный, упивающийся вседозволенностью, заботящийся лишь о своих прихотях
но вот он сталкивается с возражением, неприятием, предательством - уже никто не ловит каждое его слово с восхищением, вдруг выясняется, что любые поступки (особенно необдуманные, эгоистичные) имеют цену... он растерян, подавлен, впадает в отчаяние, ему приходится напоминать себе, что он - король, что он - "божий ставленник"... на какие-то доли секунды он впервые начинает сомневаться в своём свыше дарованном праве...
и в финале своего пути - это уже абсолютно скорбная фигура - низвергнутый, покинутый, сломленный, одинокий...
Второе действие спектакля более динамичное и драматичное, нежели первое. Именно здесь Ричард раскрывается, предстаёт во всей красе. И в первую очередь, конечно же, в сильной, напряженной и прекрасной сцене отречения от престола, когда, казалось бы, находясь в униженном положении, прибывая во взвинченном состоянии (совершая какие-то ребячливые поступки, будто в лёгком помешательстве), Ричард невероятно величествен. И хоть на словах он признаёт победу Болингброка, остаётся ощущение, что он, наоборот, снисходит до него - король "божественный" до короля земного, или даже приземленного (и это ощущение настолько проникает вглубь сознания, что позже, когда Болингброк сменяет свой походный наряд на изящные королевские одежды, в которых был так хорош Ричард в начале спектакля, кажется, что ему в них неуютно, что они сшиты не по размеру, сняты с чужого плеча).
Нужно отметить, что Грегори Доран очень заботлив по отношению к своему зрителю. Понимая, какое впечатление произведёт сцена отречения и последующее прощание с королевой под улюлюканье конвоиров, зная, что впереди ещё один щемящий момент - заточение и гибель Ричарда, он мастерски разряжает обстановку откровенно комедийным эпизодом. Кто бы мог подумать, что уличение в предательстве Омерля и последующее моление родителей о его судьбе пред Болингброком может быть решено в таком ключе?! Причём, это сделано так точно и доказательно, что ничуть не выламывается из логики действия, не смотрится вставным номером, а просто даёт передышку перед очередным погружением в драму.
В уже не раз здесь мною процитированном интервью... [очень интересном, кстати, интервью - с рядом любопытных суждений: в частности, с тронувшим меня рассуждением о важности слов (не текста даже, а именно конкретных слов)]... так вот, в интервью Доран упоминает о самовосприятии Ричарда: "Язык пьесы, метафоры, создаваемая картинка - всё говорит о том, что Ричард позиционирует себя как Христа. <...> Есть что-то абсолютно неловкое в том, что он представляет себя подобным образом". Однако, при всей "неловкости" режиссёр в какой-то степени включается в эту игру, визуализировав метафорический поцелуй Иуды, показав Ричарда, безмолвно прощающим своего убийцу, и подчеркнув это финальной мизансценой - "вознесением души к небесному трону".
Да, возможно, об этом спектакле нельзя говорить как о каком-то откровении, переосмыслении, потенциальной театральной классике, но он, определенно, не дежурный пункт культурной программы. О нём хочется вспоминать, о нём хочется думать, он стимулирует интерес к предмету и вызывает желание пересмотреть, потому что есть стойкое ощущение, что в следующий раз удастся увидеть его по-новому, ещё что-то найти, ещё что-то понять.
По-моему, получилось не совсем так, как я планировала, не совсем то, что я чувствовала... Тем не менее, мне бы хотелось сохранить эту попытку осмысления и изложения (с большим количеством красивых картинок) и в собственном журнале (раз уж я сюда вернулась).
Оригинал взят у invisible_genij в "О нём скажу одно в надгробном слове: Он был король по доблести, по крови"
За краткую историю существования нашего сообщества речь на его страницах шла о многих замечательных фильмах и сериалах. Однако, я дерзну первой коснуться темы британского театра.
