Фельетон Михаила Кольцова
Оригинал взят у avderin в Фельетон Михаила Кольцова
В 20-30 годы коренной киевлянин Михаил Кольцов был самым популярным журналистом СССР. В феврале 1940г. он был расстрелян. В Киеве на Борщаговке в его честь назван бульвар.
Совсем недавно опубликовали его малоизвестные статьи и фельетоны, написанные ним в Киеве в 1918 году. Именно из-за них автора обвинили в шпионстве и антисоветской деятельности.
Вот один из его фельетонов.
Немцы в Киеве
Германские зарядные ящики и походные кухни впервые загромыхали по киевским мостовым 21 февраля. Большевики уходили через Дарницу, освещая заревом пожаров быстрый путь свой. На улицах потрескивали редкие выстрелы. Это вновь пришедшие расправлялись с застрявшими в городе. Мокрая вьюга стлалась над городом. Жители молчали и ждали.
Германские интервенты вступают в Киев (фото из БСЭ)
Немцы пришли с реформами. Они начали реформы с вокзала. Тридцать нанятых германским командованием баб три дня сряду скребли, мыли и чистили темный, грязный, испакощенный киевский вокзал. Полгорода сбежалось на эту диковину, полгорода смотрело с удивлением и тревогой на яростную борьбу мыла и щеток с проплеванными черными вокзальными стенами.
Тревога была не напрасна. Немцы взялись за нас всерьез. В ответственные и критические для самой Германии дни, на пятом году великой войны, под грохот пушек-колоссаль и скрежет танков они не удержались от соблазна любимого занятия и, засучив рукава, принялись отмывать Украину.
Чистили вокзалы, улицы, сады, дома, людей и животных. Мыли тротуары, чистили мостовые, устраивали скверы, строили ограды, бараки, мосты, садовые скамейки. С остервенелым упоением прибивали вывески, плакаты, надписи, номера.
Мыли и скребли старательно, жестоко и бездушно. С лица усталой измученной страны мутным ручьем вместе с пылью и грязью стекала кровь.
Кажется, немцы хотели добра Украине. Кажется, они хотели сделать из нее Европу.Германии нужно было обзавестись культурной союзницей. И растрепанную всклокоченную хохлацкую голову смешно стригли и причесывали а ля центральная европейская держава.
Были в середине лета такие дни и недели, когда немецкая работа казалась уже не напрасной. Уверенно-упрямые и торопливые германские парикмахеры начали обретать успех. Из приготовительного класса немецкой культуры вымытый и вычищенный Киев стал переходить в первый.
Уже на смену чистильщикам и метельщикам приехали из Берлина новые мастера. Появились германские и австрийские антрепренеры, переводчики немецких пьес, заведующие "Kunst-propagande" на Украине, мюнхенские издатели, франкфуртские кинематографисты и лейпцигские профессора без определенных занятий.
Уже - чудо из чудес! - старый, равнодушный, лукавый Киев стал менять свое лицо и наводить на себя новое, какое-то робко-западное. Уже появилось на улицах что-то от Страсбурга, от Кельна или Будапешта. Уже явились немецкие магазины. "Bier vjm Fass", киоски и вывески. В соловцовском театре веселилась и делала сборы венская оперетка, уже сидели в кафе "Эльдорадо" немецкие кокотки с белыми шеями и длинными крепкими ногами, уже лейтенанты возвращались в полночь нетвердыми ногами, чувствовали себя почти на родине.
Русский революционер Борис Донской дополнил последнюю деталь в общей картине. Он убил германского наместника Эйхгона. Бессильный жест мести и отчаяния, то, что делают сербы в Боснии, индусы в Бенаресе, многочисленные фанатики во всех оккупированных и аннексированных землях.
И когда торжественная огромная процессия с телом фельдмаршала медленно и тяжело двигалась через вечерний притихший Киев, когда за колесницей при свете факелов шли немецкие легионы, казалось, что это - конец, что через труп своего генерала Германия твердой пятой ступила на Украину, что это если не навсегда, то надолго, как в Эльзасе или в Галиции...
Все вышло не так. Необъятное величие империи германской, раздувшись угрожающим жутким пузырем, вдруг лопнуло и растеклось красной горячей жижей восстаний, криков, митингов и социалистических штыков. Жутко закачавшись, каменный императорский истукан беззвучно свалился в пропасть. А за ним свалились и все громоздкие затеи империалистической Германии. Немцам пришла пора самим почиститься - где тут отмыть Украину?
Они стихли. Они замолчали; одиноко и осторожно бродят по улицам уже не своего Киева. Они по-прежнему вежливы и аккуратны, но уже угрюмы и бездеятельны. На ночь они запираются. У них совдеп и они хотят на родину.
Директория открыла для них железную дорогу. Через месяц германских солдат уже не будет на Украине. Мы проводим их молчанием. Не будет приветственных прощальных кликов - хмуро и неприязненно гостили немцы у нас. Но не будет и поношений - ведь отбирая одной рукой хлеб, оккупанты другой вооруженной рукой защищали наши дома и кошельки, охраняли запоры и стерегли наш спокойный сон на тихих улицах.
