Стояли звери около двери.....
" Ровно в три часа, в соответствии с трудовым законодательством,
принес ключи доктор наук Амвросий Амбруазович Выбегалло. Он был в
валенках, подшитых кожей, в пахучем извозчицком тулупе, из поднятого
воротника торчала вперед седоватая нечистая борода. Волосы он стриг под
горшок, так что никто никогда не видел его ушей.
-- Эта... -- сказал он, приближаясь. -- У меня там, может, сегодня
кто вылупится. В лаборатории, значить. Надо бы, эта, посмотреть. Я ему
там запасов наложил, эта, хлебца, значить, буханок пять, ну там отрубей
пареных, два ведра обрату. Ну, а как все, эта, поест, кидаться начнет,
значить. Так ты мне, мон шер, того, брякни, милый."
Понедельник начинается в субботу
"В дверь постучали. Затем дверь мягко
отъехала в сторону, и на пороге остановился маленький
черноволосый Шарль Моллар, радиооптик.
- Войдите?- спросил Моллар.
- Вот именно,- сказал Дауге.
Моллар всплеснул руками.
- Маис нон!- воскликнул он, радостно улыбаясь. Он всегда
радостно улыбался.- Нон "войдите". Я хотел познать: войтить?
- Конечно,- сказал Юрковский со стула.- Конечно, войтить,
Шарль. Чего уж тут.
Моллар вошел, задвинул дверь и с любопытством задрал
голову.
- Вольдемар,- сказал он, великолепно картавя.- Ви учится
ходить по потолку?
- Уи, мадам,- сказал Дауге с ужасным акцентом.- В смысле
месье, конечно. Собственно, иль шерш ля Варечка.
- Нет-нет!- вскричал Моллар. Он даже замахал руками.-
Только не так. Только по-русску. Я же говорю только по-русску! "
Путь на Амальтею
"-- Другой мир, другой мир... -- ворчит Щекн. -- разве вам тесно в этом?
-- Как тебе сказать... Тесно должно быть нашему воображению.
-- Еще бы! -- ядовито произносит Щекн. -- ведь стоит вам попасть в
другой мир, как вы сейчас же начинаете переделывать его на подобие вашего
собственного. И, конечно же, вашему воображению снова становится тесно, и
тогда вы ищете еще какой нибудь мир и опять принимаетесь переделывать его."
Жук в муравейнике
"- Погода, господа, нынче - снег, - объявил он. Он был совершенно
пьян. Госпожа Мозес поставила перед ним суп, он сурово заглянул в тарелку
и отхлебнул из кружки. - О чем речь? - осведомился он.
- Мы обсуждали здесь возможность посещения Земли визитерами из
космического пространства, - пояснил дю Барнстокр, приятно улыбаясь.
- Что это вы имеете в виду? - спросил господин Мозес, с огромным
подозрением уставясь поверх кружки на дю Барнстокра. - Не ожидал этого от
вас, Барн... Барл... дю! "
Отель "У погибшего альпиниста"
"Город прорвало, как нарыв. Впереди драпали избранные, драпали
магистратура и полиция, драпали промышленность и торговля, драпали суд и
акциз, финансы и народное просвещение, почта и телеграф, драпали золотые
рубашки - все, все в облаках бензиновой вони, в трескотне выхлопов,
встрепанные, агрессивные, злобные, тупые, лихоимцы, стяжатели, слуги народа,
в вое автомобильных сирен, в истерическом стоне сигналов - рев стоял на
шоссе, а гигантский фурункул все выдавливался и выдавливался, и когда
схлынул гной, потекла кровь: собственно народ - на битком набитых
грузовиках, в перекошенных автобусах, в навьюченных малолитражках, на
мотоциклах, на велосипедах, на повозках, пешком, толкая ручные тележки,
пешком, сгибаясь под тяжестью узлов, пешком с пустыми руками, угрюмые,
молчаливые, потерявшиеся, оставляя позади себя дома, своих клопов, свое
нехитрое счастье, налаженную жизнь, свое прошлое и свое будущее. За народом
отступала армия."
Гадкие лебеди.
Плохо, что они ушли. Но хорошо, что были признаны при жизни. Вероятно, у каждого поколения свои книги и Стругацкие неотделимы от позднего СССР, от обсуждений на кухнях, от самопальных перепечаток, от инженеров, получающих гроши....Не понять, если не пережил.
А может, мне просто хотелось переварить факт и попрощаться на свой манер.
принес ключи доктор наук Амвросий Амбруазович Выбегалло. Он был в
валенках, подшитых кожей, в пахучем извозчицком тулупе, из поднятого
воротника торчала вперед седоватая нечистая борода. Волосы он стриг под
горшок, так что никто никогда не видел его ушей.
-- Эта... -- сказал он, приближаясь. -- У меня там, может, сегодня
кто вылупится. В лаборатории, значить. Надо бы, эта, посмотреть. Я ему
там запасов наложил, эта, хлебца, значить, буханок пять, ну там отрубей
пареных, два ведра обрату. Ну, а как все, эта, поест, кидаться начнет,
значить. Так ты мне, мон шер, того, брякни, милый."
Понедельник начинается в субботу
"В дверь постучали. Затем дверь мягко
отъехала в сторону, и на пороге остановился маленький
черноволосый Шарль Моллар, радиооптик.
- Войдите?- спросил Моллар.
- Вот именно,- сказал Дауге.
Моллар всплеснул руками.
- Маис нон!- воскликнул он, радостно улыбаясь. Он всегда
радостно улыбался.- Нон "войдите". Я хотел познать: войтить?
- Конечно,- сказал Юрковский со стула.- Конечно, войтить,
Шарль. Чего уж тут.
Моллар вошел, задвинул дверь и с любопытством задрал
голову.
- Вольдемар,- сказал он, великолепно картавя.- Ви учится
ходить по потолку?
- Уи, мадам,- сказал Дауге с ужасным акцентом.- В смысле
месье, конечно. Собственно, иль шерш ля Варечка.
- Нет-нет!- вскричал Моллар. Он даже замахал руками.-
Только не так. Только по-русску. Я же говорю только по-русску! "
Путь на Амальтею
"-- Другой мир, другой мир... -- ворчит Щекн. -- разве вам тесно в этом?
-- Как тебе сказать... Тесно должно быть нашему воображению.
-- Еще бы! -- ядовито произносит Щекн. -- ведь стоит вам попасть в
другой мир, как вы сейчас же начинаете переделывать его на подобие вашего
собственного. И, конечно же, вашему воображению снова становится тесно, и
тогда вы ищете еще какой нибудь мир и опять принимаетесь переделывать его."
Жук в муравейнике
"- Погода, господа, нынче - снег, - объявил он. Он был совершенно
пьян. Госпожа Мозес поставила перед ним суп, он сурово заглянул в тарелку
и отхлебнул из кружки. - О чем речь? - осведомился он.
- Мы обсуждали здесь возможность посещения Земли визитерами из
космического пространства, - пояснил дю Барнстокр, приятно улыбаясь.
- Что это вы имеете в виду? - спросил господин Мозес, с огромным
подозрением уставясь поверх кружки на дю Барнстокра. - Не ожидал этого от
вас, Барн... Барл... дю! "
Отель "У погибшего альпиниста"
"Город прорвало, как нарыв. Впереди драпали избранные, драпали
магистратура и полиция, драпали промышленность и торговля, драпали суд и
акциз, финансы и народное просвещение, почта и телеграф, драпали золотые
рубашки - все, все в облаках бензиновой вони, в трескотне выхлопов,
встрепанные, агрессивные, злобные, тупые, лихоимцы, стяжатели, слуги народа,
в вое автомобильных сирен, в истерическом стоне сигналов - рев стоял на
шоссе, а гигантский фурункул все выдавливался и выдавливался, и когда
схлынул гной, потекла кровь: собственно народ - на битком набитых
грузовиках, в перекошенных автобусах, в навьюченных малолитражках, на
мотоциклах, на велосипедах, на повозках, пешком, толкая ручные тележки,
пешком, сгибаясь под тяжестью узлов, пешком с пустыми руками, угрюмые,
молчаливые, потерявшиеся, оставляя позади себя дома, своих клопов, свое
нехитрое счастье, налаженную жизнь, свое прошлое и свое будущее. За народом
отступала армия."
Гадкие лебеди.
Плохо, что они ушли. Но хорошо, что были признаны при жизни. Вероятно, у каждого поколения свои книги и Стругацкие неотделимы от позднего СССР, от обсуждений на кухнях, от самопальных перепечаток, от инженеров, получающих гроши....Не понять, если не пережил.
А может, мне просто хотелось переварить факт и попрощаться на свой манер.