К счастью, благодаря театральным киносезонам, организатором которых выступает арт-объединение CoolConnections, возможность окунуться в атмосферу театральной Британии на данный момент уже получили жители ряда российских городов, а также Казахстана (Алматы, Актау, Атырау) и Татарстана (Казань) - и география проекта постоянно расширяется. Основная часть репертуара таких показов (на данный момент) - постановки пьес Уильяма Шекспира, об одной из которых - "Ричарде II" Королевской Шекспировской компании (RSC) - мне бы и хотелось сегодня рассказать.
Спектакль вышел осенью прошлого года на "домашней" сцене - в Королевском шекспировском театре, что в Страдфорде-на-Эйвоне, а позже (в декабре-январе) с некоторыми коррективами шёл в лондонском театре Barbican. Запись была сделана 13 ноября 2013 года в Страдфорде.
Режиссер: Грегори Доран (эта работа является его дебютом в роли художественного руководителя Королевской шекспировской компании, а также стартом амбициозного проекта - постановки всех 36 пьес Первого фолио в ближайшие шесть лет).
В ролях: Дэвид Теннант (Ричард II), Найджел Линдси (Генри Болингброк), Майкл Пеннингтон (Джон Гонт, герцог Ланкастерский), Оливер Форд Дейвис (герцог Йоркский), Оливер Рикс (герцог Омерль) и другие.
Историческая хроника "Ричард II" повествует о судьбе короля Англии Ричарда II и захвате власти его двоюродным братом Генрихом Болингброком. Ричард представлен в пьесе носителем феодального принципа "божественного" происхождения королевской власти, он считает, что в личности монарха сосредоточена вся сущность власти. Этой точке зрения противопоставляется другая - что средоточием всего является не личность монарха, а государство. Бытует мнение, что художественный строй данной пьесы во многом определяется намерением утвердить определенный политический тезис, потому некоторые эпизоды являются откровенно иллюстративными, имея своей целью лишь декларирование тех или иных политических принципов устами персонажей. Однако, мне показалось, в данной постановке на первый план выведены всё-таки человеческие, нравственные принципы, исследование двойственности фигуры Ричарда II.
Спектакль начинается, пространственно не следуя шекспировскому тексту - не в замке, а на похоронах герцога Глостерского (тем самым акцентируется внимание на линии, проходящей сквозь всё повествовании - на преступлении Ричарда не только против государства (ввергнутого им в нищету и разорение), но и против собственной семьи (приказ убить родного дядю)). Сценическое пространство Королевского шекспировского театра организовано таким образом (сцена врезается в зал своеобразным подиумом, разбивая его на три сектора), что зрители могут почувствовать себя не сторонними наблюдателями, а участниками этой панихиды. В полумраке звучит скорбное пение, похожее на ангельское (группа хористок и секция духовых инструментов расположены на верхних ярусах зрительного зала).
Именно здесь, среди пришедших отдать дань уважения погибшему, зритель впервые встречает Ричарда - праздного, кокетливого, в светлых одеждах с золотым отливом, летящей походкой врывающегося в эту тихую возвышенную мизансцену. Прямо у гроба, дежурно похлопав по плечу безутешную вдову, он затевает разбирательство между Болингброком и Маубреем, обвиняющими друг друга в измене, тем самым демонстрируя своё несерьёзное, наплевательское отношение к происходящему печальному таинству.
За Ричардом всюду следуют его фавориты-подхалимы Буши, Бегот и Грин. Эта троица и их взаимодействие с королём представлены в несколько утрированном виде - они всё время что-то ему нашёптывают, хлопают в ладоши, реагируя на его реплики и решения. Есть в этом что-то нарочито наигранное - такая неприкрытая игра в искреннюю детскую преданность.
В противовес этим томным искусственным мальчикам - старшее поколение с их глубокими голосами и взвешенной жизненной позицией. Джон Гонт, герцог Ланкастерский - дядя короля и отец Генриха Болингброка, сломленный, изможденный изгнанием сына и отчаянием при виде ситуации, в которую ввергнута Англия. Ему принадлежит страстный монолог, который своей мощью и патриотическим пафосом заслужил славу и вне пьесы. Майкл Пеннингтон в этой роли очень убедителен - в каждом своем появлении на сцене (а его жизненный путь в этом действии очень недолог), в каждой своей реплике, дышащей страстью и радением за страну...
Другой дядя Ричарда - Эдмунд Ленгли, герцог Йоркский - обладает противоположным характером: человек добрый, мягкосердечный, он любит обоих своих племянников, стараясь остаться вне схватки, по-родственному поддержать и одного, и другого. Но когда речь идёт о верности, он следует своему долгу и присяге. Встречая Болингброка, нарушившего условия изгнания (приказ своего короля), он стыдит и распекает его, отказываясь "быть дядей изменника", но стоит Генриху взойти на престол законно (после добровольного отречения Ричарда), и он будет служить ему столь же преданно как и предыдущему монарху.
Герцог Йоркский в исполнении Оливера Форда Дейвиса сразу же располагает к себе, вызывает тёплые чувства. Более того, он наделён чертами комедийного персонажа - его суетливость, реакции, манера подачи реплик вызывают улыбку. Даже сам Ричард, который не приемлет критику и грубо срывается на умирающего Гонта, наставления Йорка принимает снисходительно, по сути, просто пропуская мимо ушей.
Первое действие спектакля изобилует длинными пространными монологами, призванными ввести зрителя в курс дела, обосновать позиции персонажей, определить их принадлежность к той или иной стороне в этом конфликте. Однако, наблюдать за этим не скучно. К тому же, помимо непосредственного действия внимания заслуживает сценография. Прекрасные костюмы - звенящие кольчуги воинов, стремительно сменяющиеся изящные наряды Ричарда...
Декорации, по сути, сведены к минимуму - атмосфера создаётся посредством меняющихся в зависимости от сцены световых эффектов, проекций. Из технических элементов следует выделить металлическую платформу, которая на протяжении первой части повествования позволяет Ричарду находится над всеми. Это важный элемент, наглядно иллюстрирующий "вертикальность" пьесы, о которой очень интересно рассуждает Грегори Доран в интервью: "...на протяжении всей пьесы он [Ричард] остаётся приподнятым над основным действием как будто он прогуливается поверх подданных. Если верить хроникам, то он буквально так и поступал. <...> И когда его приглашают спуститься вниз, он произносит знаменитое: "Спуститься? Я спущусь, как Фаэтон, | Не удержавший буйных жеребцов. |Вниз! Вниз, король! - дорогой униженья, | Чтоб выказать изменникам смиренье", и с этими словами уходит вниз... <...> И самое последнее, что он говорит после предательского убийства: "Душа, с греховной плотью распростись. Твой трон на небе, - отлетай же ввысь!"
Итак, мы видим, как можно разобраться в физическом состоянии, то есть, как физически прочувствовать "вертикальность" его путешествия. Это способ досконально рассмотреть пьесу, и наш способ постановки. Также это каким-то образом показывает физическое выражение веры Ричарда в себя, в божественное право всех королей".
Ну, и, конечно же, пора сказать о человеке, с которым зритель путешествует по этой "вертикали": о Ричарде II воплотившемся и о Дэвиде перевоплотившемся.
Текст пьесы довольно гибкий, позволяющий трактовать развитие образа двояко: показать героя как "эгоиста, романтизирующего свои страдания", или же увидеть его "очеловечивание", изменение через эти страдания. Доран выбрал второй вариант: "Ричард - нарцисс, достаточно неприятный тип на протяжении трёх актов. И всё-таки нужно каким-то образом отыскать в персонаже человечность. <...> Посередине пьесы появляется ощущение, что он падает с высоты своего величия, когда поворачивает колесо фортуны, и обнаруживает человеческие чувства, начинает понимать чужие эмоции. Они его трогают".
Дэвиду Теннанту удаётся органично существовать в этой концепции: впечатлительный, ранимый, слабый человек, избравший неверный путь под воздействием внешних факторов и обстоятельств, и очистившийся, возвеличившийся через страдания. Это именно то, в чём он всегда очень хорош - сочетание мягкости и решимости, сентиментальности и драматизма. Однако, надо отметить, что, оставаясь собой (с узнаваемой мимикой, знакомыми реакциями), прибывая, в принципе, в рамках традиционного для себя амплуа, он заставляет забыть о том, что было до, не повторяется, не кажется отголоском своих прошлых работ...
Перед нами Ричард II, и мы следим за его трансформацией, за его своеобразным взрослением:
сначала он самодовольный, самовлюблённый, капризный, упивающийся вседозволенностью, заботящийся лишь о своих прихотях
но вот он сталкивается с возражением, неприятием, предательством - уже никто не ловит каждое его слово с восхищением, вдруг выясняется, что любые поступки (особенно необдуманные, эгоистичные) имеют цену... он растерян, подавлен, впадает в отчаяние, ему приходится напоминать себе, что он - король, что он - "божий ставленник"... на какие-то доли секунды он впервые начинает сомневаться в своём свыше дарованном праве...
и в финале своего пути - это уже абсолютно скорбная фигура - низвергнутый, покинутый, сломленный, одинокий...
Второе действие спектакля более динамичное и драматичное, нежели первое. Именно здесь Ричард раскрывается, предстаёт во всей красе. И в первую очередь, конечно же, в сильной, напряженной и прекрасной сцене отречения от престола, когда, казалось бы, находясь в униженном положении, прибывая во взвинченном состоянии (совершая какие-то ребячливые поступки, будто в лёгком помешательстве), Ричард невероятно величествен. И хоть на словах он признаёт победу Болингброка, остаётся ощущение, что он, наоборот, снисходит до него - король "божественный" до короля земного, или даже приземленного (и это ощущение настолько проникает вглубь сознания, что позже, когда Болингброк сменяет свой походный наряд на изящные королевские одежды, в которых был так хорош Ричард в начале спектакля, кажется, что ему в них неуютно, что они сшиты не по размеру, сняты с чужого плеча).
Нужно отметить, что Грегори Доран очень заботлив по отношению к своему зрителю. Понимая, какое впечатление произведёт сцена отречения и последующее прощание с королевой под улюлюканье конвоиров, зная, что впереди ещё один щемящий момент - заточение и гибель Ричарда, он мастерски разряжает обстановку откровенно комедийным эпизодом. Кто бы мог подумать, что уличение в предательстве Омерля и последующее моление родителей о его судьбе пред Болингброком может быть решено в таком ключе?! Причём, это сделано так точно и доказательно, что ничуть не выламывается из логики действия, не смотрится вставным номером, а просто даёт передышку перед очередным погружением в драму.
В уже не раз здесь мною процитированном интервью... [очень интересном, кстати, интервью - с рядом любопытных суждений: в частности, с тронувшим меня рассуждением о важности слов (не текста даже, а именно конкретных слов)]... так вот, в интервью Доран упоминает о самовосприятии Ричарда: "Язык пьесы, метафоры, создаваемая картинка - всё говорит о том, что Ричард позиционирует себя как Христа. <...> Есть что-то абсолютно неловкое в том, что он представляет себя подобным образом". Однако, при всей "неловкости" режиссёр в какой-то степени включается в эту игру, визуализировав метафорический поцелуй Иуды, показав Ричарда, безмолвно прощающим своего убийцу, и подчеркнув это финальной мизансценой - "вознесением души к небесному трону".
Да, возможно, об этом спектакле нельзя говорить как о каком-то откровении, переосмыслении, потенциальной театральной классике, но он, определенно, не дежурный пункт культурной программы. О нём хочется вспоминать, о нём хочется думать, он стимулирует интерес к предмету и вызывает желание пересмотреть, потому что есть стойкое ощущение, что в следующий раз удастся увидеть его по-новому, ещё что-то найти, ещё что-то понять.