Мы обещаем только одно: что долго будем помнить их.
В 20-30 годы коренной киевлянин Михаил Кольцов был самым популярным журналистом СССР. В феврале 1940г. он был расстрелян. В Киеве на Борщаговке в его честь назван бульвар.
Совсем недавно опубликовали его малоизвестные статьи и фельетоны, написанные ним в Киеве в 1918 году. Именно из-за них автора обвинили в шпионстве и антисоветской деятельности.
Вот один из его фельетонов.
Немцы в Киеве
Германские зарядные ящики и походные кухни впервые загромыхали по киевским мостовым 21 февраля. Большевики уходили через Дарницу, освещая заревом пожаров быстрый путь свой. На улицах потрескивали редкие выстрелы. Это вновь пришедшие расправлялись с застрявшими в городе. Мокрая вьюга стлалась над городом. Жители молчали и ждали.
Германские интервенты вступают в Киев (фото из БСЭ)
Немцы пришли с реформами. Они начали реформы с вокзала. Тридцать нанятых германским командованием баб три дня сряду скребли, мыли и чистили темный, грязный, испакощенный киевский вокзал. Полгорода сбежалось на эту диковину, полгорода смотрело с удивлением и тревогой на яростную борьбу мыла и щеток с проплеванными черными вокзальными стенами.
Тревога была не напрасна. Немцы взялись за нас всерьез. В ответственные и критические для самой Германии дни, на пятом году великой войны, под грохот пушек-колоссаль и скрежет танков они не удержались от соблазна любимого занятия и, засучив рукава, принялись отмывать Украину.
Чистили вокзалы, улицы, сады, дома, людей и животных. Мыли тротуары, чистили мостовые, устраивали скверы, строили ограды, бараки, мосты, садовые скамейки. С остервенелым упоением прибивали вывески, плакаты, надписи, номера.
Мыли и скребли старательно, жестоко и бездушно. С лица усталой измученной страны мутным ручьем вместе с пылью и грязью стекала кровь.
Кажется, немцы хотели добра Украине. Кажется, они хотели сделать из нее Европу.Германии нужно было обзавестись культурной союзницей. И растрепанную всклокоченную хохлацкую голову смешно стригли и причесывали а ля центральная европейская держава.
Были в середине лета такие дни и недели, когда немецкая работа казалась уже не напрасной. Уверенно-упрямые и торопливые германские парикмахеры начали обретать успех. Из приготовительного класса немецкой культуры вымытый и вычищенный Киев стал переходить в первый.
Уже на смену чистильщикам и метельщикам приехали из Берлина новые мастера. Появились германские и австрийские антрепренеры, переводчики немецких пьес, заведующие "Kunst-propagande" на Украине, мюнхенские издатели, франкфуртские кинематографисты и лейпцигские профессора без определенных занятий.
Уже - чудо из чудес! - старый, равнодушный, лукавый Киев стал менять свое лицо и наводить на себя новое, какое-то робко-западное. Уже появилось на улицах что-то от Страсбурга, от Кельна или Будапешта. Уже явились немецкие магазины. "Bier vjm Fass", киоски и вывески. В соловцовском театре веселилась и делала сборы венская оперетка, уже сидели в кафе "Эльдорадо" немецкие кокотки с белыми шеями и длинными крепкими ногами, уже лейтенанты возвращались в полночь нетвердыми ногами, чувствовали себя почти на родине.
Русский революционер Борис Донской дополнил последнюю деталь в общей картине. Он убил германского наместника Эйхгона. Бессильный жест мести и отчаяния, то, что делают сербы в Боснии, индусы в Бенаресе, многочисленные фанатики во всех оккупированных и аннексированных землях.
И когда торжественная огромная процессия с телом фельдмаршала медленно и тяжело двигалась через вечерний притихший Киев, когда за колесницей при свете факелов шли немецкие легионы, казалось, что это - конец, что через труп своего генерала Германия твердой пятой ступила на Украину, что это если не навсегда, то надолго, как в Эльзасе или в Галиции...
Все вышло не так. Необъятное величие империи германской, раздувшись угрожающим жутким пузырем, вдруг лопнуло и растеклось красной горячей жижей восстаний, криков, митингов и социалистических штыков. Жутко закачавшись, каменный императорский истукан беззвучно свалился в пропасть. А за ним свалились и все громоздкие затеи империалистической Германии. Немцам пришла пора самим почиститься - где тут отмыть Украину?
Они стихли. Они замолчали; одиноко и осторожно бродят по улицам уже не своего Киева. Они по-прежнему вежливы и аккуратны, но уже угрюмы и бездеятельны. На ночь они запираются. У них совдеп и они хотят на родину.
Директория открыла для них железную дорогу. Через месяц германских солдат уже не будет на Украине. Мы проводим их молчанием. Не будет приветственных прощальных кликов - хмуро и неприязненно гостили немцы у нас. Но не будет и поношений - ведь отбирая одной рукой хлеб, оккупанты другой вооруженной рукой защищали наши дома и кошельки, охраняли запоры и стерегли наш спокойный сон на тихих улицах.
Мы обещаем только одно: что долго будем помнить